Джерри Спенс - Настольная книга адвоката: искусство защиты в суде
Теперь на свидетельском месте ей предстоит снова испытать весь этот ужас. Она должна рассказать присяжным все. Кроме нее, некому это сделать. Нужно рассказать, как все произошло, – ради дочери. И, что хуже всего, придется рассказать, что она увидела после катастрофы: кровь, залившую лицо ребенка, и слипшиеся длинные белокурые пряди волос. Она попыталась вытащить девочку из автомобиля, но у нее самой были сломаны нога и ребра. Она потянулась к дочери, но закричала от боли. Она не могла двигаться, а изо рта ее малышки вытекала пузырящаяся кровь. Потом она потеряла сознание и не помнит ничего до того момента, как очнулась в больнице. С ней был муж, и первое, что она спросила: «Как девочка?» – а муж опустил глаза и не ответил.
Она не помнит многое из своих показаний. Как будто была говорящим манекеном, и сказанное ею не понимал никто, кроме нее самой. Она запомнила, как задавал вопросы улыбающийся адвокат страховой компании. Она отвечала на них абсолютно правдиво. Иногда плакала. Не могла понять, в чем был подвох в некоторых вопросах, – в них должны были прятаться маленькие нюансы, но в таком состоянии она не могла во всем этом разобраться. Она так и не посмотрела в сторону присяжных. Не могла. Ее муж крепче, он не стал бы плакать.
Затем ей пришлось выслушать ложь так называемых экспертов страховой компании, пытающихся доказать, что она ехала по встречной полосе. Потом встал Блэтти и тоже начал лгать, и она увидела, как один из присяжных кивает, словно верит ему. На следующий день судья зачитал присяжным кучу юридической чепухи, а после этого встали адвокаты и обратились с аргументацией к присяжным. Первым выступал ее адвокат.
Чтобы встать на место матери, нам потребуются умение и любовь. Каково это – потерять дочь, услышать, как люди обвиняют тебя в ее гибели, предполагают, что ты подаешь иск, надеясь заработать на этом, и, наконец, заново испытать трагическую, кровавую смерть ребенка? Все это присяжные должны услышать от ее адвоката, который попытался вжиться в это дело вместе со своей клиенткой. И присяжные должны услышать его собственное отчаяние по поводу того, что законы простых смертных не могут сделать больше, чем присудить деньги скорбящим родителям. Это все, на что способно правосудие.
В какой-то степени суд превращается в ожесточенную войну между страдающими родителями и страховой компанией. Существует некий фонд – страховые компании называют его «резервом» – на случай именно такого дела. Он создан для возмещения за жизни погибших, страховая компания дорожит им так, словно от него зависит ее существование. Если бы родители девочки решили не обращаться в суд, страховая компания просто сохранила бы прибыль – за счет смерти ребенка.
В зале суда адвокату родителей ни в коем случае не разрешается упоминать, что ответчик был застрахован. Присяжные думают, что Блэтти нанял адвоката и оплачивает его из собственного кармана, несмотря на то что является простым тружеником, как и большинство присяжных. Во всех штатах страны существует такой неудачный закон, диктующий, чтобы страховые компании не упоминались во время судебного разбирательства. Это ложь, которую навязывают присяжным. Страховые компании живут по лучшим законам, чем люди. Но это совсем другой вопрос.
Используя методы, которым научились в этой книге, мы стали матерью, потерявшей дочь. Почувствовали на себе, каково быть жертвой. Этот опыт должен стать частью заключительной речи. Вероятно, часть ее я произнесу от первого лица, как будто адвокат – это и есть мать погибшей девочки. Я начну так: «Леди и джентльмены, я представляю мать, потерявшую своего ребенка. (Адвокат стоит за сидящей матерью, положив руки ей на плечи.) Что такое подобная потеря? Разве она выражается в деньгах? Деньги – это лишь поиск справедливости, которую способен обеспечить закон. Что можно чувствовать, сидя здесь, когда ваш ребенок в могиле, присяжные изучают вас, мистер Хартфелт допрашивает, предполагая, что вы виноваты в смерти собственной дочери, в то время как вы и все присутствующие, включая мистера Хартфелта, знаете, что это ложь, ужасная ложь. Если бы мать могла выразить свои чувства в этот момент, мы услышали бы: “Мне пришлось заново пережить весь ад этого дела, снова увидеть, как милое лицо дочурки заливает кровь. Пришлось опять оказаться зажатой в автомобиле. Сейчас я вижу себя в нем. Кричу, пытаясь открыть дверцу...”» Окончание этой истории, прочувствованной вместе с жертвой, будет рассказано в заключительном слове от первого лица, чтобы присяжные тоже могли пережить ее.
В уголовном деле. Давайте вспомним: человеческие эмоции, испытанные жертвой в криминальном деле, например чувства матери, чей ребенок был похищен и убит, или изнасилованной женщины, мало отличаются от чувств женщины, чья дочь погибла в автокатастрофе. Непреодолимое желание отомстить, получить воздаяние, добиться справедливости является частью человеческой природы. Но мы защищаем предполагаемого преступника, то есть мы нужны, чтобы обвиняемого судили по закону с соблюдением его прав. К чему нам знать о чувствах жертвы в уголовном деле?
Каждый из присяжных, возможно, был жертвой какого-нибудь преступления: взлома, кражи или нападения. Присяжные боятся преступников, а наиболее эффективный способ защитить себя как потенциальную жертву – избавиться от подсудимого, как можно быстрее закрыв за ним ворота тюрьмы, – и не важно, виновен он или нет. Поэтому мы должны стать присяжными, потенциальными жертвами в любом уголовном деле.
Если мы применим методы, о которых узнали в этой книге, и поменяемся местами с жертвой, наш решающий довод может прозвучать следующим образом: «Не могу выразить боль от потери любимого человека, и ни один из вас не может полностью ощутить ее. Она оставляет глубокий незаживающий шрам, который навсегда будет в сердцах мистера и миссис Скулкрофт, даже если они проживут сто лет. Мы никогда не сможем постигнуть ужас, когда близкий нам человек погибает от рук злодея. Нет времени для тихой печали, потому что нас мучают потрясение, гнев и потребность восстановить справедливость. Какая-то часть нас стремится убить в ответ. Но мы не можем это сделать. И не хотим.
Как только мы сомкнем глаза, то увидим лицо убитого ребенка, – он спрашивает, чем заслужил такую смерть. О нем напоминает каждая вещь, которую мы видим и до которой дотрагиваемся. Мы не можем смотреть телепрограммы, потому что в них открыто обсуждается наше дело, словно это какой-то спектакль, поставленный для увеселения телезрителей. Эмоции рвут нас на части. Некуда пойти, негде спрятаться, чтобы не испытывать вновь весь этот ужас.
Но здесь присутствует другая жертва – Джимми, подзащитный. Его обвиняют в кошмарном преступлении, которого он не совершал. Об этом говорят все улики. Нас всех сделали жертвами – вас, присяжных, которых ввело в заблуждение государство, предъявив Джимми ложные обвинения, семью Скулкрофт, которая потеряла любимого ребенка, и Джимми, которого обвинили в преступлении, потому что государство не выполнило свою работу компетентно, честно и полностью. Оно хочет завершить это дело и благополучно отчитаться, как и все мы. Но мы не позволим ему сделать это, обманув всех нас, включая Скулкрофтов, которые первыми будут возражать, если узнают, что государство обвинило невинного человека».
Речь может продолжиться рассказом о жизни Джимми в заключении, где он провел семнадцать месяцев, ожидая суда. Можно обсудить его страх перед пожизненным заключением или даже смертной казнью и его ощущение беспомощности, потому что он невиновен. (Во многих штатах адвокату не разрешается говорить о наказании, если обвиняемый будет признан виновным. Но присяжные знают о нем, поэтому вопрос можно решить общим подходом, не конкретизируя наказание.) Мы попытались поставить себя на место клиента, чтобы понять его страх. Часть заключительной речи, касающаяся переживаний клиента, может звучать следующим образом: «Какие чувства испытываешь, засыпая на грязном, жестком матраце в стальной клетке, называемой камерой, видя кошмарные сны об электрическом стуле и просыпаясь в холодном поту, когда понимаешь, что это не просто сон, а реальность, которая ожидает тебя, если ты не сможешь убедить присяжных в своей невиновности?» Вероятно, здесь последуют возражения. Странно, но закону не нужно, чтобы присяжные учитывали результаты своего решения. Тот же закон требует, чтобы мы полностью обдумали последствия своих действий, потому что ответственность за них возлагается на нас. Тем не менее во многих штатах адвокату защиты запрещается упоминать факт наказания, который может повлиять на вердикт присяжных.
Шаг третий. Справедливоенегодование,этическийгнев,которыйдаетнаммотивацию. Мы проникли в самое сокровенное и легкоранимое место клиента – в его душу. Каким способом мы туда попали, зависит от того, кто мы и какими ресурсами располагаем. Это можно сделать, постоянно посещая нашего клиента и часами разговаривая с ним. Обладая умением слушать, мы услышим не только то, что сказала мать погибшей в автоаварии девочки, малышки Полли, но и то, что она боится сказать, – что блокируется разумом, чтобы не сойти с ума и прожить хотя бы еще один день. Мы поменялись с ней ролями и благодаря этому поняли ее, а она – нас. Мы сказали матери: «Позволь на один миг стать тобой. Я вижу, как на меня наезжает машина Блэтти. Что я чувствую? Что говорю? Что слышу?»
