П. Сергеич - Уголовная защита
К сожалению, встречается вмешательство и безо всякого повода. Защитник спросил:
– А там много бывает народу?
Председатель заявил:
– То, что бывает, г. защитник, не имеет значения, а то, что было, о том можете спросить.
Защитник спросил помощника пристава, известен ли ему циркуляр градоначальника о передаче всех дел о вооруженных разбоях... Председатель остановил его словами:
– Г. защитник, нам все циркуляры известны, полиции также... Это вопрос лишний.
Возможно, что вопрос был действительно лишний; об этом властен судить только председательствующий; но соображения его нельзя признать основательными.
На следующие примеры прошу читателя обратить особое внимание, потому что в нем указана не только болезнь, но и врачевание.
Свидетельница утверждала, что видела подсудимого выходившим из разгромленной квартиры. Со времени кражи прошло два года. Защитник спросил:
– Скажите, свидетельница, вы были у исповеди в этом году?
Вопрос, конечно, безукоризненно законный. Председатель резко остановил его. Защитник возразил, что, на основании 721 ст. уст. угол. суд., имеет право предлагать вопросы в доказательство того, что свидетель не может помнить того, что удостоверяет. Председатель все-таки устранил вопрос как не относящийся к делу; но торжество его было непродолжительно. Получив слово, защитник сказал: «Г. председатель признал, что вопрос, направленный к выяснению, насколько надежна память свидетельницы, не относится к делу. Но я все-таки утверждаю, что на память не следует слишком полагаться. И за примером недалеко ходить: вы сами видели, что и память образованного и талантливого человека, изучавшего дело, оказалась далеко не совершенной; уважаемый представитель обвинения называл Спицыну Синицыной, Шурупова Туруновым и Федорченко Федоренковым. Мне кажется поэтому, что я был не совсем неправ, когда меня остановил г. председатель».
Подсудимый обвинялся в предумышленном убийстве. Защитник спросил:
– Не страдал ли подсудимый запоем?
Вопрос, без сомнения, вполне допустимый; но председатель не разрешил его:
– Г. защитник! Свидетель не эксперт; он может не знать значение слова «запой».
Спустя несколько минут, при допросе другого свидетеля председатель спросил:
– Он был пьян. Но сознавал ли он, что делал?
– Сознавал.
Защитник спросил:
– Почему вы заключаете, что он сознавал, что делал?
Свидетель замялся. Защитник сказал:
– Я вас спрашиваю не как сведущего человека, а как свидетеля.
Этими словами он подчеркнул, что был неправильно остановлен председателем, и, кроме того, уличил последнего именно в той ошибке, в которой тот несправедливо упрекнул его. Из этих примеров видно, что можно и должно пользоваться неправильным вмешательством председателя, а не возражать ему. При возражении председатель всегда останется победителем.
Предположим, что вы задали вопрос в неудачной форме. Председатель остановил вас несправедливым замечанием: г. защитник, вы сбиваете с толку свидетеля. Что вы скажете на это? Не знаю. Но если вы заранее не подготовлены к возможности неуместной резкости со стороны председателя, вам едва ли удастся сразу найти удачный ответ. Будьте готовы заранее, и вы спокойно, отчетливо и очень почтительно скажете: «Имею честь заявить суду, что я никогда и ни в каком случае не позволил бы себе ничего нечестного на суде». Дальнейших замечаний со стороны председателя не будет.
Начинающие защитники часто забывают следить за допросом свидетелей со стороны обвинителя и вследствиe этого повторяют вопросы о том, что уже сказано свидетелем. Ничто так не раздражает судей и присяжных. Но бывают исключительные случаи, когда без этого обойтись нельзя: надо переспросить свидетеля, чтобы проверить его ответ. Если бы в таком случае председатель хотел устранить повторение вопросов, следует почтительно поклониться суду и, не заглядывая в книжку, сказать: «Ст. 723 у.у.с. говорит, что каждая сторона может предложить свидетелю вторичные вопросы в разъяснение ответов, данных на вопросы противной стороны. Угодно г. председателю сохранить за мною это право?» Ответ председателя будет самый любезный.
Наши председательствующие часто останавливают защитников за мнимое нарушение 722 ст. у.у.с. Это делается иногда в виде негодующего окрика или с резким порицанием. Руководители заседания не замечают, что закон нарушается не защитой, а ими самими. Закон говорит, что свидетель не обязан отвечать на вопросы, уличающие его в каком бы то ни было преступлении. Многие из наших судей заключают из этого, что таких вопросов и предлагать нельзя. Логическая несостоятельность этого вывода очевидна, и судьи, воспрещающие эти вопросы, обнаруживают лишь свое невнимание к уставу и к сенатским разъяснениям. В одном из этих разъяснений сказано: «Предложение вопросов, воспрещенных (следовало сказать: упомянутых) ст. 722, дает председателю право объяснить свидетелю, что он может не отвечать на такие вопросы; заявление же председателем стороне предложения не продолжать подобных бесполезных вопросов хотя и выходит из пределов ст. 722, не составляет существенного нарушения (1872 г. № 1487). Чтобы избежать обычного в этих случаях недоразумения, защитнику, прежде чем спрашивать, следует обратиться к председателю с таким ходатайством: на основании 722 ст. у.у.с. прошу г. председателя разъяснить свидетелю, что он имеет право не отвечать на мой следующий вопрос.
Чем короче вопрос, тем лучше, ибо тем проще и свободнее бывает ответ свидетеля. У нас иногда вопросу предшествует длинное вступление, излагающее ранее оглашенные на суде обстоятельства. Разбирается дело об убийстве восемнадцатилетнего юноши, ученика среднего учебного заведения. Один из свидетелей, товарищ покойного, дает благоприятную характеристику его. Защитник, умный, не лишенный таланта, очень популярный адвокат, обращается к свидетелю не с вопросом, а с небольшою речью: «Свидетель! На вопрос г. прокурора вы сейчас назвали покойного религиозным человеком. Вы удостоверили суду, что он любил ухаживать за барышнями, любил покутить с товарищами, пил вино и водку, не ходил в церковь и ездил в публичные дома. И вы на этом основании, – так ли я вас понял? – считаете его религиозным человеком?»
Taкиe приемы, несомненно, производят известный эффект, но защитник, уважающий свое призвание, не должен пользоваться ими. И в этом отношенни, как во многих других, лучше учиться у людей старой школы, чем у модных адвокатов. «Какого мнения были вы об убитой женщине?» – спрашивает прокурор. «Она казалась мне, – отвечает свидетель, – в высшей степени правдивой, честной, умной и скромной». Нетрудно представить себе, что сделал бы с этим свидетелем иной защитник. Истинный мастер как будто и не заметил гибельного для подсудимого показания. А в своей речи, рисуя характеристику убитой, он сказал: «Генерал аттестует покойную с наилучшей стороны: „правдивая, честная, умная, скромная...“ Так ли это? „Правдивая?“ – Она ему солгала, что была замужем. – „Честная?“ – Она еще в 1903 г., живя в довольстве, взяла от него, Бог весть за что, 50 тыс. рублей. – „Умная?“ – В практическом смысле, да, она была не промах. Но в смысле развития она была пуста и мелочно тщеславна. Наконец, „скромная“... Об этой скромности генерал может теперь судить по рассказам инженера Фанталова... Дело ясно: генерал был очень влюблен и потому слеп».
Сравните это с предыдущим примером. Что изящнее и что убедительнее?
Обычная ошибка сторон на судебном следствии – это жестокое насилие над свидетелями. Если свидетель действительно вызывает сомнения в искренности, с ним стесняться нечего. Но когда это сомнение, когда неблагоприятное показание можно объяснить не ложью, а простым заблуждением, тогда приставать к нему не только бесполезно, но вредно для подсудимого. Получается впечатление, что у защитника нет надежных средств борьбы, если он вынужден прибегать к столь сомнительному приему. Защитники бывают особенно жестоки по отношению к чинам полиции. Перед судьями – обычная фигура городового. Он показывает: я видел, как подсудимый подошел к дремавшему извозчику и засунул руку ему за пазуху... Судьи уже заранее знают вопросы защитника.
– Скажите, свидетель, как далеко от вашего поста до того места, где стоял извозчик?
– Вы уверены, что двадцать саженей, не больше?
– Вы говорите, что может быть и больше. Скажите, в котором часу это было?
– Вы говорите – в пять часов. А может быть, немного раньше?
– Вы говорите, что может быть немного раньше. Значит, было еще совсем темно?
– Вы говорите, светало. Что же, было уже совсем светло?..
Наконец, следует и единственный существенный вопрос: «Уверены ли вы, что подсудимый – тот самый человек, который обобрал извозчика?» Городовой отвечает решительно, но допрос далеко еще не окончен.
