Фанфикс.ру Tansan - Команда
Опомнившись, он захлопнул альбом, вылетел из кабинета, через три ступеньки одолел грифона, пронесся по пустому коридору и уже на лестнице нагнал Крауча.
— Мистер… Крауч!
Тот остановил его концом вытянутой трости и, быстро оглянувшись, припечатал негромко и твердо:
— Я отказался, молодой человек. Понимаете? Отказался. Моя жена умерла, а сын сгниет в Азкабане. Всего вам наилучшего.
Вот и все. Прямая, как палка, черная спина вдруг раздвоилась вместе со ступеньками, перилами и лестничной площадкой, рука в кармане отпустила бесполезный амулет. Прости, тетя, я все-таки не пришел на твои похороны…
Альбомы Снейп, не открывая, спрятал вместе с ключом и завещанием в дальний угол кладовой. Потом налил себе коньяку из початой ‒ той самой ‒ бутылки, сел у неразожженного камина и попробовал осознать: он остался один. Нет, людей он не любил и редкое общество мог вынести больше двух часов кряду, но в жизни его всегда был кто-то близкий: мама, Лили, Барти, Люциус. Как-то незаметно в эту компанию вошла и тетушка Эйвис, хотя связывали их лишь четыре короткие встречи и разделенная на двоих скорбь. А теперь не осталось никого. Пропасть между одиночеством добровольным и вынужденным оказалась столь глубока, что вызвала боль почти физическую. Сейчас Северус был бы рад даже отцу ‒ господа черти, подкиньте ему там угольков погорячее…
Коньяк закончился, в ход пошла отобранная у шестикурсников-слизеринцев бутыль огневиски. Отчаяние лишь нарастало. Снейп все чаще поглядывал на дверь лаборатории и под конец даже сделал несколько шагов на заплетающихся ногах, но тут зазвенел камин. С трудом сменив траекторию, пьяный вусмерть зельевар дотянулся до каминной полки, с седьмой попытки разблокировал камин и свалился в объятия директора.
Последовавший разговор он помнил крайне смутно, но именно с него началась новая и единственная на долгие годы привязанность.
Утром Снейп буквально за волосы стащил себя с кровати и поплелся в лабораторию. Равнодушно проигнорировав полки с богатейшей коллекцией ядов, он выдул полный флакон антипохмельного и окинул взглядом свои многочисленные отражения в надраенных гриффиндорцами котлах. Как там Альбус говорил? Долг? Что ж, будем жить ради долга. Сейчас умоемся, оденемся, позавтракаем и пойдем учить лоботрясов тонкому искусству зельеварения. Оштрафуем Гриффиндор, запугаем Хафлпафф, собьем спесь с Райвенкло, а своих заставим чистить без магии общую гостиную, чтоб в другой раз не подсовывали декану суррогатный огневиски. Хорошая штука ‒ долг.
Понемногу жизнь наладилась. Жесткий школьный распорядок помог Снейпу собрать себя в кучку, он все реже просыпался от кошмаров, перестал видеть в каждой встречной фигуре знакомые черты, научился восполнять душевный вакуум чужими эмоциями, в основном, конечно, негативными. Слезы и яростное бессилие на лицах студентов приносили удовлетворение, отпор взрослых магов давал возможность безнаказанно хамить дальше. В результате желающие составить мрачному мизантропу компанию мигом теряли к нему интерес. Исключением стали бывшие учителя, а ныне коллеги ‒ им, слава богам, не нужно было ничего объяснять.
Накануне Рождества восемьдесят второго домовик Малфоев принес приглашение в мэнор. Северус провел приятнейший вечер и вернулся в замок с твердой уверенностью в том, что дружбу уже не воскресить. Люциус, очевидно, тоже это понял ‒ больше приглашений не поступало.
Освоившись с должностными обязанностями, Снейп с головой ушел в науку, авторитет Дамблдора в Совете попечителей помог найти средства на достойное оснащение лаборатории. Благодаря таланту, одержимости и полному отсутствию личной жизни имя молодого Мастера уже через несколько лет вошло в список ведущих зельеваров мира.
Получив первую премию Гильдии за Антиликантропное зелье, Снейп долго таращился на дату в наградном свитке: тридцать первое июля тысяча девятьсот девяносто первого года. Что-то она означала, что-то крайне болезненное и чреватое большими неприятностями. И вдруг как драконьим хвостом по темени: Гарри Поттеру одиннадцать лет. Через месяц сын Лили приедет в Хогвартс. Снейпу изо дня в день предстоит смотреть в зеленые глаза своей самой страшной вины. «Прошу вас, Альбус, это невыносимо!» — «Ты поклялся. Все не так плохо, Северус, Гарри милый мальчик…»
Слава богам, Поттереныш ожиданий не оправдал ‒ вылитый папаша, и снаружи, и внутри. «Ленивый, наглый, самодовольный выскочка!» — «Ты видишь лишь то, что хочешь видеть». — «Не-ет, это вы видите то, что хотите!» — «Возможно. Всем нам свойственно обманываться, Северус, и последствия наших ошибок порой стоят жизни дорогим нам людям… Конфетку?»
Он честно старался держать себя в руках, но каждый раз при виде круглых очков, встрепанной шевелюры и непокорной физиономии палочка сама скользила в ладонь, а с языка рвались проклятия. Негодник до того походил на Джеймса, что Снейпу иногда казалось, он двинулся умом. «Альбус, ради богов, давайте хоть очки с него снимем! Есть один древний рецепт, я не пожалею Пыли Одержимого, в конце концов, паршивец сам ее изготовил». — «Вряд ли Гарри захочет утратить сходство с отцом, он им очень гордится. Не стоит отбирать у мальчика то немногое, что ему осталось в память о родителях…» — «…которых у человека по определению двое. Черт возьми, Альбус, он хоть знает, что у него была еще и мать? Самоуверенный, наглый идиот, на уме сплошь квиддич, безрассудные выходки и игра на публику. Я того гляди уверую в переселение душ».
Но бывали моменты, когда ненависть отступала перед чувством, весьма похожим на уважение. Под страхом смерти Северус не признался бы даже себе, что восхищается отпрыском Джеймса Поттера, потому после каждого общешкольного ЧП градус снейповой нетерпимости к Надежде Всея Магического подскакивал впятеро против нормы. И все-таки, удерживая в небе бешеную метлу с болтающимся, будто тряпка на флагштоке, подростком, или соскребая с камней драгоценные крупицы Пыли, или стоя над трупом Короля змей, или наблюдая в полубеспамятстве, как звездно сияющий Патронус-олень расшвыривает рогами дементоров ‒ он ловил себя на желании заавадить не Поттера, а Альбуса Дамблдора. Чертов старик с поистине лордовой безжалостностью подвергал детей очень взрослым испытаниям. «Тысячелетний василиск! Вы до такой степени уверены в правдивости Пророчества? Может, оно и гарантирует жизнь Поттеру, но уж точно не тем балбесам, что лезут в пекло вместе с ним!» — «Ты себя имеешь в виду?» — «Вы отлично знаете, кого я имею в виду. Девочка едва не погибла, ее недоумок-братец помчался к черту на рога со сломанной палочкой, Поттер не нашел помощника лучше Локхарта, а на финише вместо молодого полутораметрового экземпляра пятидесяти лет от роду их, оказывается, поджидал василиск самого Салазара!» — «Гарри справился». — «Нереальное везение, один шанс из миллиарда. Честное слово, Альбус, иногда мне хочется вас убить».
Нет, бунтовать он не думал, напротив, честно исполнял данную директору клятву: круглосуточно был начеку, без конца сканировал окрестности, ходил за мальчишкой по пятам, изводил придирками и прощупывал разворошенное обидой и злостью сознание, цеплял на гриффиндорские мантии прослушку, не жалел сил на След. Но спроси его кто, зачем он так старается, Снейп не сумел бы ответить. Его маниакальное стремление уберечь свою лохматую Немезиду от всех мыслимых угроз ‒ недобитых упиванцев, гипотетических недоброжелателей, происков Дамблдора и метеоритного дождя ‒ давно перестало умещаться в рамках понятия долга или вины перед Лили. Просто паршивец должен был выжить. И победить.
Этот трансцендентный инстинкт наседки и привел его однажды глубокой ночью на цокольный этаж к подножию потайной лестницы. Истошные русалочьи вопли вкупе со взломанной дверью кабинета недвусмысленно указывали на очередные неприятности, а где неприятности, там и Поттер, к Сивилле не ходи. Он почти поймал мальчишку (исключенный из школы студент не может представлять ее интересы в Турнире, не так ли?), когда странная интонация в голосе Моуди заставила его замереть в полушаге от цели.
— Дамблдору не вредно знать, кто на Поттера точит зуб. Да и мне хотелось бы кое-что прояснить… (2)
«Я всегда хотел старшего брата… нормального старшего брата, имею в виду».
Силы небесные…
Располосованная шрамом щека едва заметно дрогнула. Моуди, не мигая, сверлил оппонента живым глазом, отвернув волшебный вбок, и Снейп решился ‒ запустил тоненькую иголочку невербальной легилименции. Внутренне сгруппировался, готовясь к жесткому отпору, но посыл прошел легко. Его явно ждали.
Солнечное сентябрьское утро на Кингс-Кросс. По платформе громыхают тележки, суетятся родители, детвора штурмует вагоны, паровоз громко шипит, выпуская клубы густого белесого дыма. Светловолосый паренек улыбается от уха до уха, протягивает ладошку: «Привет, я Барти. Ты мой брат?» Невозможно, невероятно, не может быть…
