Джон Дикки - Cosa Nostra история сицилийской мафии
Сразу после вступления в должность он собрал магистратов, и совместными усилиями они разработали план сокрушительного удара по мафии. Идея Капонетто, позаимствованная из кампании против левацкого терроризма, заключалась в следующем: нужно создать команду магистратов, имеющих опыт противостояния мафии, с тем чтобы они делились имеющимися сведениями друг с другом; в этом случае снижался риск невосполнимости потерь, если погибнет кто-либо еще. Свою команду он подбирал с таким расчетом, чтобы получить в итоге «полную и органичную» картину деятельности мафии. В команду вошли Джованни Фальконе, Паоло Борселлино, Джузеппе Ди Лелло и Леонардо Гуарнотта. Под руководством Капонетто они без лишнего шума взялись за работу.
Публика осознала, насколько плодотворной оказалась эта идея, только когда Капонетто созвал 29 сентября 1984 года пресс-конференцию во Дворце правосудия. Он сообщил, что Томмазо Бушетта, «босс двух миров», согласился сотрудничать со следствием; результатом этого сотрудничества стали 366 постановлений об аресте. Даже «нахальный казнокрад» Вито Чианчимино получил уведомление о том, что он находится под надзором (Бушетта показал, что Чианчимино работает на корлеонцев). Немногим позднее Чианчимино и кузены Сальво, некоронованные короли налогового бизнеса, также были арестованы. Многие из тех, кому предъявили обвинение, давно находились в бегах, но все равно у полиции Палермо элементарно не хватило наручников, чтобы задержать сразу всех обвиняемых. С широкой улыбкой Капонетто подчеркнул важность собранных улик:
«Мы располагаем не множеством не связанных между собою преступлений. Нет, это преступления мафии, и именно мафия как таковая пойдет под суд. Пожалуй, будет справедливо назвать этот день историческим. Наконец-то мы смогли проникнуть в самое сердце мафии».
Суд, о котором говорил Капонетто, должен был доказать, что мафия представляет собой единую и цельную структуру, – иначе говоря, доказать «теорему Бушетты», как окрестили это утверждение в газетах. Предстояла своего рода коперниканская революция в представлениях широкой публики об «обществе чести».
Корлеонцы отреагировали на новость о предательстве Бушетты расправами с pentiti и их родственниками: Леонардо Витале, тот самый capodecina, который обратился в полицию после духовного кризиса, погиб в декабре, как и шурин Бушетты. (В Италии до сих пор нет сколько-нибудь эффективной программы защиты свидетелей.) А когда полиция вплотную приблизилась к затаившимся боссам, Коза Ностра перешла в контрнаступление. В конце июля 1985 года Беппе Монтана, офицер «летучего отряда», отвечавший за поимку мафиози-беглецов, был застрелен в приморском городке Портичелло. Даже в выходные он продолжал следить за мафиози и использовал для этих целей свою моторную лодку. Внутри мафии давно ходили слухи, что полиция решила не брать двоих наиболее кровавых киллеров Коза Ностры живьем; мафия отреагировала на эти слухи соответствующим образом: Монтана погиб от разрывных пуль «дум-дум». Подруга Монтаны, находившаяся в момент выстрелов на расстоянии нескольких метров от него, уцелела. Она бросилась за помощью к соседям, металась от двери к двери, в бессильной ярости наблюдая, как улица на глазах пустеет, а ставни на окнах запираются. Пожалуй, невозможно вообразить более наглядное свидетельство страха, окутывавшего Западную Сицилию.
Монтана был третьим полицейским отряда, погибшим от рук мафии. Профсоюз полиции выступил с заявлением, в котором говорилось, что правительство на Сицилии присутствует только на похоронах полицейских. Проблемы полиции усугубились после того, как был задержан предполагаемый пособник убийц Монтаны, юноша, игравший в местной футбольной команде и зарабатывавший на жизнь ловлей морских ежей. В участке его били и пытали, а когда отвезли в госпиталь, было уже поздно. Попытки замять происшествие обернулись громким фиаско, негодование населения грозило выплеснуться на улицы. Министр внутренних дел проявил не свойственную итальянским чиновникам суровость и расформировал отряд, с которым были связаны все наиболее существенные достижения предыдущих лет в борьбе с мафией.
Менее чем через сутки после министерского приказа был убит еще один офицер «летучего отряда», Нинни Кассара, убит настолько жестоко, что его смерть шокировала даже много чего повидавший Палермо 1980-х годов. То ли двенадцать, то ли пятнадцать мафиози расположились в здании напротив дома Кассары и открыли огонь, едва он вышел из своего бронированного автомобиля. Жена офицера видела из окна, как ее муж упал под градом пуль (на месте преступления насчитали свыше 200 гильз). Вместе с Кассарой погиб и двадцатитрехлетний полицейский Роберто Антиочиа, который, зная, сколь уязвим командир, вызвался сопровождать его. За несколько дней до смерти Кассара заявил журналистам: «Всякий, кто всерьез относится к своей работе, рискует рано или поздно быть убитым».
Ощущение одиночества, изводившее полицию, переросло в ярость. Члены расформированного «летучего отряда» грозили подать совместное прошение о переводе на материк. Они отказались продолжать расследование и даже заниматься оформлением новых паспортов; одному сицилийцу, позвонившему в полицию с каким-то совершенно невинным вопросом, велели «отвалить». На похоронах Антиочиа в древнем восьмисотлетнем соборе Палермо появились министр внутренних дел и президент Итальянской республики, что едва не привело к открытому мятежу. Коллеги погибшего плевали себе под ноги и кричали: «Ублюдки! Убийцы! Клоуны!» Между офицерами «летучего отряда» и карабинерами вспыхнула драка. Один из офицеров поделился своими чувствами с журналистом:
«Мы сыты по горло. Нам не нужны эти пышные похороны. Те же физиономии, те же слова, те же соболезнования… Через два дня все успокоится, вот увидите, и пойдет по-прежнему. И чего мы, дураки, под пули лезем? По нам стреляет и мафия, и наши чинуши».
Относительно тех двух чиновников высшего ранга, на которых обратили свою ярость полицейские, никогда не имелось подозрений в том, что они каким-либо образом связаны с Коза Нострой. Тем не менее этот случай показателен. Отнюдь не Италия в целом сражалась с мафией; борьбу вело исключительно добродетельное меньшинство, спаянное командным духом и чувством долга.
Наблюдая за боем быков
Джованни Фальконе и Паоло Борселлино сдружились задолго до того времени, когда им поручили готовить материалы обвинения к «максипроцессу» (в их обязанности не входило выступать на суде). Оба приблизительно одного возраста, оба выросли в центральных кварталах Палермо, оба принадлежали по происхождению к среднему классу: отец Фальконе был аптекарем, а отец Борселлино – фармацевтом. Оба вдобавок были привержены долгу и непоколебимо верили в справедливость. И все же они сильно отличались друг от друга и имели различные политические пристрастия. Фальконе, не будучи связан ни с какой политической партией, испытывал симпатию к левым идеям; Борселлино в юности примкнул к неофашистской группировке, а повзрослев, в отличие от своего коллеги, проникся католическими убеждениями. При этом оба магистрата неуклонно отвергали приглашения различных политических партий, стремившихся заполучить в свои ряды столь известных людей.
Фальконе и Борселлино по-разному относились к городу, в котором они жили и работали. Фальконе – возможно, потому, что был не слишком уверен в себе – считал, что Палермо не нужны его усилия. Каждое утро он отправлялся на работу в бронированном автомобиле, его сопровождали еще три пуленепробиваемых машины, битком набитых агентами в бронежилетах и с автоматами. Судя по письмам, публиковавшимся в «Giornale di Sicilia», некоторые горожане считали дорожные «пробки», которые создавал этой конвой (регулировщики перекрывали движение, когда он выезжал на городские улицы), гораздо более серьезной проблемой, нежели мафию. Один из соседей магистрата – Фальконе это письмо привело в бешенство – даже предложил переселить его в пригород. Борселинно, более добродушный и склонный к жуирству, полагал, что не все так плохо: «Они просто не дают нам расслабиться».
Оба черпали силы в крепнувшем на Сицилии общественном движении против мафии. Студенты устраивали демонстрации на улицах Палермо. Был основан учебный центр имени Пеппино Импастато. В Сальваторе Паппалардо Сицилия обрела примаса, не боявшегося употреблять слово «мафия» и рассуждать о бессилии государства. Итогом этих заявлений кардинала стал бойкот заключенными кардинальской пасхальной мессы в тюрьме Уччардоне в 1983 году. Однако и другие церковники следом за кардиналом начали призывать паству к сопротивлению мафии.
Ветры перемен коснулись и христианских демократов. Леолука Орландо, мэр Палермо и член партии ХД, избранный в июле 1985 года, был ярым противником мафии; он настоял на том, чтобы город выступил «гражданским истцом» на «максипроцессе». Орландо город обязан «палермской весной» – обновлением, представлявшим собой разительный контраст «зиме», длившейся едва ли не со Второй мировой войны и сжимавшей Палермо в тисках страха. И все же большинство горожан сохраняло, так сказать, нервический нейтралитет; как выразился Фальконе: «Кажется, что весь город наблюдает из окна за боем быков, гадая, чья возьмет».
