Джерри Спенс - Настольная книга адвоката: искусство защиты в суде
Лицемерие глубоко укоренилось в нашей культуре. Это первостепенный грех простодушия. Ему не должно быть места в наших сердцах. Поэтому, прежде чем начать опрос кандидатов в присяжные, необходимо раскрыть и признать на уровне чувств собственные предубеждения. А это нелегко.
Определив, чего мы боимся, нужно сфокусировать внимание на своем ощущении проблемы. Как мы воспринимаем свои расовые предрассудки? Что чувствуем в отношении служащего, который требует еще одну прибавку к жалованью или намерен изменить устоявшиеся правила компании? Признаемся ли мы себе, что такой человек вызывает у нас скрытую неприязнь? Если мы осознаем такое чувство в себе, то с большей готовностью поймем того, кто принимает решения.
Шаг третий. Делимся нашими чувствами с лицами, принимающими решения. Теперь мы готовы начать опрос кандидатов в присяжные или презентацию совету управляющих и руководству или просто высказать свои чувства.
Давайте продолжим рассматривать расовый вопрос. Мы боимся, что, поскольку наш клиент негр, ему не поверят. А что насчет нашего собственного расизма? Вот как я начал бы опрос: «Господа, я представляю сидящего здесь Джонни Джонса. Должен вам признаться: боюсь, что предвзято отношусь к черным». В этом месте нужно сделать паузу, чтобы до присутствующих дошел ужасный смысл правдивого признания. Промолчит даже прокурор – не следует вносить возражение, когда адвокат сознается в пристрастности.
Я продолжу: «Мне не нравится моя предвзятость. Даже не понимаю, откуда она появилась. Я стыжусь своих предрассудков и стараюсь их преодолеть. Но они могут возвратиться в любой момент, когда их не ждешь. Я хорошо это понимаю и стараюсь следить за собой, но иногда это не удается». Я имел смелость показать присяжным свои отличия. Пора им показать мне свои.
Шаг четвертый. Приглашаем присяжных поделиться своими чувствами. Продолжая тему расизма, я посмотрю на кандидатов и скажу: «Наверное, я в этом не одинок». Никто не откликнется. «Я действительно единственный, кто так думает?» – спрошу я. На моем лице отразится чувство одиночества. Затем я увижу, как одна из присяжных чуть кивнет и боязливо поднимет руку. Я повернусь к ней. «Миссис Смит, – скажу с искренним облегчением, – я очень рад, что не мне одному приходится бороться с этой проблемой. Это признание потребовало от вас большой смелости. Вы не могли бы разъяснить свои чувства по этому поводу?» «Ну, наверное, у всех есть свои предубеждения», – с еще большей прямотой произнесет приободрившаяся миссис Смит. «Благодарю вас, миссис Смит. Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к черным вообще?» – «Возможно, немного боюсь их. Не знаю...»
Ее ответ заставит меня обратиться к остальным кандидатам: «Кто-нибудь из вас испытывает подобные чувства?»
Лед тронется. Кандидаты в присяжные поймут, что можно говорить честно и открыто, начнется обсуждение.
Нам встретятся люди, отрицающие наличие любых предубеждений. Что делать с такими? Хотя некоторые действительно могут не иметь предвзятых мнений, мой опыт подсказывает, что те, кто заявляет об отсутствии предубеждений, не сверяются со своими чувствами или настолько напуганы политкорректностью, что боятся признаться в малейшей предубежденности. Это могут быть чрезмерно самоуверенные или просто лживые люди. В конце концов, мне нужны те, кто способен чувствовать и достаточно честен, чтобы эти чувства раскрыть. Я могу им доверять, а поскольку я открылся перед ними, они могут доверять мне. Мы вместе участвуем в этом деле.
Я могу попросить кандидата в присяжные рассказать, как он относится к ответу другого кандидата. Например: «Мистер Пибоди сказал, что он думает, будто черные более склонны к преступлениям, чем белые. Вы с этим согласны?» Когда кандидат ответит утвердительно: «Это меня пугает», я спрошу: «Может быть, вы сейчас считаете, что мой клиент, Джонни, виновен?»
Разумеется, Пибоди хочет казаться справедливым человеком. «Я не буду выражать свое мнение до того, как услышу все доказательства», – ответит он.
Но я могу спросить: «Как Джонни может рассчитывать на справедливый суд, если мы подозреваем, что он виноват, из-за цвета его кожи?» Мы говорим о презумпции невиновности и, когда приходит время отбирать присяжных, выбираем тех, кто признался в некоторой предвзятости. Самые опасные люди на земле – самодовольные ничтожества, так долго нянчившие свои предубеждения, что они стали частью их души.
Давайте рассмотрим несколько других типичных вопросов, которых мы опасаемся в суде присяжных.
Корыстные адвокаты. Мы всегда боимся ярлыка, который общество навесило на адвокатов: алчные шарлатаны, уничтожающие судебную систему. Начнем с признания: «Да, я один из тех корыстных адвокатов, о которых вы слышали. Мне тяжело просить деньги за мертвого ребенка, это причиняет мне боль. Но (взгляд на судью) его честь подтвердит, что деньги – единственное мерило справедливости, о котором я могу просить. Здесь никто никого не хочет отправить в тюрьму. Мы не можем посадить компанию «Кидди-корп» (производитель опасных для здоровья игрушек). В нашем случае нет никакой другой справедливости, кроме денег. Мне жаль, что это именно так. Но я хочу восстановить справедливость в отношении малышки Джейн. Я жаден. Что вы думаете об этом, мистер Мейуэзер?» И начинается честный диалог, после того как мы определили вопрос, которого боимся (шаг первый, описанный выше), прочувствовали его (шаг второй), поделились чувствами с присяжными (шаг третий) и пригласили их поделиться своими чувствами с нами (шаг четвертый).
Присяжный может сказать, что 10 миллионов долларов – это очень большие деньги. Мы согласимся. Да, очень большие. Диалог продолжится. Мы можем подчеркнуть, что нам не хочется, чтобы ребенка заменяли деньгами, и спросим: «Какую замену малышке Джейн вы предложите ее родителям, если система позволяет получать только деньги? Родителям трудно просить деньги. Но это единственная справедливость, которую мы можем им дать. Вы готовы сказать, какая сумма может причитаться им по справедливости?»
Мы можем продолжить задавать вопросы, заостряющие проблему: «Вы считаете, родителям следует все забыть?», «Должны ли они вернуться домой, не прося о справедливости?», «Если «Кидди-корп» выпускает опасные игрушки, нужно ли оставить ее безнаказанной?»
Присяжный может спросить, откуда я взял сумму в 10 миллионов долларов. Я честно отвечу, что я ее знаю, – закон не оговаривает суммы: «Мы можем только догадываться, хорошенько поразмыслив, сколько денег могут возместить жизнь малышки Джейн. Возможно, я запросил недостаточно. Если найдете нужным, можете определить большую сумму».
Другой присяжный может сказать: «Не думаю, что родители должны наживаться на ее смерти». Если этот вопрос не задают, мы все равно его опасаемся и поэтому поднимаем его сами (шаг первый). Мы можем сказать так: «Мне отвратительна сама идея, что родители должны наживаться на смерти ребенка. Это в корне неверная и даже варварская мысль» (шаги второй и третий). Затем мы спросим, что чувствуют по этому поводу другие присяжные (шаг четвертый), которые могут выразить озабоченность.
Возможно, мы скажем: «Думаю, если спросить родителей, они не поменяют на десять миллионов долларов даже мизинца своего ребенка. Родители малышки Джейн считают так же. Мы богатеем нашими детьми – самым драгоценным богатством на свете. Но у родителей малышки Джейн отняли их богатство, поэтому мы настаиваем на справедливом решении. Мы можем получить назад только деньги, деньги, и больше ничего». И таким образом, продолжится открытое, свободное обсуждение.
Недоверие присяжныхкадвокатам. Я могу сказать присяжным: «Последнее время я слышу много анекдотов про адвокатов. Кто-нибудь из вас знает хоть один? – Если знают, пусть расскажут. – Должен сказать, что они меня обижают. Это правда – я на это напрашивался, но в анекдотах говорится, что люди ненавидят адвокатов и не доверяют им. И я их понимаю. Мне тоже знакомы адвокаты и юристы, которым нельзя доверять.
Но если мы говорим о недоверии, можем ли мы доверять мистеру Кетчуму (прокурору в уголовном процессе или адвокату в гражданском)? Я не собираюсь просить доверять мне. По-моему, доверие нужно заслужить. В конце концов, попадаются даже честные продавцы подержанных автомобилей, не так ли? (Присяжные смеются.) Поскольку я адвокат, то автоматически становлюсь одним из тех, кому не доверяют. Чтобы вырваться из этого заколдованного круга, нужно приложить много усилий. Но вот что я вам скажу и хочу, чтобы вы подумали над этим. Без меня Ширли Уайт (моя клиентка) сама защищала бы себя перед судьей и присяжными. Без меня ей пришлось бы проводить перекрестный допрос нанятых против нее экспертов, но она не знает, как это делается. И без меня вы приняли бы на слово свидетельства хорошо оплачиваемых экспертов, потому что было бы некому показать вам настоящую правду.
