Евгения Сафонова - Мы никогда не умрём
— В прошлый раз, когда я мог обзавестись лавкой, ты решила уйти.
— И поэтому ты от неё отказался. Как же, помню, — она тоже села, и Лоуренс увидел, как под тёплым овечьим тулупом недовольно взметнулся кончик рыжего хвоста. — Значит, ты боишься повторения истории?
— Да. И я хочу гарантий того, что ты не убежишь.
— Тогда я думала, что ты вполне обойдёшься без меня. Теперь я знаю, что ты дурачок, которого без моего чуткого руководства разорят максимум через пару месяцев, — она улыбнулась, глядя на него снизу вверх. — Не волнуйся, не убегу.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Тогда, полагаю, тебя не затруднит выйти за меня замуж?
Наверное, с минуту девушка молча, не моргая, смотрела на него — а потом снова повалилась на снег и расхохоталась.
— Что смешного?!
— Ахаха… Пуф… Нет, ничего, я… я просто… — наконец отдышавшись, Хоро утёрла слезы с щёк, — я просто в первый раз вижу, чтобы девушку вынуждали идти замуж с помощью такого неумелого шантажа.
— Шантажа?
— Ага. «Выходи за меня замуж, иначе я не куплю собственную лавку и останусь нищим странствующим торговцем до конца жизни».
— Всё совсем не…
— Нет, всё именно так, — девушка весело смотрела на него, и кончик хвоста задорно мотался из стороны в сторону. — Но неужели ты думаешь, что я, Хоро Мудрая, пойду замуж за нищего странствующего торговца? Сначала обустрой лавку и встань на ноги, а потом поговорим.
— Сначала помолвка, а потом подпись договора. И никаких «обустрой» и «встань на ноги».
— Сначала подпись договора, а потом хоть сразу свадьба. И никаких помолвок.
— Нет, сначала помолвка, а потом подпись договора. И тогда завтра вечером я подписываю бумагу, а завтра утром покупаю самое красивое кольцо из тех, что будет у ювелира, и трёх целых поросят.
— Трёх?!
— Трёх. С яблоками, мёдом и инжиром, какие едят во дворцах. И бочку Бролинского золотого вина.
Лоуренс видел, каких трудов ей стоит не облизнуться.
— Но только в честь помолвки, — добавил он.
— И ты думаешь, меня можно купить едой?
— Не просто едой, а самой лучшей едой. Отныне и навсегда. Ведь только такой еды достойна Хоро Мудрая и моя невеста.
— Плохой из тебя шантажист. А подкупщик ещё хуже, — девушка состроила страдальческую рожицу. — Я подумаю.
— Думай-думай.
— И я буду думать не до утра, а столько, сколько мне нужно, — Хоро задрала голову, глядя в небо. — Это ответственный шаг даже для такой мудрой волчицы, как я.
— Я не тороплю.
Девушка сидела, обняв колени руками, глядя на полную луну, рыжую, как её волосы — и Лоуренсу почудился призрак грусти в её глазах.
О чём она думает? О том, что не пройдёт и сотни лет, как от него останется лишь горстка праха и обручальное кольцо у неё на пальце? И что тогда она сделает с этим кольцом, интересно — выбросит? Лоуренс никогда не спрашивал её о прошлом, но он не был наивен и не верил, что шестьсот лет Хоро была совсем одна. Взять хотя бы того юношу из Пасро, которому она дала обет хранить деревню от неурожая: вряд ли мудрая волчица дала бы такое обещание кому ни попадя. И держала бы его столько лет ради простого деревенского паренька.
Лоуренс не ревновал к призракам. Ему просто порой невыносимо было думать, что все, к кому она когда-то привязывалась, давно покинули этот мир. И что так будет и с ним. Именно по этой причине она хотела его покинуть: чтобы не видеть, как он состарится рядом с ней, вечно юной. И в один день помимо своей воли снова оставит её одну.
Конечно, сейчас ему казалось, что он никогда не умрёт — но умирают все, и это факт. Все, кроме таких, как Хоро, которой всегда будет шестнадцать.
Она в самом деле никогда не умрёт. В отличие от него.
Мысль, которая согревала его — и сковывала могильным холодом.
И когда она посещала его, он думал о том, что это будет нескоро. А что будет скоро? Капель запоёт на крышах, и леса и поля расцветут нежными красками, и Хоро будет бегать босиком по росистой траве, танцуя в цветочных венках, оплетённая тоненькими нитями весенней магии — богиня в своей стихии. Потом лето вызолотит её кожу, расстелет туманы над полями и знойное марево над дорогами; а там и осень прокрадётся мягкими прохладными лапами по лоскутному одеялу пёстрой листвы. А затем зима снова окутает землю снежным сном, и Лоуренс будет сидеть у кровати своей маленькой богини, когда она простудится, вливать снадобья в пламенеющие жаром губы и кормить её с ложки.
А ещё они будут есть яблоки. Летние, пахнущие теплом, солнцем и сладким мёдом; осенние, несущие аромат богатых урожаев и щедрых даров; и зимние, которые пахнут юностью, дерзко ворвавшейся в снега. За окном метель завьюжит ночь, а у них затрещат поленья в очаге, и тёплый плед на кресле дождётся своего часа; и Хоро сядет к нему на колени и будет трепать его волосы, дразнясь лукавыми взглядами, а Лоуренс будет чистить яблоки, окунать сочные ломтики в плошку с цветочным мёдом и кормить с рук свою яблочную девочку, чья кожа и губы были слаще любого мёда. А потом снова наступит весна, и счастливые года пролетят опавшей листвой множества календарей; и когда придёт время последней в его жизни сделки — он отдаст плату за эти годы и ни о чём не пожалеет.
— Не грусти, принцесса. Сегодня праздник, в конце концов, — он кончиком пальца ободряюще пощекотал её подбородок. — Ну что, вернёмся в гостиницу? А то замёрзнешь.
Хоро медленно подняла на него яркий карминово-яблочный взгляд.
Волчица Хоро Мудрая провела много времени вдали от родины. Большую часть этого времени она была одна — даже среди людской толпы — но не всегда.
Она всегда думала, что смертная жизнь ужасно коротка, а болезни и неприятные стечения обстоятельств чаще всего делают её ещё короче. Поэтому она старалась не особенно привязываться к людям — ведь это почти бессмысленно: длительность горя от их утраты неоспоримо велика в сравнении с короткостью счастья от их обретения. И у неё это получалось. Почти. Исключений было совсем немного.
Молодой охотник, живший неподалёку от Йойтсу. Человек, смерть которого заставила её отправиться в странствия на поиски чего-то, что она не могла себе представить.
Мальчик-крестьянин из Пасро. Человек, смерть которого заставила её держать данное ему обещание на протяжении не одной сотни лет.
Юный священник, присланный в Пасро из столицы. Человек, преждевременная смерть которого сильно поколебала её любовь к церкви.
И странствующий торговец, в телеге которого она укрылась, желая сбежать от неблагодарных жителей опостылевшей деревушки. Крафт Лоуренс, подумала Хоро, глядя в его серые глаза, в лунном свете имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день. Лоуренс, Лоуренс. Печаль моя, надежда и любовь.
Волчица Хоро Мудрая часто годами бродила одна, и порой она чувствовала себя старой, как горы или заповедные леса Йойтсу. Но этим людям удавалось заставить её почувствовать себя… живой. Она сама не сразу это замечала — но рядом с ними она снова чувствовала себя девчонкой, которая только вчера вышла на первую самостоятельную охоту, а совсем ещё недавно гонялась за собственным хвостом. Рядом с ними она не была Хоро Мудрой — она была Хоро. Просто Хоро. Простой смертной, которую любят. С которой хотят быть рядом. Которую принимают такой, какая она есть. Которую хотят защитить от любых бед. Которую никогда не отпустят.
Волчица Хоро Мудрая не верила человеческим поговоркам, но выражение «глаза — зеркало души» казалось ей довольно правдоподобным. А ещё она часто задавалась вопросом, смотрит ли на них кто-нибудь сверху, и со временем, кажется, она нашла для себя ответ на этот вопрос. Во всяком случае, из всех изобретённых человечеством религий она определённо начала склоняться к той, в которой утверждалось, что душа человеческая приходит в этот мир не единожды: после смерти она возрождается вновь, только в другом теле.
Потому что все люди, к которым она привязалась, несмотря на всё своё нежелание любить и страдать, с первой же встречи казались ей знакомыми; и у всех них были серые, имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день глаза.
— Идём? — Лоуренс встал и протянул ей руку.
— Идём, — Хоро сжала его ладонь в своей.
Ей не стать смертной, а ему не стать бессмертным. Когда-нибудь он снова покинет её. А она снова отправится в странствие на поиски чего-то, что она не сможет представить. Вернее, кого-то. Но когда она найдёт его, она поймёт — и тогда на короткую человеческую жизнь у неё снова появится дом.
Да, мне не стать смертной, а тебе не стать бессмертным, думала Хоро, и они шли сквозь тихую зимнюю ночь, сыпавшую колючие звёзды за горизонт. Но снова и снова я буду искать тебя. И находить.
Потому что ты можешь умереть.
