Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни
Чаще обязанность палача исполняли первосвященники и жрецы: в те времена, когда все народы приносили преступников в жертву богам, обязанность палача была неотъемлемою принадлежностью жреческого звания. В древних монархиях Азии эта обязанность возложена была на одного из высших духовных сановников двора, который носил титул grand sacrificator: этот титул ясно указывает на то, что обязанность палача была соединена с званием великого жреца. По возвращении с горы Синай Моисей повелел казнить главных виновников поклонения золотому тельцу; вследствие этого повеления в один день руками левитов казнено было 3 тыс. человек. В Риме понтифекс-максимус даже в исторические времена собственнолично приводил в исполнение смертные приговоры: так был засечен насмерть великим понтифексом Сантилий (scriba pontificis) за плотское сношение с весталкою. Очевидно, что юстиция великого понтифекса в историческое время Рима была только обломком той обширной судебной власти, какою эти верховные жрецы пользовались в Риме в доисторическое время, когда принесение в жертву преступников практиковалось в обширных размерах и когда, следовательно, они имели частые поводы являться в качестве исполнителей смертных приговоров. В Галлии друиды собственными руками умерщвляли того преступника, которого они приносили в жертву. В Скандинавии жрецы Одена и во главе их великий жрец Упсалы Дрот, а в Мексике великий жрец тоже исполняли обязанность палача, принося в жертву преступников.
Когда власть жрецов ослабела и юстиция секуляризировалась, обязанность палача перешла к тем лицам, которые участвовали в отправлении правосудия. У евреев смертный приговор приводили в исполнение следующие лица: царские отроки и высшие военные сановники; обвинитель и свидетели; родственники убитого, иногда же вообще народ. В Египте до сих пор судья — кади — сам исполняет свой приговор. Аристотель причисляет палача к числу греческих магистратов, чего бы, конечно, он не сделал, если бы в его время должность палача не пользовалась почетом. У Платона, в его трактате о законах, магистраты бросают камни на голову трупа отцеубийцы и таким образом очищают целое государство. В Риме, в первое время Республики, первые магистраты, как то: консулы, трибуны и др., собственнолично исполняли смертные приговоры: так, трибуны бросили с Тарпейской горы Манлия. Позднее обязанность палача исполняли специальные чиновники — ликторы и триумвиры capitales, должности которых нисколько не считались бесчестными, ибо ликторы с секирою и розгами были неразлучными спутниками консулов, а должность триумвиров была первою ступенью, чрез которую молодой римлянин проходил, чтобы возвыситься до высших степеней. В новейших западноевропейских государствах было то же самое. Обязанность палача исполняло само общество или его представители. В некоторых странах Германии исполнение смертного приговора возлагалось на самого молодого человека кантона; в Stieden'e — на последнего поселившегося в месте суда, в Франконии — на последнего женившегося. Иногда же обязанность эту исполняли: один из судей, самый младший из присяжных, родственник убитого или убийцы. Даже тогда, когда должность исполнителя казней сделалась ремеслом, палач пользовался почетом: в некоторых местах Германии палачи получали дворянский титул и привилегии; во Франции они принимали участие в религиозно-торжественных процессиях, причем они занимали место во главе шествия; самое название их: Maitre des hautes oeuvres — указывает на то почетное положение, которое они занимали в средневековом обществе. В России, в Новгороде, народ сам постановлял смертный приговор и сам приводил его в исполнение. Судя по некоторым примерам, можно думать, что и в других областях смертные казни приводимы были в исполнение или руками народа, когда он принимал участие в суде, или руками чиновников, имевших влияние на отправление юстиции. Так, в XIV столетии два боярина по повелению княжескому убивают одного крамольника. При Иване Грозном принимали на себя обязанность палача по политическим делам такие лица, как князь Черкасский, Малюта Скуратов — любимец царский, князь М. Темгрюкович, шурин царский, и т. п. Кошихин говорит: «А в палачи на Moскве и в городе ставятся всякого чину люди, кто похочет». Известно, какое непосредственное участие в казнях Петра I принимали его приближенные. «В Преображенском происходили кровавые упражнения: здесь 17 октября (1698 г.) приближенные царя рубили головы стрельцам: князь Ромадановский отсек четыре головы; Голицын, по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра Алексашка (Меншиков) хвалился, что обезглавил 20 человек». Долго в России сохранялся обычай брать на помощь палачу кого-нибудь из зрителей; взятые должны были заменять подставки; на спины их вскидывали осужденных к наказанию кнутом. Сначала принятие на себя зрителем обязанности помощника палача было вполне добровольное. В последствие времени, когда в народе стали пробуждаться иные инстинкты, начали вербовать для исполнения этой обязанности силою: ловятся, сказано в указе, насильно из зрителей подлые разного состояния люди не только солдатами и десятниками, но и палачами, не делая иногда отличия и самого честного состояния людям, хотя и подлым. И вот для предупреждения происходящих от этого неустройств и обид гражданам (слова указа) 28 апреля 1768 г. (N 13108) издан был Указ, запрещающий это делать и повелевающий брать для исполнения сей должности преступников. Замечательно, что судьи не чуждались брать на свою долю часть движимости казненного: во Франции лошадь, кираса и другое имущество упадало на долю судьи; то, что выше пояса, — huissier; шпага, нож и все то, что пониже пояса, доставалось палачу. Так, и одежду Христа Спасителя разделили по жребию.
Трудно определить время, когда народы стали смотреть на палача как на существо гнусное и бесчестное. Одно только можно сказать, что процесс такой перемены начался очень давно, длился очень долго и совершился мало-помалу, незаметно, и что в настоящее время в Европе перемена эта является совершившимся фактом, которого никто не может отрицать. Ныне никто не станет оспаривать того, что для европейского жителя обязанность палача составляет предмет ужаса и отвращения; а сам палач есть лицо отверженное, одно прикосновение к которому считается осквернением. Настроение настоящего европейского общества таково, что преступник гораздо легче может возвратиться в лоно общества, которое его извергло, и примириться с ним, чем палач. Напрасно законоведы, замечая эту перемену, старались разубедить народы и поддержать прежнее значение палача. Легисты говорили о палаче: «Этот человек так же священ, как сама юстиция. Когда он мучит или предает смерти себе подобного, он не оскорбляет Бога и не отвечает за убийство, которое совершает. В этом случае наказанию подвергает себя сам виновный, ответственность за пролитую кровь берет на себя общество». Некоторые из законоведов думали, что причина отвращения к личности палача кроется в частных качествах лиц, исполняющих эту должность, а не в самой обязанности; смотря на такое отношение общества к палачу, как на нечто случайное, временное, они искали и временных мер исправления этого, по их убеждению, зла. Так Дагмудер, один из авторитетных юристов, считал бесславие палачей следствием их пороков, злоупотреблений и того дикого самолюбия и жестокости, которые они проявляют при совершении казней, обращаясь с преступником, швыряя и убивая его так, как будто в их руках не человек, а животное. Для восстановления уважения личности и обязанности палачей во мнении общества, он советовал выбирать палачей из людей добрых, мастеров своего дела, людей надежных, отважных, вежливых, милосердых. Но ни теоретические убеждения, ни практические меры не могли поколебать с каждым веком возраставшего в обществе отвращения к обязанности и личности палача, потому что отвращение это происходило не от частной какой-нибудь причины, как, например, от личных качеств палача, а от общей, глубоко скрытой, коренной перемены взглядов на смертную казнь. Этой-то коренной перемене взглядов и следует приписать разнообразные симптомы отвращения к личности и обязанности палача. Во Франции одна девушка за утайку родов была приговорена к повешению. Палач, тронутый ее красотою и молодостью, просил судей дать ей помилование с тем, что он на ней женится. Судьи согласились, но подсудимая пожелала лучше быть повешенной, чем сделаться женой палача. Торговцы отказываются продавать палачу съестные припасы; деньги его внушают народу ужас; народ смотрит на них как на цену пролитой крови; он верит, что на каждой монете палача есть кровавое пятно — и если случается получить несколько этих проклятых монет, он бросает их в сторону, боясь от них несчастия. Палач не может найти себе квартиры — и никакие усилия правительства не в состоянии заставить жителей дать ему приют. Должность палача всегда и везде принадлежала к самым доходным; в Poccии, например, случалось, что палач получал по 10 тыс. с приговоренного. Но несмотря на это у народов до такой степени велико отвращение к обязанности палача, что его не в состоянии пересилить страсть к приобретению, одна из могущественнейших страстей человеческих; вследствие этого правительства находятся в затруднении найти охочего человека в палачи. Отсюда явилась необходимость возлагать эту обязанность на преступников, давая им взамен этого помилование. Такой обычай существует у нас в Poccии. Но замечательно, что, несмотря на значительные выгоды, на избавление в прежнее время от ужасного телесного наказания и каторжных работ или ссылки, многие из преступников решаются лучше сами подвергнуться тяжкому наказанию, чем взять на себя исполнение кровавых обязанностей палача. Вот выводы из того, что сказано о палаче:
