Павел Буркин - Обречённые. Том 1
Дальше — лес. Там он не бывал давненько, а потому не мог вспомнить, в каком состоянии дороги, и далеко ли до разрушенных городских кварталов. Зато отлично помнил, что…
— Вождь, пять километров — многовато, и там довольно опасно. Вдобавок, шоссе…
— Я знаю, — раздражённо бросил Пак. — И нарваться всей толпой тоже риск велик. Но нет у нас выхода, понимаешь? Что успели взять оттуда, почти всё съели, а новенькие вообще без запасов пришли. Дней пять пересидим, а потом от голода дохнуть начнём. И вот тогда… Ты поручишься, что ни у кого с голодухи крыша не поедет? И что тогда? Друг друга жрать, что ли?
— Я не об этом, — ответил Крысятник, выдержав взгляд вождя. Может, это вызовет гнев Пака, может, будет расценено как трусость — но Хитрец тут недавно, а раньше где-то на окраине Подкуполья жил. Он и не знает, что входы в подземку есть во всех концах города, только некоторые давно завалило. Но даже завалы можно расчистить. — На той стороне Провала так же есть подземка. Насколько помню, её не завалило рухнувшим домом, а вниз ведёт лестница. Вниз я не спускался, но, говорят, это подземелье соединяется с нашим, и отсюда в обход Провала можно пройти под землёй. Не поднимаясь на поверхность. Я даже знаю… знал человека, который ходил.
— Молодец, боец, — похвалил Пак. Сидоровы наверняка бы зарделись от гордости, сразу обе головы, может, даже захлопали бы ласты… Но Сидоровых убили, по его, между прочим, вине, как и многих, многих других. И чтобы остались хотя бы Крысятник и его ребята, ошибиться нельзя.
— Тогда пойдёшь через Ленинградку только туда, с выходом в два часа пополуночи, — произнёс Пак. Снятые с убитых вертолётчиков часы украшали его лапу и руку Крысятника. — К рассвету должны дойти. Осмотрите там всё в темноте и при свете. Как совсем рассветёт, уходите в подземку и пробираетесь сюда по тоннелям. Выясните, в каком они состоянии. Еды берите на два дня: вдруг там крыс нет? В бой не вступать, «языков» не брать, даже если сами идут в руки. Ваше дело сейчас — только разведка. Тихо пришли, посмотрели — и тихо ушли. Ясно? Ну, пошли, парни. И обязательно возвращайтесь живыми! Это приказ.
— Есть вернуться живыми! — вытянулся в струнку Крысятник, пожирая глазами вождя. Пак смотрел на ближайшего помощника — и понимал: то, что случилось на пустыре, где когда-то поймали Чудовище, повториться не должно. Те, кто ему доверились, не должны погибать.
— Ну, не тянись так, не на параде. Лучше вот что скажи: как там, не всполошились они, когда мы майора взяли?
С допроса пленного майора прошла неделя. Вождь, как ему и положено, оказался прав: концов вражеская разведка не нашла. Об этом узнали у командира попавшего в засаду патруля. Там, наверху, конечно, искали оставивший вертолёт экипаж, солдаты прочёсывали развалины, стреляя на любой крысиный шорох, да так и не нашли: разведчики своё дело знали. А вот инспектор — явился назавтра к вечеру. Раненый, грязный, вонючий — и абсолютно невменяемый, разом разучившийся не то что писать, даже говорить, зато научившийся ходить под себя. Наверное, армейские психологи могли бы что-то узнать даже у такого — но память как отрезало. Вдобавок проверили камеру слежения в вертолёте и выяснили, что вертолёт покинул весь экипаж, сделали это по приказу майора юстиции, и больше никто их не видел. В записи были слышны дальние автоматные очереди и шипящий звук импульса плазмострела: похоже, группа попала в загодя подготовленную засаду, а завёл в неё…
Не сойди майор с ума, вряд ли он бы смог что-то доказать контрразведке. Такой — не убедил тем более. Словом, ничего не понимающие особисты всё приписали внезапному помешательству и направили майора Ольмински в одно закрытое заведение. Где и закрыли на всю оставшуюся жизнь. Всей правды, конечно, командовавшему патрулём фельдфебелю не довели, но по всему гарнизону только о помешательстве и судачили.
Теперь о случившемся говорили и под землёй. Но выводы делали другие: Вождь всё делает правильно, если ему доверишься — не пропадёшь. Своего Барона Гоги у Пака не было, но и без него за ним шли. Когда вождь умеет побеждать, и жить веселей.
Услышав всё, что нужно, Пак отошёл к мастерившим волокуши беженцам. Если в отряде Крысятника собрались уже пустившие врагу кровь бойцы, тут нашлось место мирняку — бабам, ребятишкам, старикам, вовсе калекам, тем, кому бабка-мутация не оставила шанса стать бойцами. Работать им было тяжело: хорошо, если нормальные руки и головы, а то ведь у кого клешни, у кого ласты, у кого копыта и просто непонятные культяпки, какими и камень не удержишь. А были ещё слепые, глухие, дебильные… Когда видишь посельчан каждый день, всего этого не осознаёшь. Но там, где собирается много незнакомых… Особенно если видел и обычных людей, таких одинаковых, стройных, соразмерных, с руками, которыми запросто можно взять что угодно… «Что же это с нами сделалось такое? — горько думал Пак, осматривая это сборище. — Или нет, не так: КТО это с нами сделал?»
Но народ — работал. У кого были нормальные пальцы, вязали узлы, прилаживали ремни, клешнястые, хрипя от натуги, перекусывали металлопластиковую леску, порой просто перетирали её об острые стороны своих хваталок. Кто с когтями — упорно ковыряли доски, пока не появлялись глубокие борозды. По этим бороздам волокуши связывали лесками, либо, если надо было отпилить кусок, по таким бороздам доски переламывали. Получалось неряшливо, но, когда нет пил, а топоров раз, два и обчёлся, и так сойдёт. Некоторые работали ногами — мутация наградила их длинными, гибкими пальцами на ногах, жаль только, в сапогах их приходилось поджимать, и от ходьбы они страшно болели. Увы, без сапог тоже не походишь, пальцы ног, даром что загрубели и окрепли, всё же уязвимее ороговелых пяток. Зато делать ими что-то полезное — самое то. А у одной беглянки было семь рук — так она одновременно мастерила сразу три волокуши…
В подземных тоннелях, где давным-давно не осталось ни одной лампочки, и свет давали лишь трофейные фонарики, день и ночь кипела работа. Пак не дал спокойно сидеть никому, для каждого находилось дело, и обязательно — нужное, да такое, какое никто больше не сделает. Просто заорать: «В атаку!» — и бросить на врага итак жаждущих мести лю… мутантов. То есть, конечно, на самом деле не просто, но куда труднее убедить их кропотливо и тщательно мастерить волокуши. А уж где он достал металлопластиковые лески, способные удержать слона, ремни, какие можно накинуть на плечи и тянуть, доски и даже гвозди (вот молотков не обнаружилось, забивать пришлось камнями и ржавыми железяками) — знали только разведчики Крысятника. Они тоже не бездельничали, а опасности подвергались куда чаще. К счастью, и необозримые поля городских руин знали лучше, чем завоеватели.
А на спешно созданных складах контингента то и дело всплывали пропажи: то доски для заборов, то металлопластиковая леска, то кабели малого сечения или инструменты. Порой пропадали и интенданты, проводившие ревизию запасов.
Крысятник осторожно высунулся из развалин, огляделся. Так, вроде спокойно, в этот час по шоссе редко кто мотается. Особенно теперь, когда восточный ветер нагнал смога, а радиоактивный дождь разошёлся не в шутку. Только проклятые остальным миром жители Подкуполья, да и они не просто так, а по заданию, рискуют здоровьем в промозглом мраке.
— Тихо, кажись, — разглядывая шоссе, произнёс Крысятник. Даже сейчас, посреди бесконечных развалин, растрескавшееся и покрытое слизью, широкое шоссе впечатляло. Только в одном месте покрытие провалилось вместе с подземным переходом, образовав неглубокий, метра два глубиной, заплывший грязью ров. Забарьерцев, разумеется, он не остановил: через него уже перекинули металлопластиковый, обманчиво-хрупкий временный мост. Вроде и совсем тонкие, хрупкие на вид опоры — кажется, соплёй перешибёшь, — а уверенно держат хоть танк, хоть наливник с горючим, хоть многотонный самосвал с грудой обломков и щебня. В общем, всякое старьё. Действительно современная техника ни в каких дорогах не нуждалась.
— Осторожнее, не топочите, как слоны, — шипел Крысятник. — Проклятье, едет кто-то… Всем сидеть тихо!
Крысятник не ошибся, двинувшись именно сюда. Были ещё два подземных перехода, дальше к северу — но один тоже обвалился, и грейдеры забарьерцев уже заполнили провал обломками домов. А второй ещё держался — изнутри откачали воду, а потом, чтобы не обвалились под тяжёлой техникой старые тюбинги, залили пенобетоном. Здесь, похоже, решили сделать мостки… Ну, нашим лучше.
Сначала в ночном мраке полыхнули два световых столба. Грохот нарастал постепенно, ехало что-то большое, гусеничное, и Крысятнику вовсе не хотелось выяснять, есть ли там обозревающие окрестности пеленгаторы, и способны ли они засечь отряд на обочине. Зато, похоже, экипажу и в голову не приходило выяснять, что ПОД ними. Одна за другой, по мосту прокатывались массивные туши чужих машин, раз за разом чередовались свет и тьма. Наконец, всё стихло, и благословенная темнота воцарилась надолго. Крысятник толкнул локтем сидящего рядом нескладного долговязого парня с длинными трёхпалыми руками (как раз стрелять, а вот играть на пианино бы уже не получилось — впрочем, и не было в Подкуполье такой ерунды).
