Наталья Аверкиева - Три лика пламени
— Не утруждай себя поиском обходных путей, Алдор. — В голосе, как я и хотела, звучала не более чем усталая обреченность. — Ты неплохо знаешь, что любой эльф может отпустить fea, когда пожелает. Такой у нас Дар, скажи спасибо Эру, кстати. Вот и попробуй потягаться с ним. Как, сил хватит? Что-то сомневаюсь. Да еще и во владениях Манавидана…
— Глупышка, — тихо сказал Древний, — ты что, в самом деле, веришь в сказки о загробном существовании? В то, что ваши fear рано или поздно обретают вторую и так далее жизнь, в собственном теле, и, не утратив памяти? Ладно, ваши предрассудки — не мое дело. Но — ты и впрямь готова умереть из-за своей дури? Из-за нелепых подозрений? Фэйниель, я…
— Хватит! — Напускная невозмутимость дала сбой. — Большей глупости, чем доверять тебе, и не придумаешь! Что молчишь, о, Великий? — Алдор смотрел… с жалостью? Только его жалости мне и не хватало! — Чего ждешь? Второй Музыки? Сию же минуту убирайся, двуличная сволочь!
— Как скажете, aranel. — Покладисто кивнул он. — Только попрощаюсь… как следует.
Не успев даже пискнуть, я оказалась зажата между крепостной стеной, холодившей спину, и нехорошо улыбающимся Алдором, одного танца алых искр в глазах которого хватило бы для долгосрочного заикания кому угодно.
— О, да ты дрожишь… — Хмыкнул айнур. — Думаешь, от страха или благородной ярости?
Палец Древнего скользнул по щеке, обвел подбородок и прочертил невидимую линию на шее, вызвав волну мурашек. Я против воли перестала трепыхаться, выжидая…
— А вот и нет, Фэйниель. Продолжения не будет. Я ведь уже говорил как-то, что не люблю наступать дважды на одни и те же грабли? Особенно если у них такие острые зубцы… — Торжествующая улыбка на мгновение показалась мне болезненной гримасой. — Не смею более задерживать вас, моя леди…
Почуяв долгожданную свободу, я рванула на себя дверь, едва не сорвав ее со стальных петель, и оказалась за хрупкой оградой Форменоса. Вот теперь — путь отрезан. Namarie, Высокий! Скатертью дорожка в Эндорэ!
— Фэйниель! — Я невольно вздрогнула — уфф, обошлось. Не Алдор, отец… с тревогой оглядывающий мое перекошенное злостью и отчаянием лицо. — Та-ак… — Король сбавил шаг, жестом отсылая встрепенувшихся часовых. — Он ушел?
— Кто? — Прикинулась дурочкой, скоренько соображая, как отец мог вычислить, зачем меня понесло из дома? — Я…
— Вышла подышать свежим воздухом? — Насмешливо подсказал король. Будто услышав его, где-то в горах отчетливо громыхнуло — раз, другой. Гроза не дремала. — Ну-ну, девочка моя, единственное, что могло расшевелить тебя в такую пору — сложная работа или важная встреча. Владыка Аллан не любитель поздних прогулок, значит, остается Алдор. Что ему было нужно?
— Я. — Честно и коротко. — И Сильмариллы. Вернее, наоборот: Сильмариллы и я, или вообще — одни камни. Кто их, Древних, разберет…
— То есть — он звал тебя в Эндорэ? И что же ты? — Сощурился отец, запахивая раздуваемый ветром плащ и прохаживаясь туда-сюда, — признак крайнего волнения.
— А что я? Я — последняя руна в алфавите, когда речь идет об интригах Древних. Клубок внутри клубка, и Свет, прямо скажем, не отстает от Тьмы… — Горько прошептала я. — Представляешь, он утверждал, что выжидал все эти месяцы только моего подходящего настроя — не смешно ли? Хоть бы придумал что-нибудь… более правдоподобное… друг! — Как сплюнула.
Король молчал, закусив губу — как и я, столкнувшись с неразрешимой на первый взгляд задачей. Осуждает? Боится за меня? Глаза Финвэ застыли двумя черными колодцами. Почему он молчит?
— Atarinja? — Я легонько сжала его руку — холодная как лед. Что с ним? — Что-то случилось?
— Н-нет… не волнуйся… — Невразумительно выдавил он, крепко ухватив мою ладонь. — Пойдем-ка в дом. Негоже шататься по ночам…
Я подняла глаза к небу: под щитом наливающихся молниями туч кружил орел.
* * *Когда посреди Форменоса, едва вписавшись в просвет между домами, опустился Соронтур с Эонвэ на спине, я сразу насторожилась. Вокруг посланца Владык мигом собралась толпа. Изгнанники тревожно гудели, не ожидая от судьбы подарков, а я застыла в дверном проеме рядом с отцом. Король, закутавшийся в простую шерстяную накидку (в последнее время ему нездоровилось — немыслимое дело для эльфа. Не от тебя ли мои детские хвори, отец?) подтолкнул меня в спину, — иди, мол, встречай почетного гостя.
— Фэйниель, дочь Финвэ, — разнеслось над головами почтительно примолкших нолдоров, — Властители Арды считают, что за эти месяцы в сердце твоем родилось раскаяние. Повелители наши, вняв мольбам брата твоего Нолофинвэ Инголдо и всех твоих родичей, призывают тебя завтра в Небесный Чертог, дабы исцелить вражду, посеянную Врагом. Нолдоры, последовавшие за тобой, так же прощены и могут вернуться в Тирион!
Однако… Изменить приговор вопреки слову Владыки Судеб? Даже если Нолофинвэ протер штаны до дыр, ползая на коленях в Ильмарине, лицедей, Эру его разрази! Нет, всех этих слез-терзаний явно недостаточно. Мне ли не знать, насколько… Уж не опасаются ли в Ильмарине союза между двумя изгоями — мной и Алдором?
— А государь Финвэ? — Дерзко поинтересовалась я, не спуская с Эонвэ глаз (майяр слегка смутился). — Отец мой тоже прощен… и вернет себе трон?
— Если пожелает. — Скупо пояснил Герольд. — Как бы то ни было, Король Арды приказывает тебе, дева, явится завтра на Таникветил и протянуть руку дружбы своему брату, измученному долгой разлукой.
— Долг подданных — в том, чтобы исполнять желания Владык. — Церемонно ответила я, издеваясь в этот момент над Инголдо — его же словами. Величественная пара орел-майяр воспарила в воздух, подняв тучи пыли. Что ж, приду. И пусть этот лицемер не ждет от меня слез радости.
За сутки отец, ничуть не огорченный двусмысленным намеком Эонвэ, ухитрился почти на треть разогнать население городка. Кого добром или приказом отправил в Тирион, кого услал в горы или на охоту. Зачем тебе эта суматоха, государь? Неужели проверяешь их верность?
* * *— Иди, Фэйниель, я не пойду с тобой. Ты же видишь, мне… нездоровится. — Король запахнул на груди темно-синий плащ, подбитый соболем. — А тебя вызвал сам Властитель Арды — негоже заставлять его ждать. Возьмешь свиту, и побольше, как положено принцессе.
— Отец, что с тобой происходит? — В лоб спросила я. — Ты сам на себя не похож. В чем дело? Это чары? Кто — Владыки, Алдор?
— Нет. — Покачал головой Финвэ. — Владыки не станут тратить Силу на мелочь, а с Отступником нам нечего делить… — Отец улыбнулся уголком рта, странным образом напомнив мне Алдора у ворот Форменоса. — Иди, девочка моя, путь до Валмара не близок.
— Как скажешь. Но по возвращении в Тирион ты покажешься наставнику или Ивэйн, договорились?
— Конечно… По возвращении… — Кивнул он, плотнее закутываясь. Восходящее солнце чертило кроваво-алым на волосах и одежде короля. — И… знаешь что, — он коснулся моего плеча, крепко, до боли сжав, — обещай мне, что никогда и никого не будешь судить поспешно.
— Да о чем ты? — Подивилась я. — Хочешь, чтобы я простила Нолофинвэ? Постараюсь… Ради тебя — постараюсь.
— Поторопись, дочь моя, тебя ждут в Валмаре. — Тоном правителя, не отца. Оставалось только подчиниться.
…Даже у ворот я чувствовала, что он смотрит мне вслед…
* * *Взглядом — он провожал ее, взглядом — прощался. Не догнать, не сказать… не попросить остаться. Нельзя, Финвэ, терпи, бывший король нолдоров, если выбираешь для нее, и для того, кто ни с чем ушел позавчера от ворот, жизнь.
Жизнь… Что такое жизнь, как не череда случайно обусловленных кусочков? Правитель без трона медленно прошел в дом, приказав не беспокоить его до прибытия вестей с Ильмарина. Отомкнул заветную палату, где дочь держала свои работы, вынул хрустальную шкатулку с Сильмариллами и устало опустился на стул — ждать. Он знал, что дождется, должен был — сам — встретить того, кто рано или поздно придет сюда. Ждать. Со сверкающими камнями на коленях, с застывшей в зрачках темнотой…
Жизнь — дорога, свивающаяся из бесконечного множества тропинок, где каждый шаг — сотворение новой реальности. Ступающий-во-Тьме со смехом выписывал вероятности на бумаге — странными знаками, колонками рун. Он, забавляясь, вычислял их, мудростью Аратара взвешивая и отбрасывая лишнее. Финвэ — видел — вспышками ярких образов. И в этом он был сильнее первого из Древних.
Откуда этот Дар у него, толкового вождя и опытного война — не более? Сказано в легендах: эльфы следуют Замыслу, только люди-атани могут менять судьбы мира. Но тогда, видя в палантире, как его сын предает его дочь, он не хотел быть эльфом. Эльфы благи, не ведают ни предательства, ни ненависти, ни острой, мучительной душевной боли. Такими были ваниары, избранное Королем Арды племя, к этому образцу должен был стремиться каждый, а он — не хотел, яростно отрекаясь от собственной природы. Может ли эльф хоть на краткий миг сравниться с атани, обретя власть над судьбой? И тогда к нему впервые пришли смутные видения… даже не будущего, вероятностей будущего. Он про себя благословлял Алдора, поделившегося с ним своим видением мира — мира, где нет одного общего пути, но есть сотни, тысячи…
