Джерри Старк - Под охотничьей луной
Полотнище, закрывавшее вход в большой шатер, на мгновение шевельнулось, словно задетое ветром. Всхрапнули потревоженные лошади, затем умолкли, признав знакомого им человека. Еле слышное звяканье сбруи, глуховатый удаляющийся цокот копыт по камням.
«Надо же, получилось, — вместо ожидаемой радости пришло недоверие. — Вот сейчас и разберемся, обычная это ночная прогулка или как…»
Он соскользнул с нагретой солнцем, а теперь начавшей остывать макушки валуна, прислушался, определяя направление, и легко побежал вдоль гребня скалы, пригибаясь и стараясь не высовываться на открытые места. Даже полный дурак способен при такой яркой луне заметить преследующий его человеческий силуэт. Его добыча совершила ошибку, поехав верхом: идти по горам за лошадью — сущее удовольствие. Лошадь издает слишком много звуков: то поскользнется на осыпи и загремит камнями, то зафыркает от незнакомого запаха, то просто затопочет по ровному месту так, что слышно по всей округе.
«Жаль, не заметил, кто это — Рамон, Тьерри или человек из свиты, — мимолетно подумал он, скатываясь в распадок и по-прежнему держась чуть впереди невидимого в темноте всадника. — Ставлю на Тьерри. Трудно заподозрить типа со столь отсутствующей физиономией. Однако развлечения у них в Ренне! Не зря мне твердили: не суйся без надобности в Лангедок, не вороши дела тамошней аристократии, хлопот не оберешься».
Ветер принес волну кислой, застоявшейся вони, испускаемой преющей шерстью и свежим навозом. Где-то поблизости ночует овечье стадо. Не к нему ли держит путь выехавший из лагеря незнакомец? Решил прикупить барана на завтрашнее утро? Не поздновато ли отправляться в дорогу?
«Дугал, — он сбился с шага, когда в памяти ожил полузабытый издевательски-назидательный голос, чей владелец вот уже как семь — или восемь? — лет телесно пребывал в могиле, а душою — на небесах. — Твоя беда не в том, что ты не соображаешь. Наоборот, соображаешь ты даже слишком хорошо, да все как-то не в нужную сторону. Оттого постоянно мечешься и опаздываешь. Когда ж я научу тебя думать, прежде чем бросаться вперед очертя голову?»
Он остановился так резко, что заскрежетали камни под ногами, охнул, развернулся и помчался в направлении запаха, пересекая овраги и лихорадочно взбираясь вверх по склонам. Вонь приблизилась, став почти нестерпимой, на краю обширной лощины он заметил искомое — тлеющий костерок и россыпь белесых пятен. Собаки, находящиеся при стаде, почему-то не подали голос — то ли еще не учуяли его, то ли… Неужели он опять опоздал? Ну почему всегда так? В конце концов, это просто несправедливо!
В пастуший лагерь он ворвался, позабыв о любых предосторожностях, уже понимая, что вряд ли сможет изменить случившееся, и просто отмечая увиденное в памяти. Труп, валяющийся у самого костра — горло перечеркнуто столь глубокой раной, что непонятно, на чем держится голова. Тело в луже еще не свернувшейся крови возле растянутых на кольях навесов из шкур — пытался спрятаться, что ли? Мертвая собака, в припадке безумной ярости истыканная ножом. Остальные, видимо, сообразили разбежаться и укрыться в скалах. Два человека и пес. Сколько всего могло быть пастухов? Думай быстрее, думай! По меньше мере пятеро — все ведь знали, что в окрестностях бросит волкодлак и наверняка не рискнули уходить в горы только вдвоем. Даже если никого не осталось в живых, где может прятаться убийца? Хотя зачем ему прятаться? От кого? Он у себя дома. Мог даже прихватить кого-нибудь с собой и растянуть удовольствие…
Вскрик. Слабый, далекий, еле различимый, но все лучше, чем ничего. Он верхом или нет? Ушел своими ногами — вон скучает брошенная лошадь. Хоть в чем-то повезло. Еще бы один звук, подсказывающий, куда ушло это чудовище в человеческом обличье… Снова вопль, на этот раз отчетливей и намного ближе. Он где-то неподалеку. Может, за соседним гребнем. Сколько ему придется бегать в эту злосчастную ночь? Подкрадываться уже некогда, хотя такой треск и мертвого поднимет на ноги.
Ну наконец-то, вот он. Такие типы, когда заняты своим излюбленным занятием, ни на что не обращают внимания.
Скотту не посчастливилось. Он сумел обойти свою добычу со спины, рассчитывая сбить с ног первым же хорошим ударом, но за мгновение до прыжка понял — его заметили. Все, что можно успеть сделать в такой ситуации — слегка изменить направление движения и надеяться на лучшее.
Зверь оказался быстрее, чем он мог предполагать. За удар сердца он успел развернуться м выставить перед собой нож, больше похожий на маленький серп, отточенный по обеим кромкам. Они покатились по камням, стараясь овладеть оружием противника и задушить друг друга.
Равнодушная холодная луна взглянула с недосягаемой высоты на затерянную посреди Пиренейских гор узкую долину, на двух сцепившихся не на жизнь, а на смерть человек, и продолжила свое бесконечное странствие по темному небу. Люди всегда занимаются такими глупостями, как уничтожение себе подобных. Стоит ли обращать внимание на еще одну схватку из числа многих, творящихся этой ночью на земле?
Единственное, что могло встревожить ночное светило — тень на вороном коне, более черная, нежели окружающие ее полосы голубоватого света и мрака, тень, с полуудивленной, полупрезрительной усмешкой следившая за поединком, точно не понимавшая, как у кого-то из смертных хватило глупости напасть на одного из ее слуг. Тень не сомневалась в исходе схватки, однако она — вернее, он — не был лишен чувства любопытства. Такое событие все же случается не каждый день. Стоит потратить несколько мгновений Бесконечности ради возможности понаблюдать за таким боем. Не сомневаясь в его исходе, но любуясь многообразием форм, в которые отливается человеческий грех.
* * *Дугал видел сон; сон о давно забытом прошлом. Дело происходило ранней весной — окрестные холмы в призрачной зеленой дымке, сладкий запах мокрой земли, черные оседающие сугробы в оврагах. Белые хлопья, взлетающие над тесным ущельем и росой оседающие на камнях — речка Байнен, и без того бурная, после недавнего паводка превратилась в негодующее чудовище, стремящееся сокрушить все, что встанет на его пути. Байнен яростно клокотала, подгрызая стены своего ложа, и даже здесь, наверху, ощущалось чуть заметное подрагивание земли под ногами.
Трое взъерошенных мальчишек-подростков, на вид лет тринадцати-четырнадцати (на самом деле они могли быть намного младше — в здешних суровых краях люди быстро проходят путь от младенца до старика) топчутся неподалеку от края обрыва. Мальчишки ежатся от холодного ветра, хихикают, подталкивают друг друга все ближе к неровному срезу, за которым начинаются тридцать-сорок локтей мокрой глины, пронизанной древесными корнями, и ликующее безумие грязно-белой воды в клочьях рваной пены. Примерно на высоте двух человеческих ростов вдоль берега шагов на пять-шесть тянется грозящий вот-вот осыпаться узкий карниз, на котором в состоянии удержаться достаточно ловкий и легкий человек. Например, подросток.
Мальчишки слишком часто озираются по сторонам — если кто-нибудь из взрослых увидит их здесь и поймет, что они задумали, взбучки не миновать. Но сегодня такой замечательный весенний денек, и компания слишком молода, чтобы всерьез задумываться о возможной опасности. К тому же они только что поспорили, и на кон поставлено настоящее сокровище — маленький кинжал, подарок отца одному из подростков, будущая награда тому, кто рискнет пройти по шаткому выступу над бурлящей Байнен.
Вожак крохотного отряда — долговязый, тощий, с глазами, лихорадочно блестящими зеленью в предвкушении жутковатого приключения — стоит на краю обрыва, примериваясь, где удобнее начать спуск. Одно стремительное движение, он уже за краем, цепко удерживаясь на крутизне, перемещаясь все ниже и ниже, пока не добирается до карниза и не встает на него обеими ногами. Он задирает голову и вызывающе смотрит снизу вверх на приятелей, чьи лица отсюда кажутся бледными овальными пятнами. Поток ревет и беснуется, зажатый в ставшие слишком тесными стены ущелья. Ему нужно преодолеть от силы пять или шесть больших шагов, и причина, толкнувшая его на рискованный поступок, кроется вовсе не в кинжале и не в затаенном восхищении друзей. Ему нравится заигрывать со смертью, ощущать за плечом ее ледяное дыхание, и всегда ускользать. Он ни мгновения не сомневается, что улизнет и на этот раз. Улизнет, оставив старую каргу в дураках, и посмеется над ее неуклюжими попытками схватить его.
Корень, за который он ухватился, с треском рвется. Очень долгое мгновение он смотрит на зажатый в ладони обрывок, покрытый землей, затем бросается вперед, распластываясь на мокрой глине и пытаясь сохранить равновесие. Уступ под ногами медленно проваливается, но мальчишка еще не понимает, что случилось. Это происходит не с ним, с кем-то другим, а он благополучно добрался до своей цели и сейчас вскарабкается наверх.
