Lampochka - Окклюменция
Обзор книги Lampochka - Окклюменция
Название: Окклюменция
Автор: Lampochka
Бета: Frema, Lupa
Жанр: AU, Action/ Adventure, Drama, Humor
Персонажи (пейринг): СС, ГП, дубль Гарри
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Размер: макси
Статус: закончен
Дисклаймер: Были б они моими, были бы они умнее. А так приходится чужим довольствоваться 8))
Аннотация: Гарри больно приложился головой (в фигуральном смысле), и у него отшибло эмоции, зато включило мозги. В министерстве вместо него был кто-то другой. У Снейпа есть прекрасный компромат, но он не спешит им пользоваться. Сириуса в полнолуние кусает волк. И что делала книжка про матрикатов в общедоступной секции библиотеки?..
Комментарии: Я правлю первые главы в соответствии с указаниями Ms. Lupa. И чтобы было ближе к канону. В результате, события пятой книги слегка перенесены во времени. «Худшее воспоминание Снейпа» и разгон ДА случились в феврале, а не в апреле. Это такое АУ 8))
Северитус.
Пара слов о названиях глав.
«Воспаление хитрости» - стихотворение Алана Милна.
«Спячки с препятствиями» - семейная поговорка.
«Слишком просто создать видимость» - из песни Ольги(?) Васенковой «В этом городе».
«Жара, климакс, полнолуние» - реплика одной знакомой, ставшая поговоркой.
«не вечность, но постояноство» - перифраз из стихотворения Иосифа Бродского «Сидя в тени».
«И идиотский твой штандарт подберёт» - песня Олега Медведева «Идиотский марш». Очень гриффиндорская песня 8)
«Чёрт-те что и сбоку слава» и «Бедный Йорик! Умирать в такое лето...» - здесь цитируются из песни Александра Щербины «Красный квадрат».
«Сердце Змеи» - снова Медведев. «В делах веры не любопытствуй» - любимая присказка одного преподавателя закона божьего. «Старый добрый шантаж» - отсылка к П.Г. Вудхаузу, «Кодекс Вустеров». «C'est la vie, ma Lily» - песня Джо Дассена.
«Треск зеркала раздался вдруг» - цитала из перевода Теннисона «Lady Shallot». Буду благодарна, если подскажете имя переводчика.
Глава 1. Ангст
Гарри мрачно брёл по коридору, ведя пальцами по стене. Эх, попасть бы сейчас куда-нибудь, чтобы всё стало ясно. Как это может быть, чтобы его отец, про которого все без исключения говорили только хорошее, оказался таким... таким... И почему глашатаем правды стал именно Снейп?! И почему Сириус и Люпин вспоминают об этом, как о чём-то само собой разумеющемся?
Куда же обратиться? Куда пойти? К кому? Чтобы узнать правду... Дамблдор - в бегах. По его, Гарри, вине, между прочим. Так хочется и самому сбежать куда-нибудь, где бы всё стало очевидно и просто...
Пальцы наткнулись на дверной косяк. Не думая, Гарри повернул ручку и вошёл. Яркий свет ударил в глаза - летнее солнце слепило бесконечными бликами на изумрудной листве. Пахло цветущей липой, пылью и гарью.
Первые несколько секунд Гарри в упор не понимал, как он тут оказался. На дворе февраль, всего месяц, как они со Снейпом занимались окклюменцией, когда вчера он, Гарри, от большого ума заглянул в Думосбор. Потом дошло - Выручай-комната. Конечно. Он по привычке прогуливался около неё, подсознательно надеясь на очередное собрание Армии Дамблдора. Увы, после каникул все векрнулись настолько расслабленные, что Амбридж ничего не стоило выяснить, чем и где они занимаются. Но что он подумал? Гарри принялся лихорадочно перебирать свои мысли и желания... Попасть куда-то, где всё станет ясно?..
Он огляделся. Он стоял посреди чужой библиотеки. Во всяком случае, больше всего эта комната напоминала библиотеку, потому что все стены целиком скрывались за плотным слоем книг. Дверей не было вообще, было только одно окно, из которого и лился этот сногсшибательный солнечный свет. Посреди помещения, прижавшись друг к другу, стояли протёртый до дыр диван, знавшее лучшие времена кресло и шаткий столик. Кроме Гарри, в комнате никого не было.
Он подошёл к окну и выглянул. На улице был июнь, цветущий шиповник и запах гари. За густыми кустами женщина развешивала бельё. Гарри попытался высунуться в окно, но не смог, хотя оно было открыто - и то сказать, Выручай-комната, всё-таки.
Женщина была молодая, рыжая, усталая, но вполне довольная жизнью, она негромко напевала что-то в меру задорное. Гарри не успел даже ахнуть, узнав её, когда сзади раздался шум - один из стеллажей с книгами отодвинулся, оказавшись дверью, и оттуда высунулся ещё один знакомый человек, и до омерзения, до головной боли и спазма в животе знакомый голос позвал: «Лили!»
- Щас, Киса! - откликнулась женщина, немного ускоряя темп развешивания.
- Я тебя просил последить за ребёнком пять минут, пока меня нет в лаборатории, тут уже...
Гарри в ужасе попятился, не желая слушать ничего больше. Зажимая уши, он ринулся прочь из проклятого места. Чёртова комната! Что она ему показывает?! Его мать и этот... этот...
Это теперь называется «Понять»?! Это называется «просто и очевидно?!»
Но вылетев за потайную дверь он оказался не в школьном коридоре, а в чужом кабинете, из окна которого открывался вид на мрачную узкую улочку - чудовищные выщербленные и облезлые кирпичные дома, выбитые окна, из которых торчат пучки бурьяна, пёстрый маггловский мусор…
Гарри метнулся к другой двери - и наконец-то оказался в родной школе.
Первым делом он рванул в гриффиндорскую гостиную, к Рону и Гермионе, рассказать им всё, вылить на них эти помои, выслушать, что это дурной сон и всё неправда...
Но добежав до комнаты и встретившись глазами с друзьями, Гарри вдруг понял, что не способен вымолвить ни слова. Просто не может открыть рот - от шока ли, от стыда ли... Не может, и всё тут.
Друзья, конечно, накинулись на него со своими «что случилось?!» и «почему ты такой бледный?!», но Гарри наконец вернулся в реальность в достаточной степени, чтобы начать соображать. По-хорошему, их это совершенно не касалось. Это его мать. И это он сам, по собственной наглости, залез в память Снейпа, о чём, кстати, Рон и Гермиона ничего не знали. Снейпа можно сколько угодно ненавидеть, но не трубить же об этом унижении по всей школе. А Рон не сможет о таком молчать. Да и признаваться Гермионе, что он сам, Гарри, настолько бесстыжий болван, тоже не хотелось. Но что делать со всем этим знанием? Как относиться к такой правде? А как относиться к такой неправде?
Всю ночь с пятницы на субботу он не сомкнул глаз. Какое уж там...
В конце концов ближе к утру он принял решение. Не дожидаясь рассвета, он встал, оделся, выбрался из-за портрета и кликнул Добби, которого пропросил свистнуть у Амбридж его метлу. Потом плащ-невидимку и отправился в Годрикову Лощину. К счастью, Гермиона его когда-то научила заклинанию указания пути.
На место он прибыл промозглым позднефевральским вечером. Мокрый снег, смешанный с сельской грязью, забивался в ботинки и между прутьями метлы, которую Гарри от усталости почти волок за собой. Часа через полтора блужданий он, уже в темноте, нашёл нужные развалины. Над калиткой проступила памятная табличка. Гарри прочёл её, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. По ком скорбеть? Кому верить?! Он угрюмо толкнул калитку и пошёл к остаткам дома.
Ему почудилось, что его внимательно рассматривают. Но потом он подумал, что это, вероятно, какие-то охранные чары, не пускающие внутрь чужаков, и расслабился. Уж он-то чужаком не был точно... Хотя... Теперь он, кажется, не был уверен даже в этом.
Весь трепеща, мальчик зажёг на конце палочки бледный шарик света и полез через горелые обломки, смутно различая контуры бывших комнат, пытаясь одновременно представить, как бы эти комнаты выглядели - и как они когда-то выглядели - в жёлтом домашнем освещении; и тут же стараясь отогнать эти мысли. Какой мог быть уют в одном доме с Джеймсом Поттером? Гарри с трудом представлял, чтобы смог сейчас спокойно сидеть за столом с этим человеком. Со своим отцом. О Мерлин.
Гарри использовал чуть ли не все вообще заклинания, какие знал, пока ковырялся в гнилых горелых останках жилища, поднимая брёвна и камни, заглядывая под завалы.... Наконец удача ему улыбнулась: под толстой балкой обнаружилось чудом уцелевшее исполинское бюро, напоминающее своей монументальностью и габаритами церковный орган. Ну что ж. Почему бы не начать отсюда? Гарри пробормотал заклинание, очищающее мебель от снега и копоти, сделал свет поярче и открыл самый крайний ящик.
Ночь пролетела незаметно, даже несмотря на то, что он и предыдущую не спал. Старые письма, открытки, фотокарточки... почерк матери, почерк отца, почерк отца, почерк матери... Сириус. Люпин. Петтигрю.
Время от времени Гарри сам удивлялся, до какой степени не чувствует абсолютно ничего. Как будто его выпотрошили, выхолостили, заставили забыть себя самого. Он был ревизором, он проводил опись чужого имущества, чужой памяти. Страшно. Но, наверное, если бы он чувствовал хоть что-нибудь, он бы и вовсе не смог этого проделать.
