Б. Сай - Евангелион: фантазия на тему финала
Подавленный Синдзи вяло отмахнулся.
— Ничего. Просто… — он прочистил горло, — просто я понимаю, что это значит.
— Это ничего не значит, — твёрдо возразил Рэн.
— В каком смысле?
— Во всех. Кроме свободы воли, конечно. Мама-Рэй чувствует подобные вещи очень тонко, и влиять на её мысли, вкусы и предпочтения я не буду. Судьба прошлого мира уже не довлеет над вами, и я хочу, чтобы ты знал — никакие обстоятельства не помешают никому из вас быть счастливым с кем угодно, если вы сами того захотите. Это я гарантирую.
Синдзи приободрился.
— Понимаешь, — продолжал Рэн, — я создал этот мир специально для вас. Я специально сделал его максимально похожим на прежний. Я потому и не показался с самого начала, что хотел сделать вам сюрприз, этакое неожиданное приключение. Это — мой подарок, ваша игровая площадка. И я не хочу вмешиваться в ваши личные отношения. Сами разбирайтесь.
— Но ты можешь посмотреть, что там в будущем?
— И да, и нет. Да, я вижу мир в мельчайших деталях, в любой точке времени и на любой глубине. Но! — Рэн поднял указательный палец, — Любое воздействие, любое чудо меняет мир начиная с момента вмешательства и дальше по времени. И чем сильнее воздействие — тем сильнее изменения.
— «Эффект бабочки»? — вставил Синдзи.
— Именно. Само моё присутствие здесь — очень неслабый фактор, можешь мне поверить. Так что — извини, никаких подсказок. Давай деньги, я рассчитаюсь.
— Ты говоришь по-русски?
Рэн весело посмотрел на отца.
— Шутишь? На всех языках и диалектах мира!
Аска расставляла салатницы.
— Блин, где его носит? Сказала же: «по-быстрому»!
— Всего пятнадцать минут прошло, — вступилась за отца Софи.
Аска поправила листик салата в продолговатом фарфоровом блюде.
— А ты уверена, что не хочешь менять прошлое?
Софи немного помолчала, глядя в разделочную доску и собираясь с мыслями, потом подняла голову.
— А вы? Вот вы бы согласились прожить свою жизнь ещё раз — иначе?
— Нет. Но ведь у нас всё было в порядке!
— А прошлую жизнь?
Аска задумалась. Потом нехотя кивнула.
— И прошлую тоже.
— И я тоже так думаю. Маме было трудно, но она преодолела все трудности. И это её победы, я не хочу отнимать их у неё. И она многому научилась, многое узнала и поняла. У неё появились настоящие друзья. Не партнёры, соседи или сослуживцы — друзья, понимаете?
— Понимаю.
— Пусть всё остаётся, как есть.
Помолчав, Софи добавила:
— Не знаю, простит ли она меня, когда узнает.
— Конечно, простит, глупенькая.
Раскрылась дверь, и в кухню протиснулся нагруженный пакетами Синдзи.
— Я вернулся. Уф-ф!
— Парней не видел?
— На клубничном дереве. Вместе с единорогами пасутся. Там сейчас такой трафик…
Аске показалось, что она ослышалась.
— На чём?!
— Да это Рэй место экономит. Она не стала разводить грядки, а вырастила такие деревья. Ну, там — клубничное, огуречное, томатное…
Ошарашенная Аска развернулась к столу и наколола на вилку небольшой кусочек помидора. Поднесла к лицу, внимательно осмотрела. Подозрительно понюхала, попробовала на язык и, тщательно пережевав, проглотила. Немного постояла, анализируя ощущения, и наконец махнула рукой.
— Съедобно. Годится. Софи, уноси салаты, а мы тут ещё немного поколдуем. Син, бери нож и займись рыбой.
Подождав, когда они останутся одни, Аска негромко спросила:
— Ты знаешь, кто мать Софи?
— Конечно. Киришима Мана, — Синдзи отложил в сторону шкурку, снятую с копчёной скумбрии. — Правда, в тот раз её звали иначе и она была старше. А что?
— Софи надо будет как-то появиться в этом мире.
— И..?
— Ну… Ты и Киришима…
Синдзи непонимающе смотрел на Аску, а у неё язык не поворачивался произнести то, что она хотела сказать.
— Ну, я в том смысле…
«Гос-споди, ну какой же он тупой!»
— В смысле, так и быть, можете один раз…
До Синдзи наконец-то дошло. Он вскинул руку и приложил перемазанный рыбьим жиром палец к губам Аски — та даже не успела отшатнуться.
— Ни слова больше!
Аска умолкла. Тон Синдзи не предвещал ничего хорошего и был не тем, который примет какие-либо возражения.
— Я взрослый человек. И это — МОЯ жизнь. И я не нуждаюсь ни в чьих позволениях, чтобы жить её так, как сам считаю нужным. Понятно?
Аска сникла.
— Да, извини. Это я зря сказала. Просто жалко девчонку стало. Сама не понимаю, что на меня нашло, — её глаза округлились, а голос налился возмущением. — Син! Ты чего творишь?! Ты куда очистки кладёшь? Вот же пакет специально для них!
— Тоже мне, преступление… — понемногу остывая, проворчал Синдзи. Он подцепил ножом очистки и бросил в пластиковый пакет. На столе осталось некрасивое жирное пятно.
— Ну, вот! — продолжала возмущаться Аска в попытке стереть и забыть неловкость, возникшую по её вине. — И что теперь?
— Да брось ты, — небрежно отмахнулся Синдзи. — Можно подумать, это для тебя проблема.
Накрытый стол никак не был похож на нечто из разряда «лёгкий завтрак». Скорее это было похоже на «королевский пир». Насытившиеся клубникой Клаус и Петер с ленивым интересом оглядывали стол в поисках любимых блюд. Рэн что-то негромко рассказывал Наоко и Рицко. Время от времени в воздухе перед ним возникали светящиеся диаграммы и схемы. Аска усадила Софи между собой и Синдзи. Последней к компании присоединилась хмурая Рэй.
— Чего такая злая? — полюбопытствовала Аска.
— Не слушаются.
— Кто?
— Единороги. Уже всю клубнику объели.
— Ну и что? Ты же можешь ещё вырастить?
— У них же диатез будет!
Аска тоже нахмурилась, обдумывая ситуацию. С одной стороны — можно выйти и дать всем нагоняй. С другой стороны — если они сами на своих белоснежных шкурках убедятся в правоте создателей, будет ещё лучше. Наверное, будет лучше совместить оба подхода.
В наступившей тишине был хорошо слышен голос Рэна. Он вырастил в воздухе перед собой светящийся древовидный граф и показал в нижний узел.
— Если я корректирую мир в этой точке, всё, что выше, также изменяется. Но если я вношу слишком сильные коррекции, меняется всё — и то, что я хотел изменить, и всё остальное. Лавинный эффект. Причём я сразу же вижу результат. Поэтому я действую осторожно — намёками и как бы случайными совпадениями.
Рицко показала на одну из ветвей дерева.
— А куда девается эта реальность, если ты выберешь другую?
— Реальность одна, — померкли все ветви, кроме изломанной линии, идущей от ствола к самой вершине, — вот она. Всё остальное просто перестаёт существовать, как будто его и не было никогда.
— Как сохранения игр в «Симсах», — отметила Аска. — Хорошая игрушка, в младшей школе не отрывалась.
— Да. Мне тоже интересно наблюдать за людьми и править их судьбы.
— И ты помогаешь людям? — недоверчиво уточнила Наоко.
— Конечно! Особенно если попросят. Менять причинно-следственные связи всего мира из-за одного человека я не стану, но немного помочь — почему нет? — Рэн поднял указательный палец. — Но только помочь, а не сделать всю работу. Я всегда могу подсунуть соломинку, которая поможет выбраться, когда ты барахтаешься в ледяной воде. Я всегда могу подбросить камень под ногу разбойника, от которого ты убегаешь. Я всегда могу подсказать решение проблемы, над которой ты бьёшься. Но только если ты сам — барахтаешься, бежишь, бьёшься. Хочешь, чтобы я помог? Не вопрос! Но делай же сам хоть что-нибудь!
— А все эти гипотезы о рае и аде..?
Рэн сердито фыркнул.
— Сама мысль об аде — оскорбление для меня. Ну неужели я кажусь настолько мелочным, что буду сводить счёты со своими созданиями в их посмертии?
— Но как же наказание для грешников и всё такое?
— Цель любого наказания — не допустить проступка в будущем. А о каком будущем идёт речь, если человек уже мёртв?
— А что происходит с душой после её смерти?
Рэн ничего не ответил, а на столе перед ним возникла горящая свеча. Её огонёк, сначала уверенный и ровный, задрожал, ослабел и, оставив тоненькую струйку белого дыма, исчез.
— Вот что.
— И так — с каждой?
— Нет. Если в душе есть свой внутренний свет, она не исчезнет. Любовь, доброта, взаимопонимание — то, что не даёт погаснуть свету души, — Рэн пожал плечами. — Всё давно сказано, всё давно известно. Ничего нового.
— И что потом?
— Вариантов много. Например — демиург может присоединить душу и сделать её частью себя. Или, когда таких душ наберётся достаточно, мир может породить нового демиурга. Для этого в него нужно ввести семь основ. Три для внешнего мира — пространство и время, неживая природа и стихии, жизнь. Три для внутреннего — память, чувства, рассудок. Их всех объединяет последняя, особенная основа — воля. Бескрылая, но самая могущественная. Личность будущего демиурга, зерно, из которого появится архитектор новых миров. К ним, в свою очередь, присоединяются все души изначального мира. Вот так.
