Игорь Петин - Механизм преступного насилия
Получается, что при явном отвергании ребенка родители не чувствуют вины и потому не будут стараться ее искупить. Но возможность возникновения или отсутствия вины зависит не от формы деяния. Как раз наоборот: сознание формирует и вину или ее отсутствие, и само деяние. Именно человек, способный ко лжи и лицемерию, т. е. действующий более скрытно или «в заблуждении», может причинить гораздо больше вреда, чем грубый и невыдержанный.
По мнению автора, отвергание, о котором упоминают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, и отчуждение, что предлагает В. М. Анисимков, характеризуется умышленными и более осознанными действиями и в пределах поставленных субъектом перед собой целей. Такие отношения характерны для сформировавшегося преступного сообщества. С. И. Ожегов под отчуждением понимал внутреннее удаление[442], а отверганием считал непринятие или отказ в принятии чего-нибудь[443]. Поэтому между ребенком и родителями характеру отношений больше отвечает понятие отчуждения, поскольку отдаленные последствия такого поведения последними не осознаются.
Особенно пагубно сказывается на развитии ребенка атмосфера вражды и неприязни родителей между собой, тем более, если она привела к распаду семьи. Р. Бэрон и Д. Ричардсон отмечают, что «для людей, совершавших заказные политические убийства (или покушения), характерно происхождение из распавшихся семей, где родителям было не до ребенка»[444].
Крайне опасным для нормальной социализации субъекта является совершение насилия без видимого повода или без объяснения причин. Психика человека устроена так, что если какое-либо действие останется непонятным, особенно если оно вызвало сильный стресс, индивид будет постоянно к нему возвращаться, чтобы «проиграть» имевшую место ситуацию. Детские игры, как отмечает
В. В. Зеньковский, могут выполнять определенную компенсаторную роль[445], поскольку освободиться можно только от проявленного.
Игры означают и выявляют психическую установку личности, что определяет направление всей его психической жизни[446]. В. В. Зеньковский подчеркивает: «Игра не исчезает с переходом нас к зрелости – так как ее корни лежат внутри»[447]. Такие факты отмечают многие исследователи, изучающие «серийных» маньяков. Ребенок, подвергшийся какому-либо насилию, вновь и вновь будет совершать аналогичные насильственные действия по отношению уже к другим с целью «прожить» и отработать оставшийся глубокий след в психике.
Проблема заключается в том, что канал восприятия, по которому была воспринята стрессовая ситуация (зрительный, слуховой, тактильный), блокируется сознанием вследствие торможения нервных связей[448]. В результате сам эпизод насилия, как правило, из сознания переходит в подсознание, и человек не осознает действительных причин своего поведения. Спусковым крючком является появление в жизни сходной с имевшей место, как правило в детстве, ситуации. С каждым повторением все более и более сознанием забываются первоначальные причины совершения, в том числе насильственных, действий. У человека в сознании остаются специфические сгущения памяти, которые С. Гроф назвал системой конденсированного опыта (в дальнейшем – СКО). Наиболее глубокие слои данной системы представляют образные воспоминания раннего возраста, связанные с сильным эмоциональным зарядом[449], оказывающие непосредственное влияние на оценку индивидом внешней ситуации и дальнейшее его поведение.
Наказание нежелательно также потому, что отчуждает ребенка от родителей. Он стремится избегать их, что приводит к потере контроля над ребенком. А если «наказание слишком возбуждает и расстраивает детей, они могут забыть причину, породившую подобные действия»[450], что порождает комплекс негативной установки (или CKO), который может постоянно повторяться из-за первоначально несправедливого наказания. В последующем с внешней стороны реакция человека на ситуацию может выглядеть неадекватно, но это будет следствием как раз того, что истинная причина бурной реакции индивидом забыта.
Если ребенок испытал негативные эмоции, переживания, как правило, вытесняются в сферу бессознательного. В последующем человек, как правило, уже не анализирует свою реакцию на возникающий вновь раздражитель. Мыслительная деятельность в первичной ситуации заменяется приобретенным стереотипом реагирования в последующих случаях на основании одного внешнего сходства с прежним раздражителем.
Суть изменений ориентировочной деятельности, как указывает П. Я. Гальперин, выражается в переходе от «первосигнального» содержания к «второсигнальному», а последнего – от развернутословесного к символическому, от развернуто-символического к сигнальному»[451], т. е. к реакции на знаковые для индивида сигналы. Инцидент «забывается», но очаг напряженности остается, и лицо во взрослом состоянии неосознанно стремится «пережить» его вновь. Это возможно в аналогичной насильственной ситуации, только роль насильника выполняет бывшая жертва. Цель переживания – в освобождении от психического напряжения. Но освободиться можно только от «проявленного», а канал в «прошлое» заблокирован. Причина ищется вовне, а находится внутри. Если же ребенок в раннем детстве испытал яркие положительные эмоции в момент причинения какого-либо насильственного действия, он также будет стремиться во что бы то ни стало повторить испытанные внутренние состояния. Снова совершается насилие.
Результаты проведенных нами опросов показали, что насилие к детям со стороны родителей применяется нередко. До 20 % респондентов сообщили, что наказание применялось к ним всегда; до 58 % мужского и 38 % женского персонала отделения милиции, 42 % осужденных мужчин, характеризующихся отрицательно, 40 % осужденных, характеризующихся положительно и столько же, страдающих наркоманией, указали, что насилие к ним применялось часто.
В основном родителями применялось психическое насилие: угрозы наказанием (отметили 67 % респондентов), ограничения в чем-либо (54 % осужденных мужчин) и различные комбинации вариантов насилия, включая физическое насилие (72 % осужденных, страдающих наркоманией, 50 % осужденных женщин). Больше всего физическое насилие в детстве применялось к мужчинам, впоследствии осужденных (20 % ответов). При этом лишь 33 % персонала исправительных учреждений и 20 % осужденных женщин считают, что их наказывали справедливо. Видимо, преступное поведение указанных лиц частично объясняется несправедливыми наказаниями в детстве и скрытым желанием «восстановить» справедливость. Совершенно верно С. В. Бородин предлагал при рассмотрении влияния среды на человека подвергать анализу жизненные идеалы личности, в частности цели, задачи и пути их решения, из которых складываются определенные ценностные ориентации индивида[452].
Неблагополучие в семейных отношениях приводит к отчуждению ребенка от семьи, а с возрастом – и от общества, создавая чувство тревоги, которое может сопровождать человека в течение всей жизни. Большую роль в стабилизации жизненных принципов личности имеет полный состав семьи, наличие отца и матери. Только в этом случае ребенок сможет получить модели отношений взрослых и впоследствии свободно ориентироваться в самостоятельной жизни. Неполная семья создает неуверенность, тревожность, которые могут маскироваться под излишней жестокостью поведения. По результатам проведенных нами выборочных социологических опросов, 29 % осужденных мужчин, характеризующихся отрицательно, и 40 % осужденных женщин воспитывались без отца.
В семье отрицательному воздействию, как отмечает В. А. Григорян, могут быть подвергнуты самые различные компоненты содержания групповой деятельности семьи: формирование потребностей, социальные стимулы, социальный контроль, ценностные ориентации и установки[453]. Если в этой ситуации не найден конструктивный выход, поведение человека принимает различные насильственные, разрушительные действия или нередко их изощренные формы, т. е. индивид втягивается в преступную деятельность.
Однако, реализуя поставленные преступные цели при помощи насильственного поведения, человек не достигает внутреннего равновесия. Отчуждение между личностью и обществом еще больше увеличивается и окружающая среда воспринимается индивидом как опасная, «несущая угрозу его бытию»[454]. Вместе с тем жесткая зависимость субъекта от внешней среды, как отмечают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, приводит к тому, что такая личность «несвободна в целом и по отношению к конкретным жизненным ситуациям, так как еще недостаточно выделила сама себя из среды»[455]. Отсюда вытекает практически значимый вывод: преступниками чаще становятся те, кто зависим от общества, делает так, как его научили. Действительно, не поступить привычным способом могут лишь лица в результате своего духовного роста, что не свойственно насильникам.
