Варвара Мадоши - Слива в цвету и дорожная пыль
Обзор книги Варвара Мадоши - Слива в цвету и дорожная пыль
Мадоши Варвара
Слива в цвету и дорожная пыль
Часть I. Красно-золотой змей
Милый мой друг!
Обстоятельства складываются таким образом, что я вновь буду вынужден задержаться, даже зная, как это опечалит твое сердце. Великодушно прошу простить меня…
<…>
Всегда твой, Ал. Май 1920 г. Июль 1921 г.С запада Шэнъян начинался почти незаметно. Еще за несколько дней пути вдоль центрального тракта чаще появлялись деревни и даже маленькие городки; людей становилось все больше, ярмарки делались все ярче и пестрее. Наконец рисовые поля совсем прекращали мелькать в просветах между домами; дорога покрывалась щебнем, а затем и булыжником, на ней возникали редкие автомобили, она раздавалась вширь, превращаясь в Западный Проспект Спокойствия; на горизонте вырастали холмы, увенчанные стенами Старого города. Над ними почти парил в выгоревшем от июльской жары небе Очарованный дворец.
Троица иностранцев изрядно выделялась из толпы пеших и тележных путников на подходе к блистательной столице. В отдалении от городов на них не то что показывали пальцем — целые селения сбегались посмотреть на такое диво.
Начать с того, что все они были высокого роста, а двое из трех к тому же отличались таким массивным сложением, что впору ставить на охрану ворот вместо каменным демонов. Третий, стройнее и моложе, походил на ученого. Жителям Сина в диковинку было видеть темную кожу одного из громил, да и светлые волосы двух его спутников удивляли многих.
Но в Шэнъяне привыкли уже и к торговцам, и к туристам, и к ученым из сопредельных государств, поэтому когда троица зашла на постоялый двор и спросила две комнаты на ночь, хозяин и глазом не моргнул. Только назначил цену в три раза выше, чем для обычных гостей, и предложил одну комнату вместо двух.
Путешественник покачал головой и произнес с тем самым акцентом, каким торгуются на Старом рынке:
— Сдается мне, что справедливая цена будет десять женей.
— Ээ, любезнейший, — хозяин постоялого двора отнюдь не утратил своей флегмы. — Так вы не знаете, что наш солнцеликий хозяин неба изволит жениться. Цены по всему городу или уже взлетели, или скоро взлетят. Потому и свободных комнат нет, как бы мне ни хотелось вам угодить.
Светловолосый иностранец покачал головой, поправил темные очки и сказал:
— Ладно, так и быть. Но завтрак за ваш счет.
— Само собой, — кивнул хозяин гостиницы, — на гостеприимство Ми еще никто не жаловался, — и забыл о постояльцах или притворился, что забыл. В его случае это было примерно одно и то же.
Тем временем его постояльцы разделились: один (темнокожий верзила) отправился наверх, обустраиваться в выделенном номере, а другие двое — к ближайшему перекрестку, искать чудо, которым неимоверно хвастались синцы даже в далеких от столицы уголках — телефонную будку. Ни в одном из сопредельных государств, кроме отделенной пустыней Аместрис, телефоны не устанавливались на улице.
Приезжие слышали, что когда их только установили, к будкам собирались очереди из желающих позвонить хоть куда-нибудь. Сейчас уже ничего подобного не было: будки стояли почти год, а телефонов в личном владении по-прежнему было немного, и большинство шенъянцев предпочитали решать свои дела по старинке, визитами.
Светловолосый молодой человек, однако, зашел в будку уверенно, выдавая свое знакомство с современными технологиями. Плечистый громила остановился снаружи и изо всех сил делал вид, что он просто обыкновенный путник или торговец.
Его обходили по широкой дуге.
Молодой человек достал из кармана длинного пальто сложенную в несколько раз бумагу — прекрасно выделанный чуть розоватый листок с водяными знаками, уже пообтрепавшийся по краям и на сгибах. Расправив его, он собирался, видимо, набрать указанный номер, но в замешательстве уставился на совершенно гладкий черный аппарат с единственной кнопкой.
Сообразив что-то, он снял трубку, нажал кнопку и попросил:
— Соедините меня с номером двадцать два сорок, пожалуйста.
Через несколько секунд молодой человек проговорил в трубку, слегка смущаясь:
— Ланьфан? Это Альфонс Элрик. Я в Шэнъяне. Вернулся. Хотел бы увидеться с Лином и с Мэй, если это возмо… Нет, мы остановились в гостинице «Тридцать три красных льва», на улице Сонная…. Да, все те же. Все целы, живы и здоровы… Не нужна, разве только доступ в дворцовую библиотеку. Как всегда. Наоборот, я хотел спросить, со всей этой свадьбой… Отлично! Тогда жду тебя. Только, пожалуйста, не выбивай в этот раз окна и не похищай нас, ладно?
Он повесил трубку.
— Все прекрасно, — сказал он, выходя. — Все великолепно. Ланьфан встретится с нами в «Львах».
— Ланьфан — это та маленькая железная леди? — уточнил громила, поправив очки в тонкой оправе.
— Да, личный телохранитель и правая рука Императора, она. Говорит, у них тоже все замечательно. Так что можно не беспокоиться.
Альфонс Элрик широко и лучезарно улыбнулся.
— Лично я бы побеспокоился, — буркнул Зампано, а именно так звали спутника молодого человека. — Свадьба и все такое.
Альфонс вздохнул.
— Даже не притворяюсь, что я понимаю это. Но такие уж у них обычаи. Она ему служит. И она всегда знала, что он женится на ком-то другом.
— Я вообще-то о тебе говорю.
— А я что? Я отлично.
На обратном пути они прошли мимо магазина, в витрине которого красовались куклы в свадебных нарядах: молодой император Ли и его невесты — Та-Инь из клана Бо и Мэй из клана Чань.
Дорогая Мэй!
Хотел бы я, чтобы ты увидела разноцветные берега Веселой гавани! Их прозвали так не потому, что на поверхность тут выходят руды гранита и кварца, и скалы разноцветные и блестят на солнце, а потому что жители этих маленьких рыбацких деревенек, разбросанных на расстоянии нескольких часов пути друг от друга, все время поют. У каждой деревни есть песня, а когда они два раза в год собираются на условленном месте чуть повыше в скалах и заводят каждый свой тон, то кажется, будто раскроются небеса и на землю спустится одно из ваших божеств. Во всяком случае, так мне рассказывали, потому что нам не удастся поприсутствовать на этом, без всякого сомнения, выдающемся представлении.
Обстоятельства нашего путешествия складываются благоприятно: ввиду богатырского сложения моих спутников нам придется нанять не одну, а целых две лодки, чтобы плыть на остров Сонро, а оттуда к льяса, но нам удалось отыскать подходящих капитанов. Они, правда, сомневаются, стоит ли брать предложенную плату: близится осень, и навигация в этих местах под вопросом из-за сезона бурь. Но достопочтенный Анкаран (так зовут местного старейшину) уверен, что нам удастся обвести фортуну вокруг пальца. Очень надеюсь, что он прав: погибнуть, не добравшись до цели, было бы обидно.
Как поживают наши общие друзья? Как драгоценная Сяомэй? У меня все еще при себе стихи, которые ты подарила мне в дорогу.
С уважением, Альфонс Элрик. Сентябрь 1917 г.
Уважаемый Альфонс!
Нельзя выразить словами, как ваше письмо греет сердце. Получила его вчера и не могла заснуть, все думала над ответом. В наших тихих чертогах все по-прежнему. Молюсь предкам о вашем благополучном плавании: вы в них не верите, но это не помешает им помочь. Знаю, что вам будет способствовать здоровье и удача — невозможно представить иначе!
Мне доводилось читать о чудесных берегах, которые вы описываете. К императорскому столу оттуда поставляют множество видов рыб, правда, в основном в соленом виде. Раньше возили в бочках обычными дорогами, потому что скоростные экипажи расплескивают воду. Теперь Хозяин Неба все больше говорит о том, что надо бы строить железные дороги. Не только из-за рыбы, конечно. Раньше Орден Цилиня был против этого, потому что быстрых лошадей для императорских дорог делали именно они. Теперь как повернется, не знаю.
Вы были у нас совсем недолго, но без вас во дворце все иначе. Сяомэй скучает и передает привет! У наших друзей все благополучно.
Зашифрованный текст: я помню про стихи. Сообщать пока нечего.
Ваш друг Мэй, Октябрь 1918. * * *
Не прошло и часа, как Ланьфан появилась у них. Для разнообразия она не залезла в окно, а вошла, как и полагается, через дверь. В ее неожиданно женственном наряде причудливо смешались аместрийская и синская мода: широкие шаровары и ципао, но жакет на плечах и кокетливая шляпка поверх зачесанных на прямой пробор коротких кос. Она была без маски, разумеется. Зато в черных перчатках, чтобы скрыть автопротез вместо одной руки.
