Борис Сапожников - Охота
— Почему же люди слушались тебя? Я думал, что знаков различия не разглядел под этой грязью.
— Последнего офицера дриксенский стрелок прикончил позавчера. Старшим по званию оказался сержант Гро, но он был изрядной скотиной и все только спасибо тебе скажут, за то, что ты пристрелил его.
— И всё же слушались солдаты тебя, а не его, — настаивал Рокэ.
— Я ж говорю, скотина он был. Из-за его тупости под трибунал никто идти не захотел. Надо было только сказать это людям. Да и ты, маркиз, всем понравился. Не сидели бы в окопах неделю — сразу бы за тобой пошли. Хоть в Закат.
Рокэ в ответ рассмеялся, как мог бы смеяться сам Леворукий. Уже тогда, в довольно, как говорится, нежном возрасте, он был похож на Чужого, особенно в тот момент, в крови и грязи, смеющийся от души, запрокинув голову, сверкая белозубой улыбкой.
После битвы от нашего пехотного полка осталось не больше полуроты — он был расформирован, а нас распустили по домам. Войн в Талиге не намечалось, а с пограничными конфликтами отлично разбирались пограничные же — простите за каламбур — армии. Здраво рассудив, я решил осесть в Олларии — до родной Кэналлоа слишком далеко, а обратно в Марикьяру, куда звали меня многие знакомцы, возвращаться не хотелось. О дуэли, естественно, уже позабыли, но мой противник выжил и, боюсь, не сдержался бы — и далеко не факт, что успел бы унести ноги во второй раз.
Жил я форменным бретёрством, а бывало не гнушался и наглого разбояЈ поджидая богатеньких торгашей или разодетых дворянчиков в тёмных переулках со шпагой в руке. Несколько конфликтов с обитателями Двора висельников решились в мою пользу. Я проткнул нескольких, подосланных ко мне убийц, после чего они отвязались от меня. Так и текла моя жизнь — тихо и размерено — драки, убийства, золото в карманах подколотых мною дворян и вино, много вина, очень много вина. Долгими вечерами я запивал им ноющих раны и ноющую память о войне.
Вскоре я обрёл некую известность в своём деле и ко мне стали обращаться куда чаще, нежели к другим мастерам шпаги и кинжала. Я убивал наглых любовников и мужей-рогоносцев, не до смерти подкалывал должников и до смерти — кредиторов, претендентов на наследство и конкурентов по торговым делам. В общем, едва не каждый день моей жизни приближал меня к Закату.
А через полгода меня нашёл Алва.
Я продрал глаза после очередной почти бессонной ночи, которую я провёл в компании пяти или шести бутылок вина и первое, что я увидел убедило меня в том, что Создателю надоело мое существование и за мной явился сам Леворукий, чтобы забрать меня в Закат. Он стоял у окна, сложив руки на груди и глядел на меня насмешливо и укоризненно.
— Зачем пить всякую отраву, — он кивнул на внушительную батарею бутылок, расположившуюся в углу, — да ещё в таких количествах? Вы ищете смерти, капитан, так отправляйтесь в Торку, там вы хоть послужите Талигу.
Леворукий, рассуждающий о службе Талигу и верной смерти — это что-то новенькое. Может и правда пора заканчивать с этим вином — допился до философствующего Чужого.
Я, не сдержав стона, сел на своём лежаке и впился взглядом в таз с водой, собираясь с духом, чтобы преодолеть несколько шагов до него, а ведь бывало куда проще пройти два десятка миль без длительных привалов. Но не отправляться же в Закат даже не умытым. Леворукий, так и стоявший у окна, ничего против этого не имел, так что, думаю, даст и побриться. Я солдат Талига и всегда и везде должен выглядеть прилично. Так учил меня соберано Алваро. Леворукий в образе кэналлийского юноши, отчего-то показавшегося мне смутно знакомым, внимательно следил за мной, покуда я приводил себя в порядок и скоблил физиономию остро отточенным обвалочным ножом, какие используют на бойнях для разделки туш.
Не успел я закончить с бритьём, как в меня полетела полнёхонькая бутылка. Я легко поймал её и открыл всё тем же обвалочным ножом.
— Отлично, — заключил Леворукий, складывая руки на груди снова, — рефлексы в норме. И это не смотря на твой образ жизни, если это можно так назвать. — Он обвёл взглядом моё более чем скромное обиталище.
Я приложился к бутылке, прямо к горлышку — зачем стаканы человеку, если он пьёт в полном одиночестве. Проклятье! «Дурная кровь»! Вся батарея, стоящая в углу комнаты не стоила и четверти этой бутылки. А ведь есть в Кэртиане люди, что пьют только такое вино.
— Как не стыдно, капитан? — усмехнулся Леворукий. — Пить такое вино из горла. Это же форменное оскорбление труда виноделов и виноградарей с нашей родины. — Всегда знал, что Леворукий родом из Кэналлоа!
Таким образом приведя в порядок и лицо и голову, я решил получше разглядеть своего странного гостя. Первым делом я убедился, что это всё же не Леворукий, потому что шпага его висела на левом боку. Так её слишком неудобно выхватывать левой же рукой, хотя Чужому-то это как раз ерунда. Но глаза моего гостя были ярко-синими, в то время, как Зеленоглазого так зовут не даром. Да и лицо его было слишком уж знакомым.
— Забыл Торку, капитан? — снова сверкнул белозубой улыбкой мой гость. — А я думал, что последняя атака так просто из памяти не вылетает.
Эти слова были мне как гром небесный. Ну конечно, это ж тот самый теньентик, что ворвался в наш окоп и пристрелил скотину Гро. Рокэ — сын соберано Алваро. Теперь он был одет в капитанский мундир — быстро же он сделал карьеру.
— Приветствую, маркиз Алвасете, — как можно более учтиво, насколько позволяли размеры комнаты.
— В дриксенских окопах ты был более разговорчив, — улыбка не покидала лица Алвы и я думал, а не вызвать ли мне его на дуэль. Маркиз явно потешался надо мной, а это можно счесть прямым оскорблением. По зрелому размышлению я решил отказаться от этой идеи — слишком уж хорошо фехтовал Рокэ тогда, я же сейчас далеко не в лучшей форме.
— Размяк, — пожал я плечами, — устал. Вот и разболтался.
— Проклятье! А я думал ты будешь разговорчивее моего отца. Я тебе через него и нашёл.
Её бы не найти. Соберано уже четыре года занимал пост супрема и, думаю, отлично знал о «приключениях» старого знакомца, четвёртого сына его наивернейшего вассала.
— Ты ведь был его другом или кем-то вроде того, да? — спросил у меня Алва.
— Другом, — теперь уже усмехнулся я. — Я ему не ровня. Солдат не может быть другом Первого маршала Талига. Иначе как он сможет послать его на смерть. — Хотя соберано Алваро смог бы, да и отправлял не раз. Думаю, Рокэ знал это не хуже меня.
— Однако ваши дороги разошлись, — продолжил Рокэ. — Ты был кем-то вроде порученца при отце, а позже капитаном его личной роты, набранной из кэналлийцев. После восстания в Мальбурге рота была распущена, но отец не говорит из-за чего. Я думал ты расскажешь мне об этом.
Я в ответ лишь покачал головой. Однако воспоминания нахлынули на меня, виной тому, скорее всего, количество выпитого вчера вина и Закатные твари, мучившие меня всю ночь.
Мальбург горел. Озверевшие, разгромленные дриксы, которых мы погнали их через пол-Марагоны, резали подданных талигойской короны, против оной короны восставших. Гайифцы потратили, наверное, довольно круглую сумму на это и подзуживаемые дриксенскими шпионами и провокаторами не слишком-то разборчивые талигойцы подняли мятеж, главарями которого оказались по странному стечению обстоятельств те самые дриксенские провокаторы. Они объявили, что Мальбург отныне выходит из-под длани короля Талига и становится свободным городом. Дриксен тут же заявила, что берёт город под свою защиту и не допустит его «насильственной аннексии» Талигом. На их беду в Марагоне тогда был с инспекцией войск Первый маршал Талига.
Экспедиционный корпус Дриксен мы разгромили в одном генеральном сражении и оставшиеся гуси бежали к границе. Соберано не спешил догонять их, приказав после боя отдыхать целые сутки, а после мы выступили к Мальбургу не слишком быстрым походным маршем. А в это время гуси отыгрывались на жителях восставшего города. Но и этого соберано Алваро показалось мало. Мы подошли практически под стены Мальбурга, когда Первый маршал приказал остановиться. Это вызвало ропот в войсках, но ослушаться его приказа никто не смел.
Соберано поднялся на небольшой холмик, откуда открывался отличный вид на горящий Мальбург. Он стоял там, по привычке сложив руки на груди, и смотрел. На смуглом лице его плясало закатное пламя — это были отсветы пожара. Сюда не доносились крики, убиваемых талигойцев, однако воображение дорисовывало их во всех красках. По крайней мере мне.
Я поднялся на холм к соберано и обратился к нему:
— Господин Первый маршал, — говорил я намерено на Талиг, — разрешите обратится.
— Обращайтесь, капитан, — поддержал мою игру соберано.
— Дриксы режут талигойцев, — сказал я, сбившись от избытка чувств обратно на кэналлийский, — а мы тут стоим.
