Алекс Блейд - Откровения. Книга первая. Время перемен
Несколько людей из личной охраны Анилея сопровождали какого-то человека в главный дом. Высокий, стройный, с хорошо выверенным, практически идеальным гладким лицом истинного римлянина.
Это был человек лет тридцати с небольшим, с темными, слегка спадающими длинными волосами, и блекло-розовой кожей, серыми глазами. Богатые мягкие белые ткани украшали его одеяния, ниспадая до самых ног. Металлический нагрудник блестел на солнце.
Впечатление он производил — это было бесспорно. В общем это был типичный представительный римлянин, коих в Хеврон обычно не заносило. Но он явно направлялся прямиком к Анилею.
Он лишь мельком взглянул в сторону двух тренирующихся людей, оценивая их. Но тут же отвернулся, словно бы сочтя их недостойными своего внимания. От зоны для тренировок до дворца была гораздо большее расстояние, чем от центральных садов, по которым сейчас шел этот римлянин. Казармы и тренировочные площадки, как бы скрывались за великолепием дворца от посторонних глаз, находясь в отдалении от него. И вскоре римлянин скрылся в недрах дворца.
Прошло не так уж много времени и из дворца вышел один из стражей, направившись сразу к Симеону и Эфраиму, закончивших тренировку, и находящихся на полпути к казармам.
Он подозвал к себе сначала Симеона, а Эфраим оставался ждать в стороне. Коротко о чем-то переговорив со стражем, Симеон вернулся к Эфраиму, объяснив, что господин Анилей хочет его видеть у себя, и этот человек проведет его внутрь. Симеон остался снаружи.
Дворец был просторным, изящным, с большими комнатами и залами, и благодаря огромным окнам, казался невероятно светлым. Находящимся внутри дворца всегда казалось, что они не в помещении, а на дневном свету.
Эфраима проводили в небольшую богато обставленную комнату на верхних этажах, где немного приосанившись, римлянин непринужденно беседовал о чем-то с Анилеем. Его лицо принимало порой выражение высокомерия и недовольства, приводившее в смущение Анилея. Он явно был кем-то очень значительным и влиятельным.
Римлянин еще раз оценивающе взглянул на вошедшего в комнату Эфраима, обдав неприятным ледяным взглядом. Он словно пытался разглядеть нечто, скрытое где-то в глубинах. Этот жесткий буравящий тяжелый взгляд словно пригвоздил Эфраима к тому месту, где он встал, лишив всяческих мыслей.
— Так это он и есть? — римлянин, отвернувшись от растерявшегося Эфраима, обратился к Анилею, который тоже довольно неуютно себя чувствовал под этим ледяным взглядом. — Не впечатляет, совсем не впечатляет.
— Я тоже так решил, увидев его впервые, в той камере. Конечно он и сейчас не сильно-то изменился, — Анилей словно оправдывался перед ним. — Но всё указывает на него. Никаких сомнений.
— У вас может и нет сомнений, а я всё же скептически отношусь к тому, на что он способен. Он жалок и ничтожен. Вы только взгляните на него.
— Уверяю вас, у него есть внутренний стержень, сила воли, — Анилей мельком бросил злобный взгляд на Эфраима, словно виноват во всем был именно он. — Ему лишь нужна мотивация, небольшой стимул.
— Его сестра? — римлянин сказал это с таким пренебрежением, будто отмахнулся от чего-то неприятного и отвратительного. — И что она…
— ХВАТИТ! — эти пренебрежительные слова римлянина о сестре всколыхнули ярость, и сняли оцепенение, сковывающее прежде Эфраима. Он выплеснул в это слово всю свою злость, обращаясь одновременно и к Анилею, и к неизвестному римлянину. — Вы можете делать со мной, что угодно. Но Сара…
— Какая дерзость. Какое-то ничтожество смеет указывать мне, что делать, — римлянин слегка передернул плечами, не обращая внимания на Эфраима, но при этом у него промелькнула легкая улыбка. — И как вы позволяете только этим… вмешиваться в разговор господ?
— Но вы же сами хотели, Люций, чтобы он присутствовал здесь, — Анилей вновь гневно посмотрел в сторону Эфраима, но при этом голос его дрожал. — Я же говорил, что он не так уж прост, как могло показаться с виду. Нужно лишь надавить…
— Да-да, стимул.
— Вот именно. У меня тоже были сомнения, что он действительно способен на то, что те трое несчастных говорили о нем. Но уверяю вас, Люций, я заставлю его…
— Постойте, не торопитесь с выводами, дорогой Анилей. А может он и вправду ничем не примечателен? Обычный вшивый ничтожный человечек. Просто он стоит горой за свою младшую сестру и всего-то.
— Я заставлю его либо доказать, либо опровергнуть это. Он у меня…
Эфраим, продолжая яростно дышать, сжал свои кулаки и сделал уверенный шаг вперед, намереваясь решить всё здесь и сейчас. «Я не позволю им причинить вред моей бедной Саре. Нет, никогда. Им нужен стержень, сила воли… Так я покажу им, на что способен».
Злоба и ярость мгновенно захлестывали его, овладевая рассудком. Кто они такие, чтобы решать человеческие жизни? Только то, что у них есть какая-то мнимая власть не дает им ничего, абсолютно никакого права решать за других.
Тот римлянин, которого Анилей называл Люций, обратил внимание на приближающегося к нему Эфраима, взглянув всё тем же своим холодным взглядом. Эфраим практически рванулся вперед, намереваясь в два прыжка достигнуть этого высокомерного римлянина, но внезапно налетел на что-то.
Он мог поклясться, что по ощущениям это была человеческая рука, оттолкнувшая его в грудь. Но в комнате не было никого, кроме них троих. А Люций и Анилей были достаточно далеко от него, чтобы нанести этот удар. Эфраим упал на пол, а Люций продолжал буравить его своим взглядом, смотря сверху вниз на распластавшегося на полу Эфраима.
— Какой нервный, однако, юноша. И неловкий к тому же, — бросив последний презрительный взгляд в его сторону, Люций обернулся к Анилею, направляясь при этом к выходу. — Убедите меня, что он действительно тот, за кого вы его выдаете. Тогда и поговорим, дорогой Анилей.
— Либо я докажу, что он действительно обладает силой, либо он будет долго и мучительно страдать за оскорбления, которые нанес всем нам. — Анилей, еще раз извинившись перед Люцием, проводил его до дверей из комнаты, передав сопровождающим стражам, а потом резко обернулся к лежащему Эфраиму. — Поднимайся уже!
Всё еще не понимая, что с ним произошло, он медленно, опираясь на стену, поднялся с пола. Вся злость и ярость куда-то ушли, и оставалось только чувство вины и неизбежного наказания. Он стоял перед ним, в полной растерянности, ожидая своего приговора.
— Я смотрю, ты уже поправился, мой мальчик. Прыгаешь тут на приличных людей. Благодари Бога, что ты упал, не дотронувшись до этого… — Анилей презрительно сморщился, ища подходящее название для Люция. — Как я их ненавижу. Приходят словно в свой дом. Распоряжаются тут, а ты чувствуешь будто не ты хозяин, а он.
— Я…
— Да молчи ты уже. Хватит с тебя, — Анилей махнул в его сторону рукой, показывая, что говорить будет он. — Эти римляне, паршивые свиноеды, мнящие о себе слишком многое. Будь моя воля, всех бы прибил к их же собственным крестам. Вечно они везде лезут. Вот и этот как-то разузнал про тебя. Пришел тут, приказывает, расспрашивает. Сам-то непонятно кто, а ведет себя будто римский император.
Анилей продолжал высказывать свое мнение об этих римлянах и свиноедах, которые ему противны и омерзительны. Но он вынужден подчиняться им, понимая что несмотря на все эти волнения, власть оставалась у Рима. А этот Люций явно вывел его из себя. Он указал ему на его место в этом римском мире, что дико раздражало Анилея — когда кто-то пытается ему указывать.
Всё что было понятно из его слов, так это то, что сам Анилей видел впервые в жизни этого самого Люция, но тот видимо знатно его припугнул, что он весь дрожал перед ним. И еще этот Люций активно интересовался возможностями и силой, которой якобы обладал Эфраим.
— Значит так, мой мальчик. С тобой надо что-то решать. Времени прошло уже достаточно, по моему мнению. И я хочу знать кто ты на самом деле. Ты ведь знаешь, что у нас в городе располагается небольшой римский гарнизон для охраны восточных границ. Так вот, ты либо проникнешь в него своим загадочным способом, и убьешь несколько человек, этих римских ублюдков. Либо будешь смотреть, как твою сестру режут на куски. Тебе ведь ничего не стоит появиться, убить и исчезнуть, растворившись в воздухе, как ты умеешь? Этой ночью всё решится. Время пошло.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Искушение
«Искушение — это соблазн уступить доводам Разума когда спит Дух».
Антуан де Сент ЭкзюпериГород Хеврон, Иудея, 2 год н. э. (Через две недели после Явления в пустыне)
День подходил к своему логическому завершению. Пришло время собираться, но черви сомнений так и не покинули Эфраима. Они прогрызались в его внутренности, заставляя сжиматься, только от одной мысли, что он может не справится.
