Олег Танимов - Теория юридических фикций. Монография
В начале XX в. в американском праве появилась теория естественного лица (natural entity). Представители этой теории признавали ошибочность положения, в силу которого действительным субъектом права может быть только физическое лицо. По их мнению, рядом с индивидуальными субъектами права существуют и сверхиндивидуальные – социальные организмы53.
Интересную точку зрения высказывал французский ученый М. Планиоль, считавший, что юридическое лицо – это коллективное имущество, которое в качестве субъекта права является юридической фикцией, созданной для упрощения его использования54.
Советская юридическая наука стала уделять серьезное внимание исследованию теорий юридического лица лишь в 40–50 гг. ХХ в., когда был создан целый ряд работ, заложивших фундамент современного понимания этого института. Взгляды исследователей фокусировались на изучении юридической личности государственных предприятий, однако сделанные ими выводы обладают значительной научной и методологической ценностью и сегодня. В тот период можно отметить три основных подхода к определению сущности юридического лица: теория коллектива, теория государства и теория директора.
«Теория коллектива» А. А. Венедиктова базировалась на том, что носителем правосубъектности государственного юридического лица является коллектив рабочих и служащих предприятия, а также всенародный коллектив, организованный в социалистическое государство55. Сходные взгляды высказывали С. Н. Братусь, О. С. Иоффе и В. П. Грибанов.
«Теория государства», разработанная С. И. Аскназием, основывается на том, что за каждым государственным предприятием стоит собственник его имущества, т. е. само государство. Следовательно, людской субстрат юридического лица нельзя сводить к трудовому коллективу данного предприятия. Государственное юридическое лицо – это само государство (курсив мой – О. Т.), действующее на определенном участке системы хозяйственных отношений56.
«Теория директора» имела место в работах Ю. К. Толстого. Данная теория исходит из того, что главная цель наделения организации правами юридического лица – это обеспечение ей возможности участвовать в гражданском обороте. Именно директор уполномочен действовать от имени организации в сфере гражданского оборота. Поэтому он и является основным носителем юридической личности государственного юридического лица57.
Разнообразие существовавших научных теорий юридического лица возможно объяснить, немалой сложностью этого правового явления, как, впрочем и иной правовой фикции. На различных этапах развития государства, а параллельно с ним экономики и права, проявлялись то одни, то другие признаки юридического лица. Соответственно, развитие научных концепций, взглядов в целом отражено и отражает эволюцию теории фикций.
Но теория фикций включает в себя не только конструкцию юридического лица, но и ряд иных правовых институтов, малоизученность которых обусловлена советской правовой идеологией, представляющей советское право идеально истинным и справедливым.
Отдельные фрагменты исследований стали появляется в 50—60-е гг. прошлого века, да и то в контексте разграничения фикций со смежными правовыми категориями: презумпциями, аксиомами, символами, аналогиями и пр.
В качестве примера можно привести ряд работ, в которых проводится разграничение фикций и презумпций, В. К. Бабаева, В. М. Горшенева, В. И. Каминской, З. М. Черниловского58.
В то время иногда в литературе можно было встретить мнение о том, что фикция является одной из разновидностей презумпции. По мнению В. Б. Исакова, например, «фикции – специфическая разновидность нормативных (законодательных) презумпций. Фикции вводят в юридический процесс фактические обстоятельства, которые трудно либо невозможно установить, но которые тем не менее имеют прямое значение для решения дела. Например, при отсутствии точных данных о дне и месяце рождения гражданина он считается родившимся 1 января соответствующего года (ст. 19 Закона СССР о выборах в Верховный Совет СССР)59. Такое соотношение фикции и презумпции, как представляется, можно считать весьма спорным утверждением. Это и подтверждает сам автор, указывая на то, что «отличительная черта фикции – ее неопровержимость: факты, вводимые посредством фикции, не только не требуют доказательств, но и не могут быть опровергнуты»60.
Зарубежные авторы игнорировали тему разграничения указанных выше категорий. Например, Л. Л. Фуллер отмечал, что не имеет никакого значения, в какой форме выражена фикция: в утвердительной (А есть Б) или в предположительной (если бы А была Б). По его мнению, «конструкция “предполагая что” или “как если бы” в предположительных фикциях только устанавливает грамматическую уступку тому, что все равно известно, то есть что утверждение ложно»61. Позволим себе не согласиться с мнением автора, отметив, что утвердительная (категоричная, неопровержимая) форма является основным отличием фикции от презумпции (предположительная форма).
Постсоветское время не породило особой критики ошибочных взглядов на фикции в праве, хотя в них (фикциях) усматривалось все только отрицательное, ложное, буржуазно-оппортунистическое, чему не место в справедливом и истинном советском праве. Более того, до 50—60-х гг. на страницах советской юридической литературы сам термин «правовая (юридическая) фикция» встречался крайне редко, не говоря о какой-либо систематической разработке этого вопроса.
Только в 90-е гг. ХХ в. фикции в праве становятся объектом все более пристального научного внимания, главным образом в связи с интенсивной разработкой проблем законодательной техники62. Однако им уделяют внимание лишь специалисты в области уголовного и гражданского процесса63.
Более глубокий анализ процессуальных фикций выявил неоднозначность подходов к пониманию феномена фикции. К. К. Панько, проводивший исследование фикции в уголовном праве и правоприменении, предлагает рассматривать их как «прием законодательной техники, состоящий в признании существующего несуществующим и обратно, а также свойство нормы права не соответствовать потребностям общества в процессе правотворчества или правоприменительной деятельности»64. По мнению автора, фикция проявляется, с одной стороны, как прием законодательной техники, а с другой – как свойство правовой нормы, возникающее у нее не по воле законодателя, а в силу определенных причин. Во втором случае сущность фикции связана с истинностью, реальностью и эффективностью правовой нормы.
Отрадно заметить, что в настоящее время в науке взгляд на фикции и отношение к ним как к феноменальному явлению в праве меняется. При этом необходимо подчеркнуть, что фикции как технико-юридический прием представляют собой исключение из общего правила, установленного законодателем. Возможно, это связано с тем, что фикции и фиктивность, попадая в сферу права, приобретают множество оттенков, например, характер «неоднозначности», «неуловимости»65.
Данное свойство фикций, открывая все новые грани неизведанного, разжигает у исследователей «научный аппетит», если так можно выразиться, и толкает их на изучение новых и новых своих качеств и возможностей применения.
Полагаю, что именно в связи с этим современные исследователи начинают подходить разносторонне к исследованию фикций в праве. Названия работ, появившихся в ХХI в., подчеркивают разноплановые подходы к указанной проблеме66.
Такая многообразная вариантность направлений исследования фикций в праве доказывает недостаточную степень изученности данной проблемы, именно поэтому в последние годы к ней активно обратилась российская юридическая наука.
Современные работы, посвященные фикциям в праве, в большинстве своем опираются на положения, вытекающие из трудов представителей исторической школы права (Р. Иеринга, Ф. К. Савиньи и др.), а также русских дореволюционных ученых-правоведов (Д. И. Гуляева, Г. Ф. Дормидонтова, Д. И. Мейера, С. А. Муромцева, П. И. Новгородцева, Н. С. Суворова, Г. Ф. Шершеневича и др.).
Примечательно, что концепции предыдущих ученых в основном развивались относительно категории юридического лица. Современные же авторы уходят в своих изысканиях по поводу фикций в праве глубже и конкретнее. Сегодня исследуются фикции в отдельных отраслях права (Е. С. Болтанова, А. В. Демин, И. Зайцев, Р. К. Лотфуллин, В. И. Смирнов и др.), на разных стадиях применения (И. Л. Ишигилов), совместно с другими категориями юридической техники (Н. А. Никиташина, О. В. Жажина), в различных правовых системах и доктринах (И. В. Филимонова, А. М. Ширвиндт, Т. С. Яценко и др.). Появились исследования, в которых рассматриваются фиктивные явления в праве (О. А. Кузнецова, О. А. Курсова, К. К. Панько и др.). Всё это, а также наличие большого количества юридических фикций в различных системах права говорит о том, что изучение фикций и фиктивного в праве является одним из перспективных направлений развития юридической науки. Практическое же осуществление теории фикций позволит решить множество проблем, связанных с правовым регулированием отношений не только в новых отраслях (акционерной, антимонопольной, информационной, корпоративной, маркетинговой спортивной и др.), но и в уже существующих и, как бы, имеющих отлаженный механизм регулирования (гражданско-правовая, международно-правовая, уголовно-правовая и пр.). Благодаря развитию теории фикций право станет мобильным и более восприимчивым к нуждам практики и потребностям людей, общества и государства в целом.
