Мы все умрём. Но это не точно (СИ) - "Aris me"

— Мы выбрались! — прошептала Гермиона одними губами.

— Не радуйся раньше времени, нам ещё надо убраться отсюда. Слушай внимательно. Нас будут искать в лесу. Земля сырая, но собаки всё равно возьмут след. Убегать бесполезно. Просто дождёмся первую поисковую группу. Ты будешь отвлекать, я нападу сзади. Главное — отобрать у кого-нибудь палочку. Если получится вооружиться, никого не жалей, бей сразу Авадой. Сможешь?

— Смогу, — уверенно ответила та.

Они оба вновь замолчали, пытаясь успокоить дыхание. Воздух был холоден, полон запахов сырой хвои, земли и болота. От влажной свежести щипало в носу и хотелось кашлять, но на контрасте с задымлённым помещением Теодору казалось, что он вдыхает кристально чистое волшебство Мерлина. Он дышал глубоко, растягивая каждую секунду, и удивлённо смотрел на небо, будто бы видел его в первый раз. Когда оно успело стать таким красивым? Яркие жизнерадостные звёзды, полная луна, освещающая землю как свет огромного фонаря.

Нотт перевёл взгляд на Грейнджер. Дезиллюминационное спало, и теперь он даже в полумраке видел мелкие веснушки на белой коже. Его глаза встретились с её глазами, которые из-за расширенных зрачков теперь казались темнее, чем обычно. Гермиона внезапно обняла его за шею и сама приникла к нему своими потрескавшимися губами. Её поцелуй был жёстким и отчаянным. Почти голодным. Они прижимались друг к другу, сплетаясь языками, размазывая по подбородкам слюну и задыхаясь. Тео хотелось смеяться. Его пальцы впились в хрупкие плечи, сильнее вжимая Грейнджер в себя, будто бы он пытался поглотить её подобно дементору. Вобрать в себя каждую частичку её веры, стремлений, смеха, улыбок. Вобрать и сделать своей частью. Теодор запустил ей руку под рубашку, скользнув ладонью по гладкой коже живота вверх к мягкой груди. Дотронулся подушечками пальцев до твёрдого соска. Проигнорировал тихое «Угомонись». И, наверное, трахнул бы её прямо в кустах, если б сбоку не донеслось чавканье грязи под тяжёлыми подошвами и прямо над ними не раздалось:

— А я-то думал, что Золотая девочка в компании с щенком. А оно вон как, — чёрный кожаный сапог постучал по земле. — Щенок-то знает?

И жуткий каркающий смех.

***

С ними особенно не церемонились. Их вытащили, связали и приволокли в кабинет Антонина. Поставили на колени. Руки у обоих были стянуты веревками за спиной, а на Грейнджер, судя по всему, ещё и наложили Силенцио. Нотт взглянул на неё, пытаясь понять, обошлось ли одним заклинанием или на ней есть что-то дополнительное, но его тут же одёрнули.

— Здравствуй, Вишенка, — Долохов оскалился обожжённой половиной лица. Его немигающий мёртвый глаз белел, словно сливки в креманке. Тео так и хотелось потрогать пальцем и проверить этот студень на ощупь. Наверняка как варёная рыба.

— Приветствую, учитель, — Теодор почтительно склонил голову, тряхнув мокрыми кудрями. — Хороший загар.

Долохов даже поперхнулся. А Нотт самодовольно подумал, что, в отличие от Малфоя, знает толк в коммуникации с людьми.

— Смотрю, жизнь мозгов тебе так и не прибавила, — голос учителя звучал так, будто бы он был его добрым любящим дядюшкой: ласково, тепло и с терпением ко всем проказам.

— Зато у меня уши на месте, — Тео растянул губы в лучшую из своих улыбок.

Долохов задержал на нём взгляд на долгий миг, словно оценивая тушку цыплёнка на рынке, а потом лениво махнул рукой. От стены тут же отделился стоявший там ученик. Длинный, несуразный волшебник с какой-то жидкой русой бородёнкой. Он в три шага преодолел расстояние и, не останавливаясь, резко, мощно ударил Теодора снизу вверх посохом в челюсть. Сначала раздался странный хруст, а потом догнала тупая, глухая боль. Влажно треснула кожица на разбитой губе, и рот тут же наполнился кровью. Нотт сплюнул её на пол и проследил взглядом, как ударивший его ублюдок встаёт на место. Он мстительно подумал, что запомнит его. Беллатриса, Алекто, Амикус — они все мертвы.

— Молодой, юный, хочешь перед девушкой покрасоваться. Понимаю. Лучше сэкономь нам всем время и скажи сразу: где мой амулет?

Тео сплюнул кровь ещё раз, целясь прямо в дорогой персидский ковёр кремового цвета, и кончиком языка потрогал нижние зубы. Кажется, один сбоку теперь шатался. Возможно, это оказалось не самой умной идеей — намекать на дефекты внешности человеку, от которого зависела жизнь, но так хотя бы было весело. Что Долохов сохранит им жизнь, если они начнут рыдать и молить о спасении, Нотт весьма сомневался.

— Где амулет? — Антонин повторил свой вопрос ещё раз.

Тео упрямо не стал отвечать. Долохов проследил за ним тяжёлым взглядом из-под густой брови. Потому что бровь у него осталась всего одна. На второй стороне красовалась прожаренная, словно стейк, сеточка рубцов. До пожара Антонин мог похвастаться самым мрачным взглядом среди всех Пожирателей смерти, но сейчас он выглядел как обиженная котлетка-барбекю.

— Послушай, Вишенка, верни мне мой амулет, и я отпущу вас целыми и невредимыми, — вновь вкрадчиво и даже нежно проговорил он. — Я не жестокий человек, ты же знаешь. Просто справедливый. И будет весьма справедливо вернуть вещь её законному владельцу.

Тео краем глаза заметил на себе испытующий взгляд Грейнджер, но не стал поворачивать голову. Девочка сейчас узнала ненужную ей информацию, и только объяснений перед ней ему не хватало. Крестраж Антонина был подстраховкой, и лишаться единственного инструмента давления Нотт совершенно не собирался.

Вновь получив молчание в ответ, Долохов заходил по комнате вальяжно и не спеша, словно гусь, которого нафаршировали грецкими орехами через зад, и он опасался, что от неосторожного движения они посыпятся наружу.

— Я очень не люблю, когда кто-то из вашей компании вламывается ко мне в дом и чего-то от меня требует. Поджигает и забирает себе что-то моё. Это воровство, Вишенка. А знаешь, как у нас поступают с ворами? — Антонин нагнулся над Грейнджер и провёл большим пальцем по её нижней губе.

Тео сжал челюсть и сверкнул в его сторону глазами, что не осталось незамеченным. По губам Долохова зазмеилась зловещая улыбочка, а следом он нагнулся к девочке и жадно втянул носом запах с её кудрявой макушки.

— Грёбанный извращенец, — не сдержался Нотт, на что учитель самодовольно усмехнулся.

— У меня теперь есть кое-что твоё, а у тебя моё. Думаю, будет справедливо произвести обмен.

Антонин отошёл от Гермионы и уселся в бархатное, массивное кресло, широко расставив ноги. Король положения и всего магического мира. Выглядел он так, словно приглашал сделать ему минет. Но Тео видел, как пульсирует жилка на его лбу, у виска, и нервно подрагивает уголок сожжённых губ.

— У тебя есть час, — выражение его лица яснее всяких слов говорило, что игры кончились.

Долохов вновь вальяжно махнул ладонью, и Теодор снова ощутил удар посоха по голове.

***

«Сучий Волдырьморд!»

Нотт всей душой ненавидел антониновские способы транспортировки. Он, будто вынырнувший на поверхность пловец, жадно заглотил воздух ртом и открыл глаза.

Голова болела, зрение двоилось, в ушах шумело — всё как обычно. Болгарское такси класса люкс. Тео провёл кончиком языка по зубам, с ужасом не найдя на месте тот, сбоку, который шатался.

Видимо, при транспортировке потерялся.

И настроения это ему не прибавило. Зубов волшебники лишались не реже, чем ломали кости, и потом приходилось пить горькие зелья. Костерост просто имел мерзкий вкус, но не доставлял боли. А вот каждый раз, подобно младенцу, переживать прорезывание зубов было отвратительно.

Кто-то хрустнул гравием, и ветер донёс до Теодора запах дешёвого алкоголя и сигарет.

— Жив будешь? — справа раздался хриплый, прокуренный голос, и его в плечо ткнули жёсткими пальцами.

Нотт непроизвольно вздрогнул. Он ненавидел, когда его касались. Захотелось вырвать чьи-то мерзкие отростки и затолкать ублюдку в пасть, но сил после оглушения оставалось маловато.

— Ещё раз меня тронешь, и я сломаю тебе каждую фалангу, — голос слегка дрожал, и угроза прозвучала скорее как приглашение потрогать ещё разок.