Павел Буркин - Обречённые. Том 1
— А если придержать, у тех, кто в Москве, будет время рассредоточиться и спрятаться, — вставил Ярцефф. — Главное, чтобы они поняли, что происходит. Ладно, там дальше?
— Северный отряд движется по пустым местам, но они обходят химические свалки и ядерные могильники, да ещё через болота пробираются, сейчас в Белом Расте. Северо-восточные застряли — напоролись на сопротивление в районе Щёлкова. Там какие-то чудища, которых только плазмопушки сразу валят. Но к вечеру по любому всех положат, даже если с воздуха не обработают. А восточная группа — что-то застряла, до сих пор Электроугли чистит. Эти будут в столице только после полудня. Юго-восток… Эти долго возились в Рязани, там кто-то взорвал отстойники и энергоблоки, так что несколько дней фон был несовместим с жизнью. Они задержались, сейчас только в Бронницы входят. Но к вечеру тоже будут в Москве. В общем, до вечера все будут в городе. Кольцо окружения уже сплошное, те, кто в городе, не выскользнут. Хотя кое-кто, по-моему, уже начинает догадываться, выбираются из города… Придержать какую-то одну группу смысл есть. Южная группа… Заняли Подольск, но там отчего-то остановились. Отшельник не знает, почему. Юго-западная группа заняла Троицк, откуда может, по обстоятельствам, помочь или Смоленскому отряду, или Южному. А почему сотня-то? Многовато что-то, вспомни, какими силами они в Смоленске воевали!
— Там у Смоленского отряда фронт был не меньше трёхсот километров, считай, через всю бывшую область. А тут всего тридцать. Всех и собрали в один кулак. Действуют по сходящимся направлениям, — отрывисто бросил Ярцефф. — Придержать северо-западных можно. Но смысла не вижу.
— Почему? Разве…
— Придержать мы сможем не всех, а только один отряд. И то на пару часов, даже ценой гибели отряда. Но остальные будут двигаться безостановочно. Вдобавок, поскольку с каждым километром продвижения фронт сокращается, кольцо окружения будет уплотняться. Юго-восточный и Северо-восточный отряды сомкнутся у нас за спиной, отрезая от города. Затем нам просто ударят в тыл, одновременно станут кончать тех, кто в центре. Сил им вполне хватит.
— Что же, выходит, нельзя ничего сделать?
— Можно. Если этой же ночью мы убьём Бубу и распугаем остальных, как в Вязьме собирались и только потом пойдём на прорыв где-нибудь на стыке группировок. Тогда часть успеет вырваться, а кто-то уйдёт под землю. Иначе конец всем.
Мэтхен помолчал. «Отшельник, где он ночует? В Кремле?»
«Нет, Кремль они считают символом тоталитаризма и имперского шовинизма, — услышал он в ответ. Надо же, и в мыслеречи можно иронизировать! — А Бубу избрали президентом Подкуполья. Без него у них всё накроется медным тазом. Поэтому его берегут — держат в тайной комнате внутри памятника на Красной площади. Но завтра — вступление в Москву, штурм, зачистка последнего и самого крупного города. Будет совещание в Северо-Западной группе, в Химках. На совещание прибудет не только Буба, но и все командиры групп, Манун и даже Сол Модроу. Там же и пресса будет… Передай это Ярцеффу, немедленно».
— Командир, Отшельник говорит, сегодня ночью Буба будет в Химках, в месте дислокации Северо-Западной группы. Туда же съедутся на совещание все командиры групп, Манун и Модроу. Будут обсуждать детали штурма, заодно проведут последнюю пресс-конференцию.
— То есть вся головка — в одном месте? — поднял голову капитан, и Мэтхен отшатнулся, такой яростный огонь полыхнул в его глазах. — Если мы справимся, обезглавим всю группировку?!
— Ярцев, они будут под прикрытием всей группы. Сто танков, и прочее…
— Да плевать! Один гравиплан их всех стоит! Мы и не станем драться со всей группой: сделаем дело — и назад. Смотри, я, Жуха и Клеопатря наносим удар с воздуха по их сборищу, ну, и склады да жилые модули проштурмуем. Устроим большой бардак. Остальные идут с тобой, Мэтхен. Ваше дело — ни с кем не связываясь, скрытно проникнуть в расположение противника, и как начнётся — уничтожать всех, кого увидите. Особенно обращайте внимание на штатских, особенно со свитой, и офицеров. Отшельник может уточнить, где они будут?
— Сейчас спрошу… Ага, есть. Здание бывшей городской администрации, оно почти не разрушено, местами целы даже стёкла.
— Так, глянем по навигатору… Ага, вот оно. И подходы нормальные, не просматриваются — развалины высоток, сплошные завалы. Если что, танки не развернутся, а вот гравиплан — запросто… Ого, да там промзона не меньше, чем в Смоленске! Будет, куда уходить. Только осторожнее, там в канал радиоактивные и химические отходы сливали. Как сделаете дело — или будете отступать, если не получится, уходите на юг. Вдоль бывшего Ленинградского шоссе. Судя по схеме в подземелье у Отшельника, где-то там должен быть вход в подземку. Там соединяемся — и вниз, под землю. Без Бубы горожане сами разбегутся. Главное, что без командования эти денька на два задержатся. Это наш шанс, Эрхард, понял?! Последний шанс, упустим его — в Москве бойня будет. Не такая, как в Сафоново или Рудне — настоящая резня, с десятками тысяч трупов! Мы обязаны попытаться! Так своим и скажи, и сам помни. Понял?
— Я знаю, Ярцев, — улыбнулся Мэтхен, впервые в жизни произнеся фамилию друга по-русски. — И я тебя не подведу. Но, может, лучше ударить только с воздуха? А мне — в экипаж, скажем, вместо Жухи? Зачем всем-то рисковать?
Ярцев задумался: должно быть, прикидывал шансы.
— Нет, — произнёс он наконец. — Плазмопушка эффективно разрушает строения, у нас и парочка малых ракет есть — но времени для удара будет немного. Если по тревоге все выскочат из строений, потери будут невелики. Но главное — даже не потери как таковые. Добровольцы без командиров — это стадо баранов, Эрхард. Чем больше мы положим офицеров, тем позже они смогут пойти на штурм. Опять же, страху наведём, заставим тылы вновь прочёсывать.
— Ещё вот что, — неуверенно произнёс Мэтхен. — Ты на какой высоте и скорости пойдёшь?
— Как обычно при скрытом выходе к цели. Высота тридцать, скорость шестьсот пятьдесят, направление два часа от севера…
— А они ничего не заподозрят?
Ярцев нахмурился. Стоило бы напомнить русско-шотландцу, что яйца курицу не учат… Но, похоже, в этот раз салага заметил что-то интересное. Так бывает: великое дело свежий взгляд на вещи, а намертво затвержённые знания иногда могут подвести…
— Если мы идём как при обычном беспосадочном полёте… Скорость маршевая, тысяча четыреста пятьдесят, да и высота должна быть не больше трёхсот… Если стану подкрадываться, из космоса точно засекут, и заподозрят, а так сразу стрелять не станут, сперва запросят, что да как. Система опознания работает, «Пашендэйл» военным не подчиняется. Пока соединятся с их начальством, пока те соизволят ответить… Минут десять, а то и двадцать у нас есть. Риск, конечно, но оно того стоит. Потом пожечь, что удастся — и уйти. Слушай, а мне это больше нравится. Соображаешь, наука! Главное, запомни — никакого ненужного геройства. Кончился обстрел, как бы хорошо всё ни шло — собираетесь и уходите, как пришли.
Здесь, в сердце Подкуполья, смог гуще всего. Вдобавок именно над Москвой самая высшая точка Купола, место, где он «вонзается» в стратосферу. Слой смога здесь не только гуще, но и толще. Соответственно, день начинается ещё позже, он ещё сумрачней, и куда быстрее переходит в непроглядную ночь.
Солнце, наверное, ещё не опустилось за горизонт, но казалось, спрятанную за многослойной пеленой солнечную лампу задёрнули шторой. Короткие синие сумерки, стремительно густеющая, выползающая изо всех ям и углов мгла — агония болезненного короткого дня оказалась короткой и унылой. К тому времени, как Ярцев-Ярцефф проверил и прогрел моторы гравиплана, настала ночь, и ночь эта идеально подходила для задуманного.
Мутанты и люди, которые давно стали друг другу ближе друзей, столпились вокруг машины. Ещё пару недель назад они жили в разных уголках Подкуполья, не знали и не общались друг с другом. Но путь через пол-Подкуполья, четыреста километров общих бед и радостей, десять дней войны породнили их, как не смогло бы ничто иное. Вглядываясь в лица своего воинства, Ярцев чувствовал: сегодня они составляют единое целое. Они стали настоящими бойцами.
— Стройсь! — скомандовал Ярцев.
По толпе пробежала рябь, некогда непонятный и обременительный ритуал сегодня исполнен высокого смысла. Строй лишний раз подчёркивет единство устремлений и надежд, единую цель — защитить родину. Люди, да ещё в форме, казались бы абсолютно одинаковыми, но различия между мутантами не мог стереть даже строй. Но сейчас они сливались во мраке, и оттого казались единым целым. — Смирно! Вольно!
Ярцев помолчал, взгляд скользил с лица на лицо. Правильное, с точки зрения людей, лицо только у Мэтхена, у всех остальных гротескные, похожие на карнавальные маски, физиономии, в неверном Хухрином свете одна харя жутче другой. «Боже, ну и уроды!» — наверняка бы подумал сторонний человек и поспешил куда подальше: у страха глаза велики. Но капитану на миг показалось, что перед ним родная рота. Те, кто всё-таки дали жару «хунвейбинам» в Море Ветров, несмотря на предательство генералов, а сами навеки легли в реголит. «Будь здесь наши, — мелькнуло в голове Курта. — Мы бы всё наступление сорвали, только действуя в тылах! Да и внутренников бы пощипали». С новичками так не повоюешь — но на этих обалдуев хватит. Надо только с самого начала хорошенько напугать, чтобы как по голове обухом…
