Алексей Даниленков - Интернет-право
Так, Рассолов И.М.[31] считает, что интернет-право как новый комплексный институт «не может целиком входить в состав той или иной первичной (профильной) отрасли права, ибо всякая такая отрасль включает нормы, объединенные общностью не только предмета, но и метода правового регулирования <…> Интернет-право, как и другие институты, тоже включается в иные отрасли, но в конкретную отрасль (скажем, в международное право) входит лишь своей частью» (там же). Об условности понятия интернет-права пишет и Лукьянов А.А. в статье «Основные концепции интернет-права»[32]: «было бы неправильно рассматривать интернет-отрасль как аналог каких-либо других отраслей права. В сети, как и вне ее, имеют место быть общественные отношения, составляющие предмет всех отраслей права. А интернет-право – условный термин, обозначающий совокупность правовых норм, входящих в состав всех отраслей права, объединяющим признаком которых является регулирование отношений в интернет-среде (виртуальной среде)» (см. также мнение В.А. Копылова, который вообще не усматривает никакой специфики в сети Интернет, считая ее лишь некоей виртуальной средой обитания, практически ничем не отличающейся от реальной и заключает, что при осуществлении действий как в Интернете, так в и реальной среде, лицо взаимодействует с субъектами соответствующей среды, а не со средой в целом[33].
На периферии приводимой выше научной дискуссии находится мнение Максурова А.А., который отмечает как особый характер регулирования интернет-отношений в парадигме традиционных теоретико-правовых воззрений на структуру предмета правового регулирования, так и применимость к нему общих принципов построения правовой системы. Правда, при этом интернет-право не рассматривается им в качестве самостоятельного элемента системы современного права. В результате такого подхода научное знание «обогащается» почти исключительно сакраментальным восклицанием по поводу того, что «здесь все заранее сложнее»[34]. Возможно, для некоторых авторов сверхзадача систематизации нормативного материала представляется либо затруднительной на данном отрезке их творческого пути, либо все-таки они совершенно искренне полагают, что далеко не каждый правовой массив, даже обладающий определенной спецификой, может претендовать на обособление в виде отрасли (подотрасли) права, причисляя к числу таких требующих повышенного внимания, но не до конца оформившихся правообразований и интернет-право. Приводимая выше статья А.А. Максурова оставила больше вопросов, чем ответов, – во всяком случае, она вряд ли оправдала свое весьма претенциозно заявленное название, но в условиях рудиментарного состояния теории интернет-права можно приветствовать любые, даже не всегда вполне удачные попытки исследовать его предмет. К слову сказать, согласно гражданско-правовой концепции НИОКР (а юридические исследования в сфере поиска, открытия и анализа принципиально новых правовых явлений мало чем отличаются по своей сути от НИОКР в их классическом понимании) риски случайной невозможности достижения положительного результата, по общему правилу, переносятся с исполнителя на заказчика (п. 3 ст. 769 ГК РФ). Когда же заказчик и исполнитель научного сообщения (или статьи) совпадают в одном лице, то проблемы распределения бремени бесплодных поисков научной истины вообще не существует.
Вообще же иногда возникают опасения, что по уровню своей теоретико-аналитической фундаментальности и эмпирического дерзновения юридическая наука рискует вскоре превратиться в некий аморфный раздел популярного обществознания, предназначенный лишь для ликбеза читающей публики и служащий средством самовыражения любой ценой публики пишущей. Злоупотребление академическими свободами, в частности закрепленными в п. 1 ст. 44 Конституции РФ, стремление использовать научную трибуну для наукообразной демагогии, а не для поиска, анализа и тиражирования нового знания столь же губительно и вредоносно для отведенного юридическому сообществу весьма высокого этажа в небоскребе ноосферы, как и использование вопреки целевому назначению и конституционной сущности иных прав и свобод человека и гражданина. Отрадно отметить, что ряды исследователей складывающихся в рамках интернет-права общественных отношений (помимо некоторых случайных представителей отряда «интернавтов»), пополняются в основном серьезными специалистами и экспертами в области права, которые предлагают и развивают интересные и строго мотивированные позиции и подходы, опираясь на глубокое знание смежных отраслей права; технико-экономических основ и нюансов деятельности и взаимоотношений между субъектами интернет-отношений, а также канонов деловой практики в IT-сфере. В этом плане идея ИП как комплексного института до определенной степени созвучна предлагаемому нами доктринальному осмыслению отраслевой самостоятельности соответствующей отрасли права и может рассматриваться в качестве вспомогательного инструментария описания многообразия и диалектического единства норм, регулирующих интернет-отношения; служить неплохим иллюстративным пособием, отображающим мозаичную и находящуюся в постоянном броуновском движении структуру составляющих ИП норм и субинститутов. Однако претензии на исчерпывающий характер объяснения такого феномена как ИП только усложнением общественной жизни, требующей некоего перекрестного опыления и взаимной рецепции норм из различных (традиционных) отраслей права, не имеют под собой достаточно веских оснований и поводов.
По нашему мнению, уже на современном этапе развития правового регулирования интернет-отношений можно доказательно констатировать наличие такого уровня специфичности и автономности ИП, на котором происходит его формирование и развитие в качестве самостоятельной отрасли права с присущими ей предметными и методологическими особенностями, о чем пойдет речь ниже.
Некоторые авторы, правда, справедливо отмечают, что «отечественная юридическая наука еще не сформировала комплексного подхода к проблематике сети Интернет»[35].
В законодательной сфере также существуют многочисленные лакуны и «серые зоны» в сфере регулирования отношений в сети Интернет, несмотря на то, что еще в Федеральном законе от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» были раскрыты легальные дефиниции таких важных понятий, как «владелец сайта в сети Интернет», «провайдер хостинга», «сайт в сети Интернет», «сетевой адрес» и т. д. Однако данные новеллы касались в основном регулирования технической и организационной инфраструктуры сети и рассматривали Интернет как среду исключительно информационно-телекоммуникационную, а не как виртуальное пространство, на которое могут проецироваться гражданско-правовые отношения, происходящие в пространственно-временном континууме реальной общественной жизни. Не случайно, что время принятия указанного ФЗ примерно совпало со временем длительного законодательного процесса обсуждения, принятия и введения в действие новой редакции ст. 128 ГК РФ, в которой «информация» исчезла из числа объектов гражданского права.
Несмотря на предпринятые усилия, как справедливо утверждает автор Концепции регулирования правоотношений в сети Интернет, депутат Государственной Думы ФС РФ Р. Шлегель, «вопрос относительно прав, обязанностей и ответственности субъектов права в сети Интернет в недостаточной степени регулируется действующим законодательством и остается открытым»[36]. Все возрастающая степень значимости общественных отношений, складывающихся в Интернете и назревшая потребность в законодательной установке системы мер реагирования и предотвращения угроз, возникающих в виртуальной среде привели недавно к созданию специального подкомитета по Интернету и развитию электронной демократии в рамках профильного комитета Госдумы ФС РФ по информационной политике, информационным технологиям и связи[37]. Создание такого подкомитета свидетельствует о том, что:
– интернет-регулирование формально признано одним из основных направлений деятельности профильного комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи (п. 2 ст. 21 Регламента Госдумы ФС РФ);
– созданы наконец-то организационные предпосылки для более четкой, планомерной и профессиональной работы над законопроектами, посвященными проблематике отношений в сети Интернет с использованием специальных компетенций и знаний депутатского ядра, сконцентрированного в указанном подкомитете.
Однако представляется, что отставание российской научной юридической мысли и законодательного регулирования от насущных и объективных потребностей интернет-права и правового сопровождения технического прогресса в информационно-телекоммуникационной сфере будет постепенно сокращаться по мере развития начал саморегулирования в самом интернет-сообществе, отраслевой специализации законотворчества и эволюции российской научной школы интернет-права. Здесь также следует подчеркнуть, что одних усилий российского законодателя или тем более отечественного академического сообщества явно не достаточно; данная работа должна проводиться в тесном взаимодействии и координации с международными институциями, саморегулируемыми организациями в сфере Интернет, а также на основе заключения многосторонних международных конвенций и соглашений. Многие юридические проблемы в кибер-пространстве имеют трансграничный характер, поэтому довольно часто на практике возникает необходимость урегулирования и преодоления юрисдикционных конфликтов (например, в случае спора с владельцем веб-ресурса из США, расположенного на сервере в Канаде и распространяющего информацию, представляющую собой акт недобросовестной конкуренции на рынке России); разрешения вопроса о выборе норм права той или иной страны, подлежащих применению в конкретном споре; устранения коллизий и т. д. В связи с этим большое значение должны иметь унифицированные нормы и стандарты поведения в интернет-среде, которые бы были признаны мировым сообществом в качестве общепризнанных принципов или норм международного права.
