kissherdraco - Жажда/water (СИ)
- Прекрати.
- Да почему? – он рассмеялся. - Почему, Гермиона?!
- Потому! Потому что та, которую ты думаешь, что любишь, это не настоящая я! Это не я!
- Что за бред ты несёшь?
- Ты не знаешь меня по-настоящему, Драко! Ты… знаешь эту девушку. Эту девушку, которой я становлюсь рядом с тобой, в которую я медленно превращалась все эти месяцы.
Драко покачала головой.
– Нет, Гермиона, - …глубокий вдох и шаг в её сторону… - Я люблю всё в тебе. Какой бы ты ни была. Раздражительной, счастливой, жутко надоедливой. Масса вещей может туманом клубиться вокруг тебя, но я всё равно смогу разглядеть тебя настоящую. Под всем этим. Ты всё еще там. Вот почему… почему ты нужна мне. Неважно, что ты делаешь, мои чувства к тебе никогда не изменяться и не исчезнут. Я просто… Я точно это знаю. Я абсолютно уверен, что это не изменится. То, что я чувствую к тебе.
- Драко, пожалуйста.
- Нет! – воскликнул он. В голосе злость и напряжение. – Я не жду от тебя ничего в ответ, но не смей плевать на меня! Не веди себя так, словно это неправильно!
- Как ты не понимаешь? Всё это ошибка! Мы ничего не видим за пеленой эмоций! Мы тонем в них! Как ты можешь доверять своим чувства в такой момент?
- Потому что нельзя отрицать столь очевидные вещи! Ты просто знаешь, что они есть. Когда же до тебя дойдёт?
- Это… возможно это просто иллюзия. Как и все это. Я существую, а не живу, не говоря уже о том, чтобы доверять тому, что чувствую.
- Класс, Гермиона! Супер! Если тебе так будет легче, катись в таком случае к Поттеру и притворись, что никогда не слышала от меня тех слов!
- Ты не обязан был говорить мне это! – крикнула Гермиона. – Я пыталась остановить тебя!
- Да неважно! Это ничего не меняет! Скажу я тебе или нет, всё равно так есть! Я ненавижу тебя, но при этом всегда любил! Все вот так обернулось, и я до хера, блин, сожалею об этом, Грейнджер!
- Я не люблю тебя! – …крик сквозь слёзы… - Как я могу полюбить того, кто сотворил все это со мной? Я ненавижу себя! Ты заставил меня ненавидеть себя!
- Ну и вали! Пошла к чёрту, Грейнджер! Иначе ты просто сдохнешь, если не сделаешь этого!
Боль. Невозможной силы боль волной окатила с его бледного лица.
Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы ее не вырвало прямо там. В памяти всплывали вспышки картинок былой жестокости. Неистовые поцелуи и крики. Непрекращающиеся крики. Они не перестанут мучить её, не подарив даже минутную возможность перевести дух.
Убраться отсюда.
Дверь за её спиной захлопнулась. Она, сбегая по каменным ступеням из общей комнаты, поскользнулась и упала прямо на колени. Не покидало ощущение, будто её сейчас вырвет. Но так ничего и не случилось. Лишь где-то в желудке все повело от боли.
Любила ли она его?
А какое это имеет значение?
Вот она, новая Гермиона.
ГЛАВА 21.
Перед тем, как оглянуться на прошедшие несколько месяцев, тебе приходится задержать дыхание. Потому что волна боли и тошноты порой бывает просто нестерпимой. А нехватка кислорода каким-то образом облегчает перенести это.
Поэтому перед тем, как оглянуться на прошлое, задержи дыхание.
А потом, когда выдохнешь, ты можешь притвориться – пусть всего на краткий миг – что этих месяцев и вовсе никогда не было.
ЧАСТЬ 1
*
В ту ночь, когда она оставила его в прошлом, Гермиона спала в кровати Джинни. И той же самой ночью она сказала, что не любит его. Она чувствовала, как в голове Джинни роятся незаданные вопросы, и была крайне признательна, что они такими и остались.
Как только Гермиона поняла, что подруга заснула, то дала волю слезам. И в полной тишине, лежа на своей стороне кровати, ее продолжала бить мелкая дрожь. А с наступлением утра она ушла раньше, чем кто-либо в спальне проснулся.
В тот день коридоры были пустынны. Это было воскресное утро, и все еще спали. Но ощущение было такое, что их и вовсе здесь не было. Такое, словно на мили вокруг не было ни души. Она не слышала ни единого звука, за исключением того, как кровь приливала к ушам, в то время как боль водоворотом закружила на дне желудка.
Воскресенье – день, когда он должен был уйти. Он должен был уйти к вечеру. Поэтому Гермиона эти часы провела во дворе замка, слушая ветер, игнорируя растущее чувство голода, которое еще и затуманило сознание. И только лишь с наступлением сумерек она вернулась в башню. Открыла дверь. Пусто. Никого.
Он ушел.
Прошло три дня. Три ночи без него, спящего в соседней комнате.
Боль, что испытывала Гермиона, разъедала ее изнутри. Она шла спать и просыпалась. А боль никуда не девалась. Она обжигала желудок и волной поднималась к груди. И никуда не исчезала.
Она посещала занятия - сидела молча и небрежно что-то записывала. Она избегала показываться на завтраках, обедах и ужинах. Старалась держаться в стороне от большого скопления народа. Она избегала всех. А к концу дня возвращалась в гостиную, усаживалась на верхней ступеньке и пальцами гладила деревянную обшивку двери его спальни, зная, что его за ней нет. И не зная где он. Впустую мысленно повторяя последние сказанные ему слова. Снова и снова. Каждый раз усиливая боль. Каждый раз разражаясь слезами. И все это до тех пор, пока усталость не наваливалась с такой силой, что она больше не могла думать, а потом она возвращалась в кровать. Возвращалась к бессознательному забытью во сне.
Она внезапно проснулась около четырех часов утра. За окном было еще темно, но уже достаточно времени, чтобы окончательно проснуться и снова ощутить слабую пульсацию боли в животе. Уже достаточно, чтобы больше не провалиться в сон и забыть, что его больше здесь нет.
Ее первый урок был с Гарри. Первое совместное занятие на неделе. Первый раз она будет находиться в помещении, где не сможет избежать встречи с ним, даже если Гарри явно предоставлял ей такую возможность в те несколько раз, что они пересекались на этой неделе.
Но что-то в Гермионе противилось сегодня избегать его. Внезапно этим утром Гарри стал ей нужен. Ей был нужен кто-то, кто хоть чем-то заполнит зияющую дыру в сознании. Чем-то, что заретуширует мучительные слова, что она без конца повторяла про себя.
Ей просто необходим кто-то, кто скажет, что она сделала все правильно, и это перестанет казаться таким чудовищно неправильным.
И Гарри станет этим кем-то.
ГЛАВА 21, часть 2.
Драко все продолжал прокручивать в голове, что же он должен был сделать, когда за ней хлопнула дверь.
Он должен был открыть ее снова. Тут же. Он должен был последовать за ней, заключить в объятия, вернуть обратно в комнату. Он должен был заставить ее осознать.
Он должен был заставить ее увидеть.
Он поцелует ее. И все. Он поцелует ее губы, ее глаза, ее щеки. И будет прижимать к себе. И будет подавлять голос в голове, который вещал о том, как это неправильно. Потому что нет такого понятия, как «неправильно», когда он ее обнимает. И возможно, она почувствует тоже самое. Возможно, если он прижмет ее к себе, она, наконец, увидит, что то, что она считает таким правильным, на самом деле ошибочно. А то, что она думает неправильно и есть самое верное. И что она его, даже если пытается делать вид, что это вовсе не так.
Но он не сделал этого. Не сделал ничего из этого. Потому что даже на дне своего отчаяния, лишив себя начисто любого надежного предлога, он все еще чувствовал яростный удар по гордости, который так и пригвоздил его к месту. Словно приковало цепями. И если все чувства кричали ему последовать за ней, то эта тьма и мысли о наказании удерживали его на месте.
Нет, Драко. Не иди за ней. Она оказала тебе услугу. Она предложила тебе такой необходимый выход из этой жуткой неразберихи.
Он проглотил эти мысли, словно кусок колючей проволоки. Они оцарапали ему нёбо.
Вместо этого он думал о тех словах, что сказал ей и о смысле сказанного. О последних использованных ими возможностях.
«Я люблю тебя, Гермиона».
Он имел в виду вовсе не это. Как можно было это вообще выразить хоть приблизительно?
