Владимир Демченко - Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза
Почему милиция столько лет не могла выйти на след маньяка? Михасевич не был искушенным преступником, но он все же оставлял мало следов. Однако главная причина не в этом. На самом деле маньяка не могли поймать потому, что не искали. То есть не искали серийного убийцу, а в каждом конкретном случае искали нового преступника. Ведь маньяков в нашей стране нет, а в Витебске их нет тем более. Этот промышленный и индустриальный белорусский центр можно было назвать раем развитого социализма. Здесь выпускались известные на всю страну телевизоры, на многочисленных заводах рабочие получали неплохую по тем временам зарплату, а на селе крестьяне жили в образцово-показательных колхозах-миллионерах. Преступность была минимальной — никаких закоренелых грабителей и убийц, разве что драки на дискотеках да «бытовуха» из-за пьянки или ревности.
От состояния преступности напрямую зависело продвижение по службе милицейского начальства и партийных функционеров. Признание, что в столь благодатном крае действует сексуальный маньяк-убийца, могло поставить крест на карьерных помыслах слишком многих высоко парящих людей. Даже когда профессионалам факт существования маньяка стал очевиден, их начальство не хотело признать эту очевидность и сопротивлялось до последнего.
Поначалу милиционеры, наверное, и впрямь могли не заметить единого почерка. Да, появляются трупы женщин. Но ведь это происходит раз в несколько месяцев. К тому же на разных территориях, «землях», попадающих под юрисдикцию совершенно разных отделов милиции. Вот и получалось, что эти убийства расследовали разные люди, порой даже не догадываясь о существовании похожего дела у коллеги рядом.
Что сделали с куском веревки, найденной на месте второго, неудавшегося, покушения? Ничего. Определили группу крови на ней и… потеряли сам «вещдок». То преступление и не расследовал никто толком. Ведь ни убийства, ни изнасилования не было. Женщина жива, зачем тогда напрягаться?
Со временем информация о загадочных и схожих убийствах просачивалась в массы в виде слухов. Отцы и мужья не отпускали женщин одних по вечерам и даже днем, работницы отказывались выходить в третью смену, чтобы поздно не возвращаться домой. Следователям нужно было пресечь панические настроения. И они успокаивали общественность, «раскрывая» убийства.
Девушка ждала возлюбленного на опушке леса, тот опаздывал. Когда приехал, ее уже не было. Не дождалась и ушла? Нет, лежит задушенная в 20 метрах. И кто же первый подозреваемый? Конечно, пылкий влюбленный, кто же еще. Приревновал и задушил подругу в порыве гнева. Не признается? Не беда… Через несколько дней «обработки» в камере парню уже самому кажется, что это он затянул на шее любимой удавку.
Вот еще одно тело в лесу. Свидетели видели неподалеку трех молодых людей с овчаркой. Они-то и убили, конечно. В деле была фотография собаки — это единственная улика. Она даже на овчарку не похожа, но это никого не смущает. Парни долго молчат. Но вот сначала один, потом второй сознается в преступлении. Путаются в фактах, не совпадают показания, следователь терпеливо поправляет и переписывает протокол за протоколом. Третий упирается, его вызывают на очную ставку с друзьями.
— Вы лжете, — кричит упорствующий им в лицо. Те опускают глаза.
— Нет, братец, это ты лжешь. И тем самым ужесточаешь себе наказание, — вздыхает следователь и пишет: «вину признать отказался».
Олега Адамова, водителя из Витебска, задержали, когда ему было 26 лет. Его грузовую машину заметили недалеко от места убийства. Он признался в преступлении, которого не совершал, и получил 15 лет.
— Следователи заявили, что нашли у меня фотографию убитой, — рассказал он годы спустя в интервью «Комсомольской правде». — Но я-то знал, что на самом деле нашли фото моей сестры с подругой, а потом подменили его. Я не сознавался. Но мне подсунули липовую экспертизу, где говорилось, что сперма и кровь, найденные на месте преступления, принадлежат мне. Когда я увидел это, я сломался. Испугался, что меня подведут под расстрел. Понял, что против этой системы я бессилен. И подписал признание. К тому времени я уже месяц пробыл в Новинках (Республиканский научно-практический центр психического здоровья). Мне кололи уколы, я ходил как заторможенный. Казалось, язык во рту как у лошади.
Адамову повезло, он отсидел только два года, когда поймали настоящего душителя. Но бывало и по-другому. Владимир Горелов, осужденный без вины, в тюрьме лишился зрения. А Николая Тереню за убийство, которого он не совершал, расстреляли.
«Кто-нибудь, опустите это письмо в ящик, умоляю, — писал на клочке бумаги один из обвиняемых. — Я Владимир Пашкевич. В прокуратуре Белоруссии мне внаглую лепят дело об убийстве. Мама, езжай в Москву к генпрокурору, пиши в «Правду», пусть пришлют корреспондента».
Записку Владимир Пашкевич, один из тех трех друзей с «овчаркой», бросил через решетку камеры на улицу. Ее подобрал постовой милиционер и передал следователю. Пашкевич, один из немногих, кто выдержал прессинг и не признался ни в чем. Ему дали 12 лет, он отсидел от звонка до звонка.
Каждый человек — преступникМного позже Исса Костоев, известный сыщик, ловивший маньяка Чикатило, напишет про витебское дело: «…а что же делали органы правопорядка? Как могли допустить, чтобы убийца действовал среди бела дня, при массе свидетелей, практически безнаказанно? Ну, с этим проблем не было. Вы же знаете, как у нас принято работать, — и дело Михасевича не стало исключением. Начальство приказало разобраться — разберемся. Начальство велело найти виновных — найдем, притом немедленно и в любых количествах. Такие подозреваемые очень быстро в умелых руках становятся обвиняемыми…»
Неужели такие «ошибки», которые сами суть злостные преступления, остались безнаказанными? После ареста Михасевича началось разбирательство. Прокурора Валерия Сороко, подделавшего улики в деле Олега Адамова, посадили на 4 года. Больше никого.
Один из главных фальсификаторов, следователь по особо важным делам Михаил Жавнерович, отделался легким испугом. До середины 80-х это была легендарная личность, сыщик со стопроцентной раскрываемостью. Он часто говаривал: «Каждый человек — преступник. Он хоть еще не совершил преступление, но может совершить!..». Жавнеровича бросали на самые сложные и запутанные дела. И — о чудо — уже через несколько дней преступник сидел в камере и раскаивался. Льготы, звания и награды обрушивались на Жавнеровича бурным потоком. Для почетных знаков не хватало пиджака, а для грамот и дипломов — стен кабинета.
После поимки витебского душителя стало ясно: король сыска голый, секрет феноменальной раскрываемости смердит, как нужник. Михаил Кузьмич просто находил поблизости от места преступления «слабое звено», невиновного, но не готового к сопротивлению человека, закрывал его в камере и побоями да угрозами добивался признания.
— Жавнерович прекрасно знал, что убили не мы, — рассказал позже Владимир Пашкевич. — Но как посадить человека — в этом он был профессор. Уверен, для него это было не первое такое дело. Психология была разработана от и до, он знал, кто и через сколько заговорит. Так мне и говорил: «Нам главное успокоить общественное мнение. Чтобы народ знал, что убийцы сидят. А кто будет сидеть, неважно».
Когда все вскрылось, против Жавнеровича возбудили дело. Но Михаил Кузьмич был уже в преклонных годах, к тому же ветеран войны. И расследование спустили на тормозах, тихо отправив этого Шерлока Холмса на пенсию.
А как же другие причастные к осуждению невиновных? В деле витебского душителя таких было около 200 человек. Десятки людей, облеченные полномочиями, слышали, как подсудимые отказывались от показаний в суде, как плакали, умоляли, рассказывали о пытках и давлении. Но голоса этих несчастных, похоже, не слышали даже собственные адвокаты.
Многие из тех двухсот получили выговоры и предупреждения о неполном служебном соответствии. Но по большому счету все вышли сухими из воды.
КСТАТИ
Михасевич часто приходил на заседания, где других судили за его преступления. Он смешивался с толпой возмущенных граждан и слушал. К чувству восторга от победы над всесильной судебной машиной примешивался и практический интерес: узнавая об уликах и собственных следах, он делал выводы на будущее. Возможно, именно это помогало ему не попадаться долгие годы.
Патриоты ВитебскаНа сходные признаки преступлений в начале 80-х обратил внимание молодой следователь Николай Игнатович. Все жертвы гибли возле дорог, были задушены одним способом. Он первым высказал предположение, что в Витебской области действует мань як. Но его быстро одернули: оснований делать такие смелые предположения не достаточно.
Однако когда в 1984 году от рук душителя погибло 12 женщин, тревогу забили даже на самом верху. Игнатович получил карт-бланш. Он настоял, чтобы ему передали все дела по убийствам в Витебской области. И нераскрытые, и те, за которые уже осуждены люди. Нарисовав карту с местами убийств, он понял, что своеобразным центром является Полоцк.
