Анатолий Козлов - Понятие преступления
Столь же непонятно и соотношение состава преступления с преступлением. Так, А. Н. Трайнин не разделял указанные категории и, на первый взгляд, понимал состав как структуру преступления, однако то определение, которое он предложил в своей работе («состав преступления есть совокупность всех объективных и субъективных признаков (элементов), которые, согласно советскому уголовному закону (курсив мой. – А. К.), определяют конкретное общественно опасное для социалистического государства действие (бездействие) в качестве преступления»[399]), показывает, что он свел анализируемую категорию к законодательной абстракции. А. Н. Игнатов вроде бы низводит состав преступления до структуры преступления и признает его скелетом реального преступления, но вместе с тем считает, что при установлении состава преступления «происходит как бы наложение законодательной модели преступления на конкретный социальный факт (преступление)»,[400] т. е. также сводит соотношение анализируемых категорий к соотношению реального явления и законодательной абстракции. По мнению некоторых авторов, «понятия преступления и состава преступления тесно связаны. Понятие преступления раскрывает, почему то или иное деяние является опасным для нашего социалистического общества и для установленного в нем правопорядка; состав преступления определяет совокупность тех признаков, которые согласно закону характеризуют данное деяние как определенное конкретное преступление»,[401] т. е. противопоставляют преступлению как реальности состав – законодательную абстракцию. Это же мы находим и в других работах.[402] Н. Ф. Кузнецова поддерживает высказанную ранее другими авторами позицию о том, что состав преступления у́же всего преступления, поскольку «в преступлении оказываются, помимо обязательных элементов состава преступления, некоторые элементы, которые необходимы для всякого преступления, но, однако, не настолько существенны для его общественной опасности, чтобы иметь свойство признака обязательного элемента именно состава преступления».[403] По мнению И. С. Ноя, преступление отличается от состава тем, что преступлению свойственна виновность, которая в составе отсутствует.[404] Правда, при этом следует помнить о том, чем вызвана была статья И. С. Ноя. Дело в том, что Указом от 13 августа 1981 г. были внесены изменения в Уголовный кодекс РСФСР, согласно которым вместо малозначительного деяния, являющегося основанием для освобождения от уголовной ответственности, в соответствующие нормы уголовного закона вводилось деяние, содержащее признаки преступления. Здесь же был исключен термин «виновным» и заменен термином «им», который логично соотносился с термином «лицом», что позволило И. С. Ною на возникшей законодательной основе вполне логично и обоснованно заявить о том, что законодатель исключил признак виновности из сущности деяния, оставив его только для преступления, тогда как состав преступления оставался и в деянии, содержащем признаки преступления, иначе невозможно было бы освобождение от уголовной ответственности.[405] Кстати, это один из примеров, когда непродуманное законодательное положение вызывает к жизни абсолютно неприемлемые теоретические выводы.
Итог также неутешителен, поскольку ясности в соотношении анализируемых категорий нет. Если данное соотношение есть сравнение законодательной абстракции и реальности, то для этого достаточно диспозиции уголовно-правовой нормы как описания вида преступления и реального поведения человека в качестве преступления. Здесь, по существу, нет проблемы: давайте рассмотрим диспозицию (вид преступления) более глубоко с точки зрения ее (его) структуры. Все остальное от лукавого, все остальное – нагромождение лишних понятий. Если соотношение исследуемых категорий представляет собой сопоставление двух реальностей, разных по объему, то и в этом случае основными институтами уголовного права остаются преступление и наказание, последнее при назначении должно соответствовать своей тяжестью общественной опасности преступления, а не составу преступления, в результате состав преступления остается лишней категорией. Правда, есть позиция в теории уголовного права, согласно которой «с помощью состава, наконец, определяются пределы наказуемости преступления».[406] Во-первых, здесь наметилась подмена аргументов, поскольку пределы наказуемости преступления определяются характером и степенью опасности преступления (ч. 3 ст. 60 УК), и состав здесь абсолютно ни при чем. Во-вторых, даже если авторы учебника имели в виду пределы типового наказания, которое якобы базируется на составе, то и здесь состав не имеет никакого значения, так как типовое наказание основывается на том, как отражены признаки преступления в законе (читай, в диспозиции уголовно-правовой нормы), какие типичные признаки вида преступления указаны в нем.
Таким образом, анализ и понятия, и структуры состава преступления, и его соотношения со смежными понятиями диспозиции уголовно-правовой нормы и преступления свидетельствует о том, что состав преступления – пятое колесо в телеге, абсолютно ненужная категория. Это уже понимают некоторые ученые. Так, по мнению И. Я. Гонтарь, понятие преступления и понятие состава совершенно одинаковы по содержанию и объему, отражают одну и ту же реальность,[407] и сохранение состава в качестве криминально значимой категории зависит от обновления представления о нем;[408] то, в чем заключается обновление, выше уже было отражено. В. П. Мальков считает, что, «состав преступления в том смысле, в каком его понимает теория, не имеет права на существование»,[409] он приобретет криминальное значение только тогда, когда под составом преступления будут понимать лишь диспозицию статей Особенной части УК.[410] Полностью соглашаясь с критикой состава преступления, мы не готовы искать лазейки для его сохранения. Изложенные попытки сохранить состав преступления в уголовном праве крайне ничтожны, поскольку ничего нового в теорию уголовного права они не вносят, а традиционные представления о составе преступления не способны убедить в его необходимости.
4) Разумеется, такое отношение к составу преступления вызывает негативную реакцию его сторонников по трем причинам: а) на основе состава преступления осуществляется квалификация преступления; б) состав преступления является основанием уголовной ответственности; в) состав преступления необходим для разграничения различных видов преступлений, а также преступлений и иных правонарушений. Попробуем разобраться во всем этом.
Действительно, в теории уголовного права господствует мнение о том, что состав преступления необходим для квалификации преступлений. Но возникает естественный вопрос: как квалифицировали совершенные преступления в те предшествующие внедрению состава преступления в теорию и практику уголовного права столетия и тысячелетия реального существования права, ведь составу преступления насчитывается лишь около двухсот лет, а что было с квалификацией до того? Очень похоже на то, что наши предки, не задумываясь о составе, ничего не зная о нем, квалифицировали общественно опасные поступки путем сопоставления реального поведения лица с тем описанием преступления, которое было закреплено в законе. Все это происходило на протяжении десятилетий, столетий и тысячелетий. Могут возразить, что было очень много ошибок, поскольку часто имела место аналогия, которая недопустима в уголовном праве. Не знаю, не видел ни одного сопоставительного анализа ошибок, допускаемых при квалификации, например, в X в. и сегодня. Но зато точно знаю, что свою работу, посвященную составу преступления, А. Н. Трайнин писал в условиях официально разрешенной аналогии (ст. 16 УК 1926 г.) и поэтому вынужден был анализировать состав применительно к аналогии,[411] опираясь, в частности, на мнение М. Д. Шаргородского о необходимости сохранения аналогии в уголовном праве[412] и доказывая, что отсутствие какого-либо одного элемента, характеризующего объективную сторону преступления, является вполне допустимым, так как «аналогия может применяться для восполнения пробелов, касающихся элементов, характеризующих объективную сторону преступления».[413] Как видим, аналогия не признавалась ошибкой в XX в. и не являлась препятствием для рассмотрения состава в его неполном объеме; что уж говорить в таком случае о квалификации тысячелетней давности.
Очень похоже на то, что признание состава преступления необходимым орудием квалификации является очередной фикцией, признанием основанием квалификации того, чего в реальной жизни не существует. На самом деле с квалификацией преступления все обстоит максимально просто: с одной стороны, в законе (диспозиции) имеется описание вида преступления (кражи вообще, оскорбления вообще, изнасилования вообще и т. д.), с другой – существует реальное поведение, по своим признакам соответствующее признакам, отраженным в диспозиции. И здесь квалификация представляет собой не что иное, как сопоставление реального события по его определенным характеристикам с описанием вида преступления в законе. На первый взгляд, признаки вида преступления и есть состав преступления («диспозиция с точки зрения уголовного права есть состав преступления»[414]), однако нам непонятна необходимость существования двух категорий (диспозиции как описания вида преступления и состава преступления), дублирующих друг друга, ведь в диспозиции всегда описаны обязательные признаки вида преступления и именно они вполне достаточны для квалификации преступления. В то же время эти же самые признаки должны иметь место и в реально совершенном событии, только тогда возникает преступление как факт реальной жизни.