Александр Машошин - Наихудший сценарий
Наверное, я никогда не устану восхищаться разносторонностью нашего корабля. Сконструированная для чисто военного применения – правда, довольно разнообразного, надо отметить – "Амидала" могла выполнять и гражданские функции. Пассажирский рейс, перевозка груза, буксировка… А теперь ещё и добыча минералов. Изогнутая плита из прозрачного транспаристила, вмонтированная в корпус между нижними плазменными двигателями, даёт возможность совершать ювелирные манёвры кормой вперёд, управляя кораблём с нижнего турельного поста даже в случае отказа внешних сенсоров. Отсюда же очень удобно заниматься астероидными раскопками: весь шурф как на ладони. Я повесил под потолком переносные лампы, чтобы получше осветить рабочее поле, благо транспаристил почти не бликует от светового луча.
— Недодумали мои разработчики, — вздохнула Падме. — Будем на какой-нибудь базе – надо навесить ещё прожекторов по бокам каземата. В трюме на полках есть, я видела.
— Обязательно. Не помнишь, какая здесь ширина рамы?
— По наружным стенкам – два пятнадцать, а что?
— Как раз влезут по две секции световой линии сверху и снизу. А хочешь, купим сюда манипуляторы? По бокам полно места.
— Было бы неплохо. Трюмные слишком грубы для мелких работ… Но сейчас у нас нет денег!
Я пожал плечами:
— Камней наломаем, продадим, вот и деньги.
Лазер плавил породу, отсекая кусок за куском. Если глыба выходила слишком большой, я останавливался и, перейдя в импульсный режим, обкалывал лишнее. Затем Падме с помощью тракционных лучей переправляла очередной "полуфабрикат" в трюм. Мелкий мусор, что накапливался в пространстве от наших карьерных разработок, она время от времени сдувала коротким выдохом ионных двигателей, удерживая себя на месте с помощью реверса плазменных. Как только трюм заполнился, я надел маску от пыли и отправился туда. Теперь требовалось раздробить породу и выбрать из неё то, что представляло ценность. Падме, уменьшив искусственное тяготение, чтобы легче было ворочать куски камня, помогала мне. Сосредоточившись на работе, мы почти не разговаривали – честно говоря, не было желания. После всего, что свалилось на нас за последние дни, наступила какая-то вязкая апатия. Накануне, во время ночного перелёта на Орд Пардрон мне было совсем худо. Я ворочался на кровати, слишком просторной для одного, и в голову лезли мысли одна мрачнее другой. Насилу дождался корабельного утра, чтобы встать и заняться хоть чем-то. Работа немного отвлекала, но где-то далеко, фоном, всё равно вертелось: где сейчас Осока, какую очередную гадость заставил её делать Дарт Вейдер? Пригодных для продажи кристаллов в сумме набралось полтора небольших ящика – на две трети крупных и почти столько же дешёвой мелочи. Выбросив из трюма пустую породу в стороне от места добычи, Падме возвратилась к астероиду, но продолжить работу не позволила, пока я не поем. Покорно впихнув в себя то, что она мне дала, я снова сел за управление, и так до позднего вечера.
Ночью усталость, всё же, взяла своё, и я заснул, первый раз за трое суток. Снилась какая-то мура, и слава богу, что большинство из этого бреда мозг просто не запомнил. А потом снова день, снова работа до одури, наполнять кристаллами очередные контейнеры. Дня через четыре Падме стала просить, а затем и требовать, чтобы я отдохнул. Как скажешь, Твоё Величество. Что там у нас лучший отдых? Перемена деятельности. Я переключился на обслуживание корабля – тех систем, до которых мог добраться изнутри.
— Будешь так усердствовать – меня на Земле вороны по винтику растащат, — подтрунивала кузина, наблюдая, как я отчищаю до блеска очередной механизм.
— Ну, народ! — фыркнул я. — Особенно разные королевы. Всё им нехорошо. То не так сидишь, то не так свистишь…
— Нет, почему же, делаешь ты всё правильно. Мне только немного страшно представить, что будет, если в один прекрасный день ты протрёшь мне броню до дырки. Помогает хоть?
— Э-э… От чего?
— От мыслей.
— Вроде бы.
Сглазил. В ту же ночь в мой сон явились несколько чёрных фигур в плащах. Они вышли из зыбкого тумана видений и картинно, как в третьесортном голливудском "кине", откидывали по очереди свои капюшоны, чтобы высокопарно изречь нечто глубокомысленное… и гадкое, кто бы сомневался.
"Помнишь меня? — произнёс Инквизитор по имени Пробус Тесла. — Я жив! И за это время принёс много пользы моей Империи, прирезав несколько лживых джедайских ублюдков!"
"А меня помнишь? — осклабился размалёванный забрак, косящий под Дарт Мола. — Я тоже жив! А хвостоголовая книжная крыса – сдохла! И от моей руки сдохнут ещё многие твои дружки!"
"Как видишь, я стою на своих ногах, — подключилась к разговору зеленокожая изменница с синими, как океанская глубина, глазами. — И так должно быть, потому что я права! А она была слаба и сбита с толку джедайскими бреднями. Но теперь она поняла, и она – на нашей стороне!"
Откинул капюшон ещё один Тёмный, и я увидел… Вейдера. Без маски, с развевающимися светлыми волосами и жёлтыми от ненависти глазами, такого, каким я запомнил его в другом, давнем сне.
"Тьма – естественное состояние материи, — заявил он. — Пора бы тебе это понять. Пространство рождено во тьме, во тьме оно пребывает от века. И жалкие потуги вашей семейки вытянуть кого-то на Свет – пустая трата сил, бесполезное упрямство, достойное лучшего применения".
— В прошлый раз – получилось… — прошептал я, вспомнив Вентресс.
"То недоразумение стёрто с лика Вселенной и больше не повторится!" – на миг мне показалось, что сквозь нордическое лицо Тёмного Лорда проглянул другой облик: крупный нос, короткая бородка, больше похожая на недельную щетину, застиранная рубаха… И ковбойская шляпа, совершенно неуместная в освоенной Галактике. Блин, привидится же такое!
"Тьма победила, как и всегда", — продолжал Вейдер-Скайуокер.
— И во тьме светят звёзды… — возразил я.
"Звёзды! — он криво усмехнулся. — Ты подобрал очень верное сравнение! Жалкие крупинки в сравнении с бесконечностью космоса, неспособные обогреть даже расстояние от одной до другой. Вот и вы так же жалки и беспомощны. Посмотри на себя, как ты смешон в своих попытках спорить с очевидным!"
Улыбка Вейдера стала шире, белозубее. Вслед за хозяином угодливо засмеялись шестёрки. Особенно усердствовал Пробус, он даже откинулся назад в приступе веселья… Как вдруг верхняя половина его тела отделилась и упала, а Инквизитор продолжал хохотать лёжа, не замечая, как ноги бессмысленно топчутся на месте отдельно от него. Торопливо запахнула плащ изменница, но я успел увидеть, что кожа на её бедре отслоилась, и под ней блестит металл.
"Опять вы лжёте!" – хотел сказать я и проснулся.
В каюте занимался рассвет. Ещё недавно мне нравилась эта мягкая постепенно разгорающаяся подсветка, так похожая на свет земного утра. Сейчас я, морщась, встал и переключился на нормальное освещение. Нет, так больше нельзя, надо с этим что-то делать. Взгляд мой упал на меч, лежащий в изголовье. Если бы Айла была здесь… Но, как видно, не судьба. Я взял меч, вышел в гостиную, встал в центре помещения и включил лезвие. Стойка, медленный взмах, стойка, два движения и снова стойка. От простого к сложному, от медленного к быстрому, как от края к центру и от центра к краю. Ровное гудение синего пламени и правильные, чистые шипящие звуки во время взмахов действовали успокаивающе. И как я до сих пор не вспомнил об этом способе? Первое время, держа в руках включённый меч, я немного нервничал, да что там "немного", очень сильно. Огненное лезвие с лёгкостью режет почти любое вещество, отхватить себе конечность или обстругать бок – как нечего делать. Слова призрачной Айлы о том, что упражнения с оружием приводят в порядок мысли и чувства, я воспринимал тогда как одну из древних догм, применимую не всегда и не ко всем, не ко мне уж точно. Лишь тогда, когда я научился в любой момент точно чувствовать положение клинка, нервозность постепенно ушла. Осока – не эта, полузнакомая, а моя – говорила, что с этого момента я и в фехтовании изрядно прибавил. Так. А вот в эти мысли углубляться не надо. Для пущей концентрации я закрыл глаза, сосредоточившись только на контроле движения лезвия. Проделал так основные фехтовальные связки, что показывали в прежней жизни Осока и другие, с кем я тренировался. В заключение потренировал развороты и короткие удары вдоль собственного корпуса – довольно опасные для исполнителя, но очень эффективные при "отступлении вперёд". Так же не глядя, выключил лезвие и повесил рукоятку на пояс. Вот. Немного отпустило. Надо, кстати, будет напомнить Осоке, она обещала подумать насчёт тренировок. Возможно, с этого всё и начнётся. А может быть, с чего-то другого. Главное, чтобы обстоятельства дали нам побольше времени на общение.
— Завтрак не помешает? — в проёме двери, соединяющей гостиную и рубку, стояла Падме.
