Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел
Предположим, что у вас есть известное число свидетелей, могущих удостоверить ряд отдельных фактов, на первый взгляд не имеющих между собой связи, но имеющих тем не менее прямое или косвенное отношение к основному предмету спора. Эти свидетели представляют многочисленные эпизоды, происходившие в разное время в различных местах, но тяготеющие к одному общему центру, подтверждающие и дополняющие друг друга, подготовляя главное событие всего дела и неизбежно ведя к нему. Очевидно, что при таких условиях, если вы хотите, чтобы ваша вступительная речь представляла ясный рассказ, вы должны представить каждый отдельный ряд фактов в законченном виде, начав в большинстве случаев с более ранних по времени. Они должны стать наглядными и понятными для присяжных только как факты; не следует указывать на их отношение к главному вопросу дела, пока другие разветвления предмета не станут столь же понятны для присяжных. Если это будет сделано слишком рано, эффект пропадет; будет нарушена последовательность рассказа, и присяжные утратят ясное представление о фактах; надо изложить первый ряд фактов и затем оставить их готовыми, чтобы в нужное время вставить их в соответствующее место. Второй ряд, за ним третий и все другие будут следовать в надлежащем порядке, пока наконец весь ваш материал не будет приготовлен к тому, чтобы возвести его в задуманное вами построение.
Присяжные, у которых перед глазами таким образом прошли отдельные части вашего рассказа, будут без труда различать положение каждой из них в общем изложении, равно как и взаимные их отношения.
Едва ли нужно говорить, что, если вы слишком удлините какой-нибудь отдел по сравнению с остальными, он займет слишком много места в речи и нарушит ее общую симметрию. Не следует также украшать вступление излишним красноречием, подобно тому как убирают цветными лентами быка, которого ведут на убой; не должно и засорять его предубеждениями, которые одинаково вредны как в надежном, так и в слабом деле. Адвокат не должен внушать слушателям предубеждения; напротив, должен предостерегать их от таких попыток. Старайтесь только изложить ваше вступление правдиво и естественно. Если не будет этого, вступление не достигнет цели; если будет больше этого, не достигнут цели доказательства.
Умеренность есть сила. Это несколько похоже на пропись в ученической тетрадке, но это все-таки полезно запомнить. «Ваше вступление,— сказал один блестящий ад-покат своему противнику,— было превосходно; оно было сочетанием сдержанности с поразительной силой». Сила-то и заключалась именно в сдержанности. В этом деле было множество фактов и были различные группы фактов; но при этом, если два факта были верны, все остальное также становилось несомненным, потому что эти два обстоятельства находились в таком отношении к прочим, что вся цепь событий не могла существовать без них и должна была существовать во всей целости, коль скоро они занимали в ней положение, указанное оратором. Здесь можно, кстати, заметить, что сдержанность тона так же необходима, как и сдержанность языка. Она дает оратору возможность проявить самое привлекательное из всех качеств ораторского искусства — модулирование. Это — музыка речи: о ней мало заботятся в суде, да и где бы то ни было, за исключением сцены; но это неоценимое свойство публичной речи, и его следовало бы развивать самым тщательным образом. У нас еще есть немногие ораторы, обладающие этим чарующим умением в совершенстве, и те, кому приходилось слышать их, не станут спорить со мной.
Есть другая ошибка, о которой так же полезно предостеречь начинающего, как от слишком громкой речи, это — слишком мягкая речь. Говори смело, друг! Не мямли и не тяни слова, как будто продаешь тесемку по аршинам и не уверен, что хватит товару. Тот, кто рычит, еще может выработать из себя что-нибудь пригодное для судебной работы: но если вы обладаете неслышным голосом, из вас ничего не выйдет. Как тяжело бывает смотреть на мучительное выражение лица присяжного, который, приставив ладонь к уху и раскрыв рот (как будто в надежде уловить что-нибудь этим путем), напрягает все свои силы, чтобы разобрать, о чем говорит адвокат. Неслышная речь бывает иногда следствием неуверенности в себе: с этим можно справиться посредством настойчивого упражнения; но сомнительно, чтобы робкому человеку пришлось часто упражняться на суде. Существуют, впрочем, такие места, где он волен упражняться сколько угодно: существуют морские берега и широкие поляны.
Но самое трудное и, может быть, самое полезное место для упражнения голоса — это пустая комната. Чтобы обращаться вслух к самому себе, нужна не только энергия, но и храбрость. Вам приходится бороться с сознанием своего смешного, почти глупого положения, которого нельзя не понимать; приходится прислушиваться к звукам собственного голоса, а эти звуки обыкновенно кажутся какими-то укорами, если только вы не одарены очень высоким представлением о самом себе; случается, что неудержимый порыв бурного красноречия, как воздушный шар, уносит вас под облака, но вдруг ослабевает, и вы летите вниз и, как ни стараетесь, не можете отделаться от мысли, что представляете собой явление, ни с чем не сообразное. Но именно эта мысль и ощущение, связанное с пониманием своего нелепого положения, с сознанием полной бессмысленности действий человека, рассуждающего вслух перед самим собой,— все это и делает подобное упражнение в высшей степени полезным; тот, кто сумеет справиться с самим собой наедине, легко сделает это перед слушателями. Кроме того, он приучится следить за своей речью и относиться к ней критически; это — огромное преимущество; наконец, если вы сколько-нибудь способны модулировать голосом, вы имеете возможность упражняться в этом среди полной тишины. Это лучшая обстановка для того, чтобы испытать гибкость своего голоса и приучиться им управлять.
Нет никакого сомнения, что у нас обращают слишком мало внимания на эту сторону адвокатского искусства. Очень многие, по-видимому, склонны думать, что все люди родятся с прекрасным гибким голосом, со сладким даром красноречия и с готовым умением пользоваться тем и другим в совершенстве. На самом деле звучный голос есть одно из самых редких человеческих свойств, требующее искусственного развития, чтобы достигнуть совершенства. Насколько же важнее упражнение для тех, чей голос не отличается ни полнотой, ни подчас приятностью!
Всякий шарманщик старается запастись по возможности лучшей шарманкой: он знает, что больше заработает с ней; на суде мы пользуемся голосом тоже для успеха; немо, что следует сделать его возможно приятным для слушателей и дать ему наибольшее развитие.
Нелишним может быть упомянуть в заключение этой главы, что во вступительной речи никогда не следует говорить быстро. Излишняя торопливость речи есть сравнительно редкий недостаток, но все-таки многие адвокаты говорят слишком скоро и вследствие этого успевают высказать слишком мало. Только привычные ораторы умеют говорить законченными фразами; но даже за их неторопливой речью присяжным нелегко следить; каково же им слушать и понимать человека, говорящего с неимоверной быстротой и не умеющего высказать ни единой мысли в законченном виде? Это представляется мне похожим на игру в «зайца и гончих» в потемках или на полицейский ключ «к делу»; при таких условиях редко приходится быть на верном следу. «Ничего не разберешь,— говорит один присяжный, прослушав весьма развязного юного адвоката,— чересчур скоро говорит». «В чем же иск?» — недоумевает другой. «Он за истца или за ответчика?» — спрашивает третий. Тому, кто не способен к более толковому изложению своих требований, лучше вовсе не произносить вступительной речи: он может только повредить своему клиенту.
Медленно, верно и коротко — вот хороший девиз для молодых адвокатов. Длинное вступление утомительно и бесцельно; его продолжительность создается повторениями. Я не говорю о тех, кто умеет говорить без конца или кончить в любую минуту; я имею в виду не столько продолжительность времени, сколько пустословие. Речь может быть сказана в двадцать минут и быть очень длинной; может длиться шесть часов и быть необыкновенно сжатой. Вступительная речь по обвинению Артура Ортона в ложных показаниях под присягой (дело Тичборн) продолжалась несколько дней, и тем не менее это образец точного, стройного и сжатого изложения.
Короткая речь сильнее длинной. Когда присяжные начинают барабанить пальцами, вы можете быть уверены, что уже говорили дольше, чем следовало, и каждое новое слово может оказаться не только утомительным для них, но и опасным для вашего доверителя. Поэтому, считаясь с необходимостью некоторого изящества речи, без которого она могла бы показаться слишком сухой, имейте в виду, что чем меньше слов, тем лучше. Это вовсе не значит, что вы должны говорить телеграфным слогом, но следует отучиться от многословия; слог речи выиграет и в силе, и в отделке, и в стройной красоте.
