Олег Кутафин - Российский конституционализм
Другим проявлением принципа «Советы – работающие корпорации» было сочетание в работе депутатов всех Советов участия в принятии решений с участием в их исполнении.
В. И. Ленин писал о необходимости непосредственного осуществления законов через всех членов Советов[148]. Он считал, что дальнейшее развитие советской организации государства должно состоять и «в том, чтобы каждый член Совета обязательно нес постоянную работу по управлению государством, наряду с участием в собраниях Совета»[149].
Третье проявление принципа «Советы – работающие корпорации» В. И. Ленин видел в превращении представительных органов в собрания трудовых представителей, депутаты которых осуществляют свои полномочия, не порывая с производственной или служебной деятельностью, т. е. не порывая трудовые связи с предприятиями, организациями, учреждениями и оставаясь рабочими, крестьянами, служащими.
Большевики были решительными противниками признания примата права над государством, идеи правового государства. Признавая, что эти идеи имели прогрессивный характер в период борьбы буржуазии против федерально-абсолютистского государства и сыграли большую роль в формировании прогрессивных взглядов передовых людей России в XVIII и начале XIX в., они отрицали саму возможность существования правового государства.
Большевики считали, что концепция «правового государства» не только теоретически ошибочна с точки зрения научного материалистского истолкования сущности государства и права и их соотношения, но и в своем политическом звучании никогда не выходила за достаточно узкие буржуазные рамки. По мнению советских теоретиков права, эта теория говорила о связанности государства правом, закреплявшим неограниченную свободу эксплуатации, предоставлявшим права и свободы лишь высшим слоям населения. Она идеализировала буржуазное государство, которое в действительности всякий раз выходило за рамки права, когда этого требовали экономические и политические интересы господствующих классов, она отвлекала массы трудящихся от подлинно революционной борьбы за свои интересы, сеяла конституционные иллюзии.
Эти теоретики утверждали, что правовое государство оказалось удобным средством для прикрытия усиления всевластия капиталистической государственной машины. Они подчеркивали, что пышные фразы о связанности государственной машины маскируют огромную власть бюрократическо-полицейского аппарата, усиление репрессивной деятельности, бесцеремонное использование государства в целях обогащения монополий. По их мнению, монополистическому капиталу чужда законность, но своим авторитарным устремлениям он пытается придать видимость конституционности и соблюдения права, а современное конституционное государство объявлено «царством законности», где право якобы торжествует над грубой силой государства.
В советской правовой литературе подчеркивалось, что утверждения, будто буржуазное государство и его органы в своей организации и деятельности связаны правом, не только несостоятельны в научном отношении, но просто-напросто противоречат фактам.
Разумеется, государство не может волюнтаристски делать с правом все, что пожелает. Диалектика соотношения государства и права обусловлена тем, что они равно определяются экономическим строем общества. Государство не может создать иное право, чем то, которое обусловлено этим строем; оно не может вложить в него иные принципы, чем те, которые обусловлены характером существующих производственных отношений. В этом смысле государство связано. Вместе с тем государство выступает в качестве опосредующего звена между экономическим строем общества и правом. Помимо государства и его правосоздающей и правосанкционирующей деятельности, нет и не может быть права. Но государство достаточно самостоятельно. Его деятельность, обусловленная конкретно-историческими условиями, характером государственной власти, соотношением классовых сил и т. д., может вести и необходимо ведет к существенным различиям и изменениям внутри одного и того же типа права. В какой-то мере государство вынуждено считаться с уже сложившейся системой права. Но решающими всегда оказываются экономические и политические процессы, происходящие в обществе.
Советские теоретики права отмечали, что государственная власть всегда потенциально стояла над правом, всегда в той или иной мере выходила за его рамки, а в особо острых социальных ситуациях выступала как власть, полностью не ограниченная и не стесняемая законом. Они выступали против крайней юридизации явлений общественной жизни, фетишизации правовых форм, нежелания увидеть действительное соотношение юридического и социально-экономического, т. е. против всех характерных черт концепции господства права.
Рассматривая лозунг «господство права» как одно из важных идейных орудий антикоммунизма и прежде всего его по пыток изобразить в негативном виде социалистическую государственность, советские теоретики подчеркивали, что в концепции антикоммунизма дело изображается таким образом, будто капиталистическое государство связано некими высшими принципами права и потому свято чтит свободу, в то время как «тоталитарное государство» не связано правом и в нем всегда открыта дорога произволу, подавлению прав и т. д.[150]
Говоря о том, какую фикцию представляет собой тезис о связанности государства правом применительно к капиталистическому обществу, они считали, что марксистская теория исходит из того, что для укрепления престижа социалистического строя нет никакой надобности раздувать искусственное значение права, противопоставлять его государству, возвышать его над государством. Соотношение социалистического государства и права подчинено общей диалектической закономерности. В ходе развития социалистической государственности совершенствуется социалистическое право. Это совершенствование означает последовательное укрепление в праве основополагающих принципов и начал, но рожденных социалистическим строем общественных отношений. Государство выражает и закрепляет эти принципы[151].
Вместе с тем марксистская теория считала весьма существенным другой вопрос: о законности в государственном управлении, о тесном и неуклонном соблюдении права всеми звеньями государственного механизма. Она исключала возможность существования концепций, которые обосновывали бы право какого-либо должностного лица выходить за рамки действующего права, ставить себя выше закона. Исходя из этих позиций, советские теоретики права делали вывод о том, что социалистическое государство в куда большей мере носит правовой характер, чем любое буржуазно-демократическое государство, а социалистическая законность представляет собой несравненно более высокую ступень, чем находящаяся в стадии перманентного кризиса буржуазная законность.
Они утверждали, что марксистско-ленинское учение об отмирании права с победой коммунизма нельзя трактовать как отрицание и свертывание права в ходе строительства социализма, что социализм не враждебен праву и нельзя отказываться от него. Они также отрицали, что социалистическое право, будучи производным и вторичным от государства, носит несовершенный прагматический характер.
Марксистская наука считала социалистическое право более высоким типом права прежде всего потому, что оно отменяет частную собственность на орудия и средства производства, устраняя тем самым возможность любой эксплуатации, и на этой основе закрепляет новые социалистические отношения между людьми во всех областях общественной жизни[152].
Большевики были решительными противниками права частной собственности. Они исходили из того, что распределение продуктов производства неразрывно связано с отношениями собственности, а форма собственности на средства производства определяет характер распределения материальных благ. Поэтому частная собственность на средства производства неизбежно влечет за собой присвоение продуктов производства собственником, эксплуатацию человека человеком, основывающуюся на том, что господствующие классы, в чьей собственности находятся средства производства, присваивают результаты труда непосредственных производителей.
Частной собственности они противопоставляли общественную собственность на средства производства, которая неизбежно влечет за собой общественный характер присвоения результатов производства – для каждого трудящегося на равных условиях.
Наряду с общественной собственностью признавалось и право личной собственности граждан как юридическое выражение собственности гражданина на предметы личного потребления и удобства.
Личная собственность граждан имела производный характер от социалистической общественной собственности и потребительское назначение. Объектами личной собственности являлись предметы личного потребления и удобства, трудовые доходы и сбережения, жилой дом, подсобное домашнее хозяйство и т. п.
