Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)
Вскоре в капитанском отсеке собрался весь экипаж, кроме пилота Кости. Тот отправился на корабль снимать показания с орбитальных спутников и выглядывать нежданного визитера. Собрание вышло шумным — Жанно заявил, что спринтеры расшевелят осиное гнездо. Если сектанты проявят агрессию, наконец-то найдется повод расселить их, вразумить, отмыть, вылечить, отправить детей на Землю, а взрослых обучить полезным профессиям. А пострадавших Владимир Владиславович живенько воскресит в своей камере. Павлыш не стал поправлять биолога, настроение команды огорчило его куда больше пустой оговорки. Все, кроме Мидзуэ, соглашались с эксцентричным французом, да и сам доктор в глубине души был не против простого решения. Кто бы спорил, муннайты имели право жить, как им хочется, смердеть, плодить водоросли в волосах, но при чем тут дети? И женщины — отекшие, бледные, отупевшие от бесконечного деторождения и изнурительного труда. Павлыш вспомнил, как однажды подарил зеркальце девочке, а мать, глянув в стекло, разбила его об пол.
Взъерошенная, похожая на мокрую воробьиху Мидзуэ забралась на тумбочку и оттуда как с трибуны набросилась на товарищей. «Муннайты не нарушают законов, — твердила она. — Разрушить их хрупкий мир значит уничтожить их самобытность, их культуру, их личности, наконец! Дайте колонистам время освоиться, довериться землянам. Первая ласточка у нас уже есть. За Якобом потянутся молодые. Проблема решится, вот увидите! А пока — остановите спринтеров немедля!» Глядя на девушку, Поздняков поморщился, как от зубной боли — признание чужой правоты не радовало капитана. Но Мидзуэ была права — со смешанным чувством Павлыш наблюдал, как уходит гнев с бородатого, красного лица капитана, как железное «долг» заменяет прочие чувства.
— Я приказываю разыскать спринтеров и постараться остановить их. Контакты с колонистами — нежелательны. Начнут возмущаться — в корабль и марш домой, к мамам. И ни-ка-кой самодеятельности!
Пришлось подчиниться.
Наутро четыре катера отправились прочесывать Амфитриту вдоль и поперек. Раздражительный Костя заявил, что никаких кораблей в атмосферу не входило, никаких чудаков не садилось и не почудились ли вообще сигналы уважаемому радисту и многоуважаемому доктору? Цыганков разозлился — он и так корил себя, что не засек координаты. А планетарный эфир молчал. На всякий случай Поздняков приказал установить пост в радиорубке — если спринтеры на планете, рано или поздно они себя проявят.
Два дня прошло в бурной суете. С полетами и дежурствами схлынуло накопившееся напряжение, унылый дождь перестал раздражать. Повеселевший Вяйнемяйнен вслух мечтал, как улучшить климат на Амфитрите, разогнать облака, высадить эвкалипты, а в идеале сдвинуть планетарную ось — немного, на градус-полтора. Вода стечет в северный океан и южные материки станут пригодными для житья.
Сигнал прорезался на третий пост Павлыша, когда тот, пользуясь правом дежурного, осторожно двигал колесико. Глуховатый, грудной женский голос с неуловимым акцентом повторял:
— SOS, нужна помощь! Нужна помощь, Земля, SOS! Гильденстерн вызывает Землю, прием!
— Говорит Ракушка, прием! — перещелкнув тумблер, откликнулся Павлыш. — Ваши координаты? Что у вас произошло?
— В колонии эпидемия. Грозит смерть, — откликнулся голос.
— Успокойтесь, никто не умрет, — Павлыш «включил врача», как выражался доктор Китайчик. — Что произошло, какие симптомы болезни, какая именно колония? Поселок муннайтов?
— Да, сэр. Лихорадка. Цветная. Жар, бред, — ответила неизвестная женщина, и вдруг сигнал смолк.
Озадаченный Павлыш достал из нагрудного кармашка огрызок карандаша и стал думать, расчерчивая соображения прямо на столешнице. Муннайты за триста лет успели переболеть всеми планетарными хворями, а вот иммунитет к земным инфекциям наверняка утратили. Заразу занесли спринтеры, и это может быть все что угодно, от ветрянки до гриппа. Камера регенерации на планете только одна, сектантов больше двух тысяч, сохранить тела в таком климате нереально. Наши муннайты имеют шанс вымереть, словно австралийские кролики. Прелестно, просто прелестно.
С места взяв скорость, Павлыш кинулся в медицинский отсек, собирать все необходимое. Капитана он поставил в известность, попросив радировать на Землю и в случае чего просить помощи. Связаться с Якобом Шидловски не удалось — его катер молчал.
Полет над джунглями сквозь проливной дождь и молнии Павлышу не понравился. То вздергивая катер за тучи, то уворачиваясь от безумных местных полуящериц-полуптиц, которым теплый кусок металла мнился желанной добычей, доктор не раз пожалел, что решился вести сам. Но подвергать товарищей риску неизвестной заразы ему не хотелось, а скафандры могли напугать и без того взбудораженных сектантов. Навигатор сбоил, ориентиры держались с трудом. Капитан Поздняков, пробившись сквозь помехи, намекнул, не посадить ли судно, пока не поздно, не вызвать ли подмогу. Павлыш отказался наотрез.
Дождь заливал стекла, видимость оставалась почти нулевой. Но поисковик сработал четко. Катер Павлыша приземлился на окраине поселка, рядом с заброшенным старым храмом. Заросшие красно-бурыми листьями провалы окон выглядели жутковато. Еще неприятней смотрелся чей-то катер, обгорелый снаружи, словно судно обложили ветками, облили нефтью и подожгли. Похоже, спринтерам крупно не повезло. Или… Павлыш понял, что в суматохе дел совсем не думал о Якобе Шидловски, первом муннайте за триста лет, который стал гражданином Земли. Что с ним сделали эти фанатики?
Надев перчатки и маску, подхватив на плечо портативную аптечку и на всякий случай прицепив к поясу лазер, Павлыш устремился в поселок. В первой же встреченной халупе дверь оказалась не заперта. Обитатели жилища — бородатый мужчина, две женщины, старик и четверо или пятеро малышей лежали прямо на мокром полу, прижавшись друг к другу. Они никак не отреагировали на гостя. Царапнуло «все мертвы». Но нет, их сморил непробудный тяжелый сон. Дети всхлипывали в бреду, смрадный старик чмокал губами. Осторожно, стараясь не потревожить больных, Павлыш осмотрел младенца и одну из женщин. Отлегло от сердца — диагноз не оставлял сомнений. Пятнистая венерианская лихорадка, вспышки которой возникали на Земле с неизбежностью зимних метелей, вызывала сильный жар, звездчатую сыпь, галлюцинации, после кризиса — сонливость и жуткую слабость. Пациент еще неделю-другую засыпал в неподходящих местах в неудачное время. Вирус-возбудитель мутировал с фантастической скоростью, прививки не помогали. Но все больные выздоравливали.
Пошарив по карманам, доктор раздобыл зубочистку и стал чертить план лечения прямо на мокром полу. Потом раскрыл аптечку и начал набирать шприц — витамины, стимулятор, глюкоза… Вялый годовичок даже не вскрикнул, когда иголка вонзилась в мышцу. Павлыш ждал. Прошло пять минут, семь, десять. Младенец зевнул, поднялся на кривые ножонки, пустил струйку и басовито, требовательно заорал. У Павлыша в кармане нашлась конфета, сладость уняла крик как по волшебству. Подхватив ребенка на руки, доктор пошел по широкой, кое-как вымощенной улице. Во всех домах он наблюдал ту же картину — сбившиеся в кучу спящие люди со звездчатой сыпью на лицах и животах. И повсюду невыносимый запах протухшей рыбы. Похоже, придется разворачивать госпиталь…
В очередном доме, куда заглянул Павлыш, больные не валялись на полу, а лежали поодиночке на ютящихся у стен нарах. Некрасивая девушка с небрежно стянутым тяжелым узлом бурых волос на затылке, одетая в перепачканную хламиду, отирала пот с лица старика, рядом с ней курился паром котелок с густым травяным настоем. Заслышав движение двери, она отвлеклась не сразу — отжала, ополоснула, аккуратно сложила тряпочку и только потом обернулась. Взгляд прозрачно-серых глаз скользнул по Павлышу, словно ощупывая его.
— Ты человек с Земли. Ты доктор, сэр? — девушка говорила почти без акцента, ее голос был красивее лица.
— Да, я доктор с Земли.
— Ты спасешь нас от смерти?
— Да, конечно. Не тревожься, никто не умрет.
— Дождалась! Голос бога говорил, что ты однажды придешь, доктор, сэр.
Девушка поднялась во весь небольшой рост, перекрестилась и поклонилась Павлышу до земли. Доктору показалось, что она хочет облобызать его ноги, он шарахнулся и чуть не уронил малыша. Ребенок стукнулся о притолоку и яростно завопил. Девушка тотчас подхватила дитя на руки, забормотала что-то успокоительное. Она не выглядела больной, бледное лицо было чистым, ни признака жара или сыпи. Но и впечатления здоровой не производила — глаза сияли фанатичным огнем, крупный, как у лягушки, рот улыбался. Бедная дурочка.
— Чем я могу служить тебе, доктор, сэр? Чем помочь?
— Благодарю. Я вижу, ты уже помогаешь больным, — сказал Павлыш. — Как твое имя? Можешь рассказать, что здесь произошло?
