Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
А что до природы, которой любуется Гоголь, то здесь налицо демонстрация сильнейшего преувеличения, которое придаёт явлениям чрезмерно важное значение, – ещё одна весьма существенная черта гоголевской поэтики.
Брюсов этого не понял. Увы, он не понял многого и в Пушкине, публикуя в составленном им пушкинском избранном стихи, не имеющие никакого отношения к Пушкину.
Ну, и хватит. В конце концов, литературоведение не было главным коньком творчества Брюсова. Он стоял у истоков российского символизма. Он воспитал немало хороших литераторов. Именно к нему обращался Пастернак, когда писал:
И я затем, быть может, не умру,
Что, до смерти теперь устав от гили,
Вы сами, было время, поутру
Линейкой нас не умирать учили?
Впрочем, к лести Пастернака надо отнестись с большой осторожностью. Поэзия Брюсова не была оптимистической по своей сути. Во всяком случае, лучшие его произведения лишены оптимизма. Разве только такого, какой он выразил в «Грядущих гуннах», – оптимизма, так сказать, ущербного (вспомним название пьесы «Оптимистическая трагедия»; «Грядущие гунны» словно вывернули такое словосочетание наизнанку: трагедийный оптимизм!). Я люблю это его стихотворение, которое повторял не раз в своей жизни, повторяю и сейчас:
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По ещё не открытым Памирам.
На нас ордой опьянелой
Рухните с тёмных становий —
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.
Поставьте, невольники воли,
Шалаши у дворцов, как бывало,
Всколосите весёлое поле
На месте тронного зала.
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме, —
Вы во всем неповинны, как дети!
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажжённые светы,
В катакомбы, в пустыни, в пещеры.
И что, под бурей летучей.
Под этой грозой разрушений,
Сохранит играющий Случай
Из наших заветных творений?
Бесследно всё сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.
Скончался Валерий Яковлевич Брюсов 9 октября 1924 года (родился 13 декабря 1873-го.
* * *Виталий Александрович Закруткин сталинскую премию 3-й степени получил уже после войны в 1951 году за роман «Плавучая станица».
А до этого он заведовал кафедрой в Ростовском государственном педагогическом институте (теперь университет). В 1937 году его арестовали. Но благодаря обращению Шолохова к Сталину выпустили. Так что во время Великой Отечественной войны он находился на фронте. Был корреспондентом армейской и фронтовой газет. Демобилизован в чине майора.
Литературной деятельностью занялся с 1933 года. Писал очерки, статьи в периодические издания. Сочинял рассказы.
В 1940-м выпустил повесть «Академик Плющов», в 1941-м – книгу «Коричневая чума». Фронтовые впечатления о боевых действиях на Кавказе запечатлел в «Кавказских записках» (1947). Три книги романа «Сотворение мира» (1-я – 1955–1956, 2-я – 1967, 3-я – 1979), воспевающие советскую новь, получили государственную премию СССР, а повесть «Матерь человеческая» (1969) – госпремию РСФСР имени М. Горького.
По киноповести Закруткина «Без вести пропавший» (1957) снят одноимённый фильм. Экранизирована и «Матерь человеческая».
Увы, несмотря на свои премии, большим писателем Закруткин не стал. Его книги отмечены неприкрытым подражанием Шолохову.
Умер 9 октября 1984 года. Родился 27 марта 1908 года.
* * *Исайя Григорьевич Лежнёв ушёл в революцию подростком в 1905 году. В 1907–1909 отбывал административную ссылку. В 1910-м уехал в Европу. В 1910–1914 годах был вольнослушателем философского факультета Цюрихского университета. В 1914-м вернулся в Россию, где работал в разных газетах. После Февральской революции сотрудничал в петербургской газете Леонида Андреева «Народная воля». После Октябрьской перешёл в большевистскую печать.
В 1922 году стал издавать журнал «Новая Россия». Со второго номера её попытались закрыть, но вмешался Ленин, и журнал оставили, сменив заглавие. Он стал называться «Россия».
В марте 1926 года журнал всё-таки закрыли, а Лежнёва арестовали. Обвинили в участии в контрреволюционном заговоре и выслали за рубеж, в Эстонию на три года. Но с сохранением советского гражданства и должности в берлинском торгпредстве. Из чего, по-моему, не без основания полагают, что Лежнёв сотрудничал с ОГПУ. В 1933-м возвратился в Россию и по рекомендации Сталина принят в партию.
В 1933–1939 годах работал в «Правде» – корреспондентом, замом зава отдела критики и библиографии, завом отдела литературы и искусства.
И дальше во всех описаниях его биографии – некий провал. Скороговоркой сообщается, что, уволившись из «Правды», он занялся литературной деятельностью. С началом войны находился в Ташкенте. И в самом конце рассказа о нём – неожиданное: «Реабилитирован в 1993 году».
Но всё разъясняется, если прочитать автобиографические записки Р.В. Иванова-Разумника «Тюрьмы и ссылки». Автор рассказывает, что уже после расстрела Ежова встретил в тюрьме Лежнёва, о котором отзывается весьма нелестно. Встретились мимоходом. Больше о Лежнёве у Иванова-Разумника ничего нет. Но ясно, почему пришлось реабилитировать Лежнёва в 1993-м, почему не сделали это при Хрущёве. Очевидно, он был взят в тюрьму, как сексот.
Да, во время войны он находился в Ташкенте, был вторым секретарём президиума Союза писателей Узбекистана. Выпустил там в 1942 году книгу «Правда о Гитлере». С 1943 года работал в Совинформбюро по германской тематике.
А после войны насытил многими подробностями свою краткую брошюру 1941 года «Михаил Шолохов: Критико-биографический очерк». В 1948-м выпустил в «Советском писателе» толстый том «Михаил Шолохов». В 1958-м тоже толстый том в том же издательстве «Михаил Шолохов: Творческая биография».
Умер 9 октября 1955 года. Родился 6 марта 1891 года.
Добрых высказываний о нём я не встречал. Дурных – много. Михаил Булгаков: «Хитрая веснушчатая лиса, не хочется мне связываться с Лежнёвым». Иванов-Разумник в указанной мной книге назвал Лежнёва «подхалимом, ради выгоды переметнувшимся к большевикам и покорно лизавшим их пятки».
* * *Я хорошо знал Владимира Александровича Лифшица, который нередко приходил в «клуб 12 стульев» в «Литературной газете», где периодически в разных жанрах печатался Евгений Сазонов – любимец читателей, имя и фамилия которого был коллективным псевдонимом разных юмористов и сатириков, в том числе и Лифшица.
Я знал его как детского поэта: любил ребёнком его стихи. Например, «Шинель»:
Висит на вешалке шинель
Зелёного сукна.
И дождь, и слякоть, и метель
Изведала она.
У ней протёрты обшлага
И выцвел воротник.
И беспощадный штык врага
В её рукав проник.
Отец закончил в ней поход.
Теперь на нём не то:
Он в кепке ходит на завод,
В калошах и в пальто.
А я люблю в его шинель
Зарыться с головой,
И мне мерещится метель
И дым пороховой.
Позже прочитал его книгу «Избранные стихи», изданную «Советским писателем» в 1974 году. И оценил его как поэта. Не только как детского. Его стихи грустны и лиричны:
Час придёт, и я умру,
И меня не будет.
Будет солнце поутру,
А меня не будет.
Будет свет и будет тьма,
Будет лето и зима,
Будут кошки и дома,
А меня не будет.
Но явлений череда,
Знаю, бесконечна,
И когда-нибудь сюда
Я вернусь, конечно.
Тех же атомов набор
В сочетанье прежнем.
Будет тот же самый взор,
Как и прежде, нежным.
Так же буду жить в Москве,
Те же видеть лица.
Те же мысли в голове
Станут копошиться.
Те же самые грехи
Совершу привычно.
Те же самые стихи
Напишу вторично.
Ничего судьба моя
В прошлом не забудет.
Тем же самым буду я…
А меня не будет.
Знал Владимира Лифшица как юмориста и пародиста. Со времён освобождения врачей по их знаменитому делу сразу же после смерти Сталина по Москве пошли гулять такие куплеты:
