Павел Буркин - Обречённые. Том 1
И всё бы ничего, но… Но его с недавних пор тоже записали в чудовища. А самое главное… Мэтхен аж зажмурился, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы восстановить равновесие. Но Эири тоже попадёт под раздачу, и ни пьяница-муженёк, ни даже способность превращаться в железную статую не спасут от тысячеградусного жара.
На кровавую дорожку Мэтхен наткнулся ближе к центру. Крови пролилось порядком: похоже, тому, в кого попали, разорвали артерию, или просто оторвали конечность. Точно — вон лежит скрюченная лапа с раздвинутыми клешнями. Всё, что должно быть на месте плечевого сустава и ключицы, разворочено в кашу. Ручка совсем маленькая, а клешня ещё не окостенела. Раненый наверняка был детёнышем: два-три, самое большее четыре года.
Пригибаясь, чутко вслушиваясь в тишину, Мэтхен двигался по кровавому следу. Желания смотреть, что стало с мутантёнком, не было, но какое-то нездоровое любопытство гнало вперёд. Прополз тот немало, почти пятьдесят метров. Наверное, очень хотел жить. Вокруг всё чаще попадались следы боя — точнее, конечно, не боя, нет, просто расправы. Выжженные до оплавившегося бетона каменные коробки, в одном обнаружился целый костяной развал: похоже, сюда потом, когда всё кончилось, снесли убитых мутантов. И запулили капсулу из огнемёта — словно скрывая следы злодейства. Хотя от кого скрываться-то? От Международного Лондонского трибунала? Три ха-ха! Может, наоборот, жгли ещё живых — кого лень было добивать. Стоило бы осмотреть пепелище, попробовать понять, кого и зачем так страшно убили. Но Мэтхен не мог себя заставить войти. Он боялся, что снова вывернет наизнанку, как только в ноздри залезет амбре горелого мяса.
Внезапно из смога выплыл тот, чью лапу оторвало пулей. Совсем маленький, волосатый какой-то уродец, головы как таковой нет, как нет и шеи, и плеч. Совсем небольшой, едва заметный выступ в верхней части туловища, и в нём, как у циклопа — здоровенный выпуклый глаз. На месте глаза зияет кровавая рана: склеив шерсть, бахромой свисают клочья какой-то дряни — будто его выбили чем-то вроде острой палки. Остальные лапы перебиты пулями — кроме отстреленной, с клешнёй, у него оставалось ещё три руки (две с пальцами, одна трёхсуставчатая и с присосками на конце) и три ноги. В самом низу туловища тоже что-то вырезали. Судя по тому, что всё вокруг забрызгано кровью, резали, ломали, били ещё живого, бившегося в агонии, пока палачам не надоело. Тогда его просто бросили, оставив корчиться в кровавой грязи до самого конца.
Мэтхен вздохнул. Он был прав, не надо такое видеть Эири. И для психики тяжело, и возненавидеть может этих. Мэтхен тоже не чувствовал к бывшим соотечественникам добрых чувств, но Подкуполье всё же её дом, а эти мутанты — её народ. Что, если ненависть толкнёт её (и тех, кому она наверняка расскажет) на какую-нибудь глупость? И эту глупость используют для…
От уничтожения посёлка всего шаг до полной «санации». И важно, чтобы никто не подтолкнул их к этому шагу.
Труп детёныша (так и хочется сказать — ребёнка) был не последним. Следом он наткнулся на грузную, крупную бабу, отличавшуюся от людей только зеленоватым цветом кожи да торчащими изо рта чёрными клыками. Загнанная в угол, она до конца прикрывала нескольких разномастных детёнышей собой — даже когда её сотрясала очередь в упор. Защита оказалась ненадёжной: крупнокалиберные пули превратили в кровавое месиво и её, и её потомство.
Мэтхен вышел на пустырь в центре посёлка. Тут всё началось. Видимо, вначале толпа мутантов вышла посмотреть на невиданное — странную гусеничную машину, одинаково прекрасных существ. Посмотреть было на что: пришельцы двух руках, ногах и глазах, без шерсти, в чистой, не изодранной и разнообразной одежде.
Толпой они и легли. Кровь больше не сочилась из истерзанных очередями тел. Зато она густо пропитала всю землю под ними. Судя по кровавым следам, кого-то вытащили из толпы. Потом следы оборвались — но тел не оказалось. Забрали, значит, с собой. Зачем? Там трупы мутантов, когда Там и живые-то не нужны? Неужто из них уже делают чучела? Или консервы?
Мэтхен отчётливо представил, как подворачивается под очередь, как с него, уже мёртвого, сдирают шкуру и осторожно, чтобы не повредить, сушат её, распяливают, набивают опилками. Ставят у камина, как охотничий трофей, чтобы не упало, внутрь просовывают, будто сажают на кол, специальную подставку. Передёрнуло. Хотя умом он понимал, что если попадёт под раздачу, уж его-то Туда не повезут. Стоит Там узнать, что в Зоне есть и настоящие люди, скандал поднимется несусветный. Ну как же, права человека нарушаются!!! И об охотничьих рейдах вообще придётся забыть. Нет уж, его тело наверняка сожгли бы напалмом, как тех, в доме.
Он уже собрался уходить — но вдали послышался какой-то звук. Наверное, это лишь игра распалённого воображения, перенапряжённых нервов — но ему послышалось тарахтение вертолёта. Мэтхен судорожно огляделся. Там, откуда он пришёл, стояли лишь стены. Не спрячешься. А на противоположной стороне площади есть почти целое, даже не выгоревшее изнутри, одноэтажное строение. Наверное, когда-то, почти век назад, это была какая-нибудь подсобка, но построена она на удивление прочно. Даже века без ухода и ремонта не хватило, чтобы обрушилась крыша.
Мэтхен промчался по мёртвой площади, прогрохотал по сорванной с петель двери. Внутри пахло плесенью, сыростью — но тошнотворного запаха крови и горелого мяса, слава богу, нет. Забившись в угол между обшарпанных стен и молясь, чтобы те, в вертолёте, не влупили по дому какой-нибудь ракетой, он вслушался в тишину. Ещё он надеялся, что найдёт укрытие и Эири.
Но тишину ничто не нарушало. Вертолёт то ли полетел обратно, то ли вовсе померещился, в смоге не разберёшь. Нечистый воздух странно преломляет звуки, порой едва слышное сопение превращает в сатанинский хохот, а крик становится грохотом падающей с высоты железяки.
— Тьфу, нервы ни к чёрту!
На всякий случай Мэтхен осторожно выглянул в окно — вдруг всё-таки не почудилось?
«Долбанные судьи, долбанное Подкуполье, долбанные вояки!» — бесконечно, как глиста, и так же бесцельно тянулось в мозгу. На миг себя стало нестерпимо жалко, представилось, что жарким летним полднем Там он мог читать в аудитории лекцию, или работать в электронном архиве, или, в отпуске, отдыхать в бывшем Тунисе, с видом на развалины древнего Карфагена и чуть менее древнего арабского Туниса. В смысле, не страны, от которой осталось одно название, а опустевшего из-за Потепления города. Мог прихлёбывать холодное, пенистое пиво, глядя по инфоцентру новости. Мог читать книжку, да не бумажную, а электронную, какие целыми библиотеками загружаются в память инфоцентра, а не маяться от сенсорного голода, который человеку Века Информации ещё хуже голода натурального.
Мог бы…
Увиденное заставило посторонние мысли вылететь из головы. Мэтхен даже ущипнул себя за шею. Было больно — значит, он всё-таки не спит. Но странная, просто невероятная в Подкуполье картинка никуда не пропала. И покойник, точнее, покойница, всё так же сидела на куске бетонной плиты, держа на коленях толстенный том.
Наверное, разгорячённые убийцы даже не заметили, ЧЕМ занималась девочка лет четырёх, с сахарообразным, ещё не окостеневшим до конца рожком во лбу, со смешными остро торчащими косичками на висках и заплетёнными в них яркими фантиками. Сгоряча всадили короткую, в три патрона, очередь в необычно крупную головку, склонившуюся над книгой. Пули мотнули голову назад, рог запрокинулся, будто бессильно грозя небесам — но именно это спасло книгу. Лишь несколько кровавых капель упало на срез страниц, оставив неряшливые бурые пятна. А ведь страницы могли пропитаться кровищей и ошмётками мозгов, слипнуться и залубенеть. Сзади-то всё забрызгано бурыми кляксами, а натёкшая кровища сплошной коростой покрыла комбинезон сзади. Но отчего-то тело не падало — ни вперёд, на книгу, ни вбок, ни назад. Наверное, потому, что спина убитой опиралась на остов стены, доходивший до худеньких плеч.
Налетел стылый, пахнущий химией ветер. На посёлок опустилось очередное облако едкого смога — день превратился в глубокие свинцовые сумерки. В разрывах туч мелькала мёртвая подкуполянка, смрадный ветер шевелил страницы книги. Больше ждать не было смысла. Едва не подвернув ногу на куче битого кирпича, Мэтхен выпрыгнул в окно, в пару скачков преодолел последние метры — и осторожно взял из окостеневших пальцев старую книгу. Чтобы не покрывались сажей страницы, торопливо захлопнул — и удивлённо уставился на обложку. Он не удивился бы, если б это оказался любовный роман, нехитрый боевичок, какие тысячами попадались в электронных библиотеках, такая же неистребимая, как технотронная цивилизация, фэнтэзи или ещё какая-нибудь хрень. Но на такое сокровище, честно говоря, не рассчитывал. Мэтхен знал: в Свободном Мире стараниями СОИБа и подобных контор ничего такого не осталось. А уж здесь, где многие говорить разучились, только мычат, гыгыкают и хрипят…
