Коллектив авторов - Уголовный процесс современной России
Ряд интересных и перспективных направлений исследований были выявлены И. А. Поповой в ходе изучения архивных уголовных дел, а также анкетирования дознавателей, следователей, прокуроров и судей Ставропольского и Краснодарского краев3. В их числе: проблема оптимизации уголовно-процессуального законодательства об оперативно-розыскной деятельности; интеграция розыскных начал в досудебное производство. Обращено внимание на серьезную недооценку возможностей использования в уголовном процессе специальных познаний сведущих лиц; ряд негативных последствий широкого внедрения научно-технических средств в уголовное производство. Выводы и предложения авторов по этим и многим другим вопросам легли в основу настоящей книги.
В книге, обращенной, прежде всего, к студентам и преподавателям, не можем в заключение не уделить, хотя бы в нескольких словах, внимание и проблемам юридического образования. Они, хотя и пребывают, на первый взгляд, за пределами предмета настоящей работы, однако самым непосредственным образом отражаются в процессах, происходящих в законотворческой деятельности, в науке уголовного процесса и в практике уголовного судопроизводства.
Деинтеллектуазация современного российского общества признается многими. И вовсе не брюзжащими обывателями, рассуждающими на тему «отцов и детей», а людьми сведущими. «В сфере образования, вполне доброкачественного в прошлом, – пишет в своей интересной и мудрой книге В. Т. Томин, – заблуждения уже начинают переходить в действия. Результат налицо – усредненный студент-юрист, равно как и правовед – кандидат наук, с каждым последующим учебным годом становится все слабее. О качестве некоторых докторов наук «болоньевского разлива» стыдливо умолчу»4. Мы, как и многие наши коллеги, разделяем это нелицеприятное мнение известного ученого и педагога. Помимо субъективных высказываний, а они могут быть разнонаправленными (в копилках изречений мудрецов нетрудно отыскать цитаты, применимые к любым ситуациям и концепциям), существуют и более убедительные данные. Так, в рейтингах ведущих университетов мира даже наиболее авторитетные российские вузы никогда не занимали сколько-нибудь заметных позиций. При всем нашем вполне понятном скептицизме к процедуре формирования этих рейтингов, их результаты не могут устраивать ни научное сообщество, ни общественность, ни деятелей из сферы управления образованием, ни студентов5.
Глава 1. Парадоксы доказательственного права
«Современная концепция уголовного процесса – сплошное Зазеркалье, и поэтому одним парадоксом больше или меньше – удивляться не приходится»
Б. Г. Розовский1. В современном правоведении, к немалому огорчению, продолжается давнишняя практика периодической реанимации «проблем», обсуждение которых решительно ничего не меняет ни в законотворчестве, ни в реальном правоприменении. Разве что научной общественности становятся известными воззрения еще одного автора, решающего вопросы, ответы на которые, казалось бы, давно уже найдены. Примерно два десятилетия назад мы считали, что к их числу можно отнести и ряд проблем доказательственного права. Даже количество публикаций о понятии доказательств виделось настолько избыточным, что писать о нем представлялось просто некорректным. Да и легальное определение (ст. 16 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, ст. 69 УПК РСФСР) казалось незыблемым до принятия УПК РФ и новых (либо обновленных) УПК государств, являвшихся республиками бывшего СССР. Не случись этих изменений – львиная доля публикаций элементарно утратила бы источник своего вдохновения.
Число желающих высказаться множится и в наши дни. Это, конечно, не случайно, и остановить этот процесс невозможно никакими барьерами, а о причинах – зайдем несколько издалека.
Известно, например, – любой думающий студент, обучающийся по специальности «Юриспруденция», нередко задается вопросом: «Почему уголовный процесс именуется уголовным судопроизводством, ведь производство по уголовному делу осуществляется не только в судебных стадиях?». Затем из книг либо от педагогов он получает ответ: «Потому, что так принято; так, не сговариваясь, договорились говорить и писать. Потому, что судебное разбирательство – основная, центральная стадия уголовного процесса» и т.п6. Аналогичная ситуация складывается и в исследованиях, проводимых в сфере теории доказывания. Любой автор, столкнувшись с этой проблематикой, по понятным причинам спотыкается о дефиницию понятия «доказательство». Именно спотыкается, а не встречается, и причиной тому служат несовершенные формулировки действующего законодательства. А ведь без его скурпулезного определения, научного построения и последовательного использования не могут быть безупречными исследования никаких, даже самых частных вопросов уголовного процесса и криминалистики.
Вот примеры «архиактуальных» тем, кочующих из одной работы в другую. Обсуждается, скажем, какой ключевой термин уместнее использовать для определения понятия «доказательство» – «сведения», «данные», «фактические данные» или даже «информация»7.
Или же утверждается, что сущность доказательств может быть постигнута лишь «с точки зрения их использования в качестве средств установления наличия или отсутствия обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу»8 (а что, иначе ее не познать? – авт.). Бесконечно дискутируется вопрос о невозможности придания статуса доказательств материалам, полученным в ходе досудебного производства. Немало усилий прилагается для обоснования тезиса о том, что не являются доказательствами «результаты» оперативно-розыскной деятельности9. Дотошно выясняются информационные аспекты формирования следователем доказательств10. Категории «доказательство», «источники доказательств» искусственно помещаются в контекст материалистической диалектики11. Перечень подобных традиционных тем достаточно велик, поэтому правомерно задаться вопросом: каковы же их практические эффекты?
Критические оценки напрашиваются и относительно конкретных предложений, высказанных по рассматриваемой проблеме. Так, А. Р. Белкин предложил в ч. 1 ст. 74 УПК РФ термин сведения заменить термином информация, а перечень источников доказательств дополнить предметами, несущими информацию об обстоятельствах, имеющих значение для дела12. Нам представляется, что замена ключевого термина в данном случае нецелесообразна. Среди синонимов термин «информация» наиболее уязвим. В ряде аспектов (семиотическом, информационном) он может толковаться как содержательная составляющая сигнала, знака. Также отрицательно мы оцениваем и предлагаемое А. Р. Белкиным дополнение источников доказательств новой группой предметов (?), поскольку они в любой ситуации могут быть классифицированы как вещественные доказательства, документы либо как приложения к протоколам, заключениям эксперта (специалиста) или документам. Более того, автор предлагает включить в УПК РФ два аутентичных определения понятия доказательств – в ст. 5 и в ст. 74. В подобном дублировании нормы, как нам представляется, нет никаких резонов.
Другой пример научного видения. «Новое понимание сущности доказательств» – такое название дал одной из своих научных статей Р. В. Костенко. Суть предложенной автором «новизны» нам удалось усмотреть лишь в том, что в дефиницию доказательств в уголовном процессе им предлагается включить не только признаки относимости и допустимости содержащихся в соответствующих источниках сведений, но также их достоверность и достаточность13. Не вступая в детальную полемику по представленному мнению, хотелось бы лишь заметить: в анализируемое понятие Р. В. Костенко совершенно напрасно включены категории, составляющие содержание проверки и использования доказательств. Не вызывает сомнения, что достоверность и достаточность доказательств – необходимые атрибуты деятельности по принятию ключевых процессуальных решений, однако понятие доказательств их не поглощает. Хоть так, хоть эдак, но рассуждая подобным образом, мы невольно должны будем прийти к ошибочному выводу о том, что до принятия принципиальных процессуальных решений никаких доказательств в уголовном производстве, в общем-то, и нет.
Вот еще примеры контекстных авторских позиций. А. Н. Григорьев рассуждает о том, каким образом предметы и следы – вещественные доказательства – могут быть причислены к доказательствам-сведениям14. С. Б. Россинский рекомендует переименовать протоколы следственных и судебных действий в результаты этих действий, поскольку протоколы по своей природе не являются сведениями15. Е. А. Долей предложено более чем спорное законодательное определение понятия источников доказательств16. Примеры подобного рода можно продолжить, однако предпочтительнее сосредоточиться на позитивном изложении материала. Добавим лишь: причина подобной узости угла зрения большинства авторов, в значительной мере, обусловлена тем, что опору своей рефлексии процессуалисты находят лишь в национальным законодательстве.
