Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том III. Преступления в сфере экономики
Однако многие задавались вопросами о том, кого следует относить к упомянутым в данном пункте «посторонним лицам» и как трактовать фразу «лицо, совершающее хищение, сознает, что присутствующие при этом лица понимают характер его действий, но игнорирует это обстоятельство». Как отмечалось в некоторых обзорах, если виновный сознает, что окружающие понимают характер его действий, то тайным изъятие имущества быть не может, независимо от того, происходит ли оно в присутствии родственников или посторонних лиц. Это порождало разнобой в судебной практике в тех случаях, когда виновный, действуя открыто, не опасался, что присутствующие при этом лица предпримут какие-либо меры к пресечению посягательства.
В подобных случаях при квалификации содеянного необходимо учитывать все обстоятельства дела в их совокупности, выясняя, как не участвовавшие в хищении лица реагировали на незаконные действия похитителя, предпринимали ли они какие-либо меры для прекращения противоправного посягательства. На это специально обращено внимание в п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г.
Заметим, однако, что последнее постановление дает ограничительную интерпретацию «посторонних», указывая, что содеянное следует квалифицировать как кражу, если присутствующее при изъятии лицо «является близким родственником виновного, который рассчитывает в связи с этим на то, что в ходе изъятия имущества он не встретит противодействия со стороны указанного лица».[232]
Между тем в судебной практике немало дел, когда изъятие чужого имущества не признается грабежом, если оно совершается в присутствии не только близких, но иных родственников и даже знакомых.
Так, Неманов обвинялся в том, что на автобусной остановке в присутствии трех свидетелей открыто похитил у гражданки Житник хозяйственную сумку с находившимся в ней имуществом. Суд изменил квалификацию, указав, что присутствовавшие при похищении были друзьями подсудимого и он не воспринял их как посторонних, в связи с чем его действия следует квалифицировать как тайное хищение.
Другой пример. Шмельков, находясь в магазине «Охотник-рыболов» и воспользовавшись отсутствием продавца в торговом зале, в присутствии М. просунул руку под стекло прилавка, откуда похитил газовый пистолет. Изменяя приговор, президиум областного суда отметил, что указание районного суда на то, что юридическое положение М. как постороннего по отношению к факту хищения Шмельковым не основано на законе. Шмельков в судебном заседании пояснил, что зашел в магазин вместе со знакомым М. Купив все, что ему нужно, он увидел под стеклом витрины пистолет и решил его похитить. Он предложил это сделать., но тот отказался. Воспользовавшись отсутствием продавца, он похитил пистолет и вместе с М. вышел из магазина, в котором, кроме них, никого не было. Как видно из материалов уголовного дела, М. – друг Шмелькова, а их родители – знакомые.[233]
Таким образом, ограничительное толкование «посторонних лиц» может привести к судебным ошибкам, особенно если рассматривать эту проблему сквозь призму установления административной ответственности за мелкое хищение, совершенное путем кражи, но не грабежа. В результате лицо, совершившее административно наказуемую кражу, может быть незаконно осуждено за криминальный грабеж.
Игнорирование грабителем того обстоятельства, что присутствующие при хищении лица понимают характер его действий, наиболее ярко характеризует существо открытого хищения, при котором виновный не боится в процессе изъятия имущества визуального контакта с кем бы то ни было, включая собственника или иного владельца имущества, могущих воспрепятствовать преступлению или изобличить преступника в качестве очевидцев содеянного. Говорить же о пренебрежении присутствием лиц, посторонних по отношению к похищаемому имуществу, но не к похитителю, в силу чего последний мог рассчитывать на их непротивление или даже одобрение, не приходится.
Что касается коллизии между объективным и субъективным критериями при грабеже, то И. Я. Фойницкий, утверждая в свое время, что «в условиях тайны наибольшую важность имеет субъективная сторона, т. е. чтобы виновный предполагал свою деятельность незаметною для других и не сознаваемую ими», в силу чего содеянное «остается кражею, хотя бы на самом деле потерпевший или иные лица за ним незаметно для него наблюдали», в то же время подчеркивал: «Но одно лишь мнение похитителя, что учиненное им похищение видят и сознают другие, между тем как на самом деле этого не было, не превращает его похищения из тайного в открытое».[234]
Однако с точки зрения субъективного вменения убежденность виновного в открытом характере своих действий должна иметь такое же значение для квалификации, как и его стремление завладеть имуществом тайно. Поэтому более логичной представляется позиция З. А. Незнамовой, считающей, что при конфликте объективного и субъективного критериев предпочтение должно отдаваться субъективному.[235] Но вывод, который она делает, следуя данному правилу разрешения коллизии, представляется неправильным. «Если преступник полагал, что он действует открыто, – пишет она, – а фактически процесс изъятия имущества никем не наблюдался либо наблюдался, но свидетели не осознавали противоправного характера действий виновного, они квалифицируются по направленности умысла как грабеж».[236] В соответствии же с учением об ошибках в уголовном праве (в данном случае – в способе совершения хищения) содеянное должно квалифицироваться в такого рода ситуациях как покушение на грабеж.
Чаще всего изъятие имущества при грабеже от начала до конца носит открытый характер. Но возможны случаи, когда процесс изъятия начинается тайно, но в последующем преступник обнаруживается потерпевшим или посторонними лицами. Если при этом он продолжает изъятие либо применяет насилие с целью удержания тайно изъятого имущества, налицо перерастание кражи в грабеж. Следовательно, похищение следует считать открытым и тогда, когда, начавшись тайно, оно заканчивается так, что виновный, будучи обнаруженным, осознает явность своих дальнейших действий по изъятию или удержанию имущества.[237] Однако «перерастание» кражи в грабеж при изложенных обстоятельствах возможно лишь до полного завладения имуществом и получения возможности им распорядиться, так как с этого момента кража считается оконченной.
Если же лицо, пытавшееся тайно завладеть имуществом, будучи застигнутым с поличным, бросает его, спасаясь от преследования, содеянное квалифицируется как покушение на кражу.[238] Но если имуществом не удалось завладеть в силу того, что оно было отобрано до завершения изъятия (во время борьбы за удержание вещи), содеянное квалифицируется как покушение на грабеж.
В случаях, когда обман используется лицом для облегчения доступа к чужому имуществу, в ходе изъятия которого его действия обнаруживаются собственником или иным владельцем этого имущества либо другими лицами, однако лицо, сознавая это, продолжает совершать незаконное изъятие имущества или его удержание против воли владельца имущества, содеянное следует квалифицировать как грабеж (например, когда лицо просит у владельца мобильный телефон для временного использования, а затем скрывается с похищенным телефоном).[239]
Открытый способ изъятия имущества не только объективно повышает опасность хищения, но и свидетельствует о большей опасности его субъекта как лица, игнорирующего присутствие собственника или иных лиц и потому пренебрегающего опасностью быть узнанным, изобличенным и взятым с поличным. В отличие от вора, грабитель полагается не на отсутствие или неведение очевидцев преступления, а на иные обстоятельства – внезапность и дерзость своих действий, быстрое исчезновение с места преступления, растерянность и замешательство очевидцев или их нерешительность, вызванную опасением перед вероятным насилием.
Опасения перед возможным насилием со стороны грабителя не всегда беспочвенны. Преступник, который изымает имущество на виду у лиц, ведающих этим имуществом или охраняющих его, отнюдь не может рассчитывать на их безучастность и непротивление. Поэтому открытое действие нередко таит в себе готовность к насилию как средству подавления предполагаемого противодействия. В других случаях грабитель сразу прибегает к силе для завладения имуществом.
К числу насильственных относятся преступления, в которых:
1) механизм нарушения общественного отношения включает в себя противоправное общественно опасное воздействие на телесную или психическую неприкосновенность его субъекта, осуществляемое помимо или против его воли;
