Pax Blank - В Шторме
Он наблюдал пламенный закат и огромную луну, краснеющую от тлеющих угольков дня.
Затем вновь задался вопросом, накормит ли его кто-нибудь, и понял, как это маловероятно - с тех пор, как он отказался есть за столом Палпатина вчера. Челюсти напряглись - в понимании, что теперь этот отказ стал сражением одной воли с другой. Глупым, маленьким сражением, только с одним реальным результатом.
У него хватило здравого смысла сесть вчера, так почему логика подвела его, когда он отказался есть? Глупо. Тем более глупо, что он знал - знал - что, если вернется к тому столу, он опять откажется есть. Абсурдно, упрямо, злобно…
Он медленно покачал головой, отчитывая себя - ибо Мастера Йоды больше не было рядом для этого. Снова и снова он упрекал себя за негативное состояние духа…
И потому, сейчас, когда двери начали открываться, последовательно высвобождая звуки многократных задвижек, он был благодарен за это вмешательство. Немногословная рыжая энергично вошла в комнату и немедленно повернулась к нему, еще до того, как двери до конца открылись.
«Слишком быстро. Она уже знала, где я. Значит, в комнате наблюдение.»
Холодные зеленые глаза зафиксировались на нем.
- Император требует твоего присутствия.
Несколько долгих секунд он оставался сидеть на месте, любопытствуя, что она предпримет, если он откажется идти. И одновременно задаваясь вопросом, зачем ему это - когда у него уже есть одно бессмысленное сражение, продолжающееся прямо сейчас; еще одно такое же вряд ли было тем, что ему нужно.
Он получал уроки - но оставался вопрос, кому они выгодны?
Понимая, что он пристально смотрит на нее, рыжая немедленно насторожилась и прищурила ярко-зеленые глаза. Люк понаблюдал за ней еще немного - всматриваясь в холодное, осторожное выражение лица своей тюремщицы и силясь понять, что он видел: защитную реакцию или реальную эмоцию. Задавая себе жгучий вопрос: что происходит на самом деле позади того ледяного взгляда.
- Как тебя зовут?
Она ничего не ответила, лишь отвела глаза. Люк наклонил голову и потер виски:
- Отличное имя. Разве что немного короткое.
Со временем она должна будет расслабиться, смягчиться немного. Надави слишком сильно сейчас, и она только отступит дальше.
Кроме того он чувствовал, что у него еще будет время установить отношения с ней, чувствовал, что по каким-то причинам должен наладить их именно с ней. В конце концов, весьма очевидно, что она была главной здесь, неся ответственность за его охрану и безопасность - за то, чтобы держать его внутри. Даже если его усилия ничего не дадут, они отвлекут его от мыслей о дотошных и мелких манипуляциях Императора - а это уже хорошо.
Наконец он встал и свободно прошел вперед; рыжеволосая тут же осторожно отступила - чтобы остаться вне его досягаемости.
- Немного щекочет нервы, да? - беспечно пробормотал он, проходя мимо.
Она склонила голову набок, холодные глаза остались подчеркнуто равнодушными.
Он вновь прошел через большой сводчатый зал, двое охранников следовало за ним, мимо тяжелой, массивной мебели, отвечающей пропорциям комнаты. Шесть имперских гвардейцев стояло в дверях, через которые он вышел, еще шесть - в дверях, в которые он вошел.
В огромный зал, точно такой же, как накануне; тусклые тени, освещенные алым огнем, длинный заставленный едой стол.
И те же желтые глаза, впившиеся в него из-под темного капюшона, то же холодное развлечение, ясно написанное на лице Императора.
Люк ощутил, как поднимается внутри гнев - и снова заставил себя успокоиться силой воли. Хотя он не смог остановить ни напряжения челюстей, ни сужения глаз - что только принесло широкую улыбку на тонкие, бескровные губы старика.
Палпатин улыбнулся мгновенно вспыхнувшим эмоциям мальчишки - тому, как он афишировал их на лице, как заявлял о них в Силе.
Понимает ли он это?
Как освежающе наивен он, как чудесно не затронут и прост. Какая жалость, что это будет потеряно, пожертвовано Тьме. Но как полезно это здесь и сейчас, вся эта страсть и рвение - как легко будет их крутить и использовать.
Поскольку любая интенсивная эмоция была слабостью - особенно по отношению к отцу мальчишки. Он ощутил эти чувства на их первой встрече: весь этот гнев, замешательство и чудесное, страстное опровержение; не неверие, нет - мальчишка знал, что это правда, но определенно не принимал ее.
И эти эмоции были ведущими сейчас. Как и верность, конечно, - его друзьям и его делу, но она была бесполезна для Палпатина. Она могло послужить его целям, но только в более ограниченном смысле. Он нуждался кое в чем большем, кое в чем более глубоком. Верность была силой – он же нуждался в недостатке. И теперь он нашел его, тот самый, что так заботливо был обеспечен Кеноби.
Мальчишка боялся. Не Палпатина, хотя он и должен бы был. Но этот урок можно будет преподать позже, так, что Скайуокер никогда его не забудет.
Нет, этот страх был совсем другим. Чудесным и разрушительным.
Мальчишка боялся повторить судьбу своего отца. Потому что та же самая слабость бежала в его крови. Этот страх ярко горел в Силе во время их недолгого разговора вчера. Страх, что его падение неизбежно, что так же было с его отцом. И все эта эмоция страха искривлялась через призму возмущения и горькой, настоящей ненависти к Вейдеру. И через предательство Кеноби – тот так легко лгал ему об отце, которого мальчишка никогда не знал, никогда не имел, которого нашел и потерял в единственном ударе оскорбленного сердца.
Замечательные главенствующие эмоции. Сильные и бесспорные.
Если бы у мальчика было время, то он, конечно, постепенно достиг бы согласия со своим наследием - время и расстояние всегда предоставляли перспективу видения. Но у Палпатина не было никакого намерения дать ему это. Он заполучил Скайуокера в идеально подходящий момент и собирался использовать данный факт по максимуму. Он толкнет мальчишку, пока тот еще качается, подчеркивая его связь с отцом, подчеркивая его настолько ощутимую слабость. Убеждая в ее действительности и в неизбежности судьбы, наследия в его крови. Держа их близко - отца и сына - держа в оппозиции. Постоянно подталкивая и понукая, не давая времени, чтобы примириться, чтобы разобраться со всем этим. Вызывая все деформирующие душу страхи и сомнения, питающие негодование Скайуокера, и затем спуская его против отца.
Великолепная зияющая уязвимость.
Были и другие слабые места, разумеется, и Палпатин использует каждое из них - но ничто не могло сравниться с этим. С тем, что уже предоставило ему джедая. Осторожными манипуляциями это даст ему ситха.
Мысль принесла улыбку на его лицо, что еще больше выбило джедая из колеи.
Палпатин отвернулся, пытаясь скрыть свое веселье, медленно прошел к стулу и, устроившись на нем, снисходительно взглянул на мальчишку:
- Сядь.
Люк немедленно ощутил, как взбрыкнуло его упрямство. Приглашение было простым, но оно подразумевало, что у ситха были замыслы на их встречу, как бы тот ни пытался их завуалировать. Однако он подошел к стулу и сел - у него тоже была повестка дня на сегодня.
Палпатин кивнул в сторону накрытого стола:
- Поешь.
Худшим было то, что Люк знал, что Палпатин прав – ему нужно поесть. Каждый солдат знал: ты спишь, когда можешь, и ты ешь, когда можешь, потому что не знаешь, когда это будет доступно тебе вновь. Два дня без еды; уже и так ослабший от ран и операций, он чувствовал, как сдает физически, если не умственно. Ему нужно поесть. Если появится шанс побега, он будет слишком слаб, чтобы воспользоваться им. Он должен поесть.
Не будь упрям. Ешь.
- Нет.
Люк поник от собственного выбора.
Палпатин мельком взглянул на слуг, и те сразу вышли вперед - заполнить высокие дымчатые бокалы темным рубиновым вином. Ситх видел, как джедай одно мгновение смотрел на еду и затем решительно отвел взгляд в сторону, уставившись на огонь в камине. Он должен хотеть есть к этому моменту; Вейдер был проинструктирован кормить его по минимуму, а с тех пор, как мальчишка прибыл сюда, он не ел вообще. Палпатин хотел, чтобы его джедай оставался голодным и видел спасение только за этим столом – хотел, чтобы это дикое существо научилось есть из руки своего нового Мастера.
Мальчишка выбрал ошибочный путь для борьбы и знал об этом – Палпатин отлично читал его чувства в Силе - но тем не менее он продолжал сопротивляться, не мог поступить иначе. Решительный и упрямый, как его отец. Сила, которая могла стать слабостью при небольшом осторожном управлении. И слабость, которая могла стать силой, если он не будет сдерживать ее. Однако, если все пойдет по плану, это специфическое сражение будет закончено уже этим вечером.
Палпатин кивнул – и слуги вместе с теневыми охранниками Люка, поклонившись, тихо вышли из комнаты.
Люк вновь поймал дразнящий проблеск свободы из наружного коридора, увидев также и принятые меры у дальней стены, и поднятое в направлении открывшегося проема оружие.
