Игорь Петин - Механизм преступного насилия
При смене идеологий в период перестройки страна пережила состояние хаоса, характер и степень последствий от которого еще не полностью осознаны. Разумный и необходимый контроль государства в переходный период отсутствовал, и страна была отброшена в историческом развитии в эпоху «дикого капитализма». Как отмечают С. В. Бородин и В. В. Лунеев, обвальное разрушение социально-правового контроля за противоправным поведение в конце 80-х и в 90-е гг. привело не только к интенсивному росту преступности, но и ее серьезным качественным изменениям[235]. Этому способствовало появление и функционирование в обществе так называемой теневой юстиции[236]. О недопустимости борьбы с преступностью «путем проведения очередных “кампаний”, шараханий и крайностей» говорилось в обращении Президиума Российской академии наук от 19 февраля 2002 г. к Президенту Российской Федерации В. В. Путину[237].
Исследователями отмечается, что если раньше причинам преступлений уделялось больше внимания, то сейчас круг проблем сужен и акцент переносится на рассмотрение вопросов, имеющих текущий характер[238]. Большинство респондентов считают, что сотрудники правоохранительных органов не устанавливают причины и условия, способствующие совершению преступлений (в том числе 64 % сотрудников РОВД, 70 % судей и 100 % правозащитников), а суды не принимают меры для устранения таких обстоятельств (57 % сотрудников РОВД, 67 % правозащитников и 100 % (!) судей). Вместе с тем, не изучая обстоятельства, способствующие совершению насильственных преступлений, невозможно выполнить задачи уголовного законодательства по их предупреждению.
Вследствие этого, отмечает В. Н. Кудрявцев, «реальное состояние законности в нашей стране далеко от идеала»[239]. В свете сказанного насущной потребностью является пересмотр с правовой и логической точек зрения содержания принципов законности, виновности, справедливости и гуманизма в уголовном праве и приведение их правоприменения в соответствии с теорией.
С. В. Бахин отмечает, что «человеческое измерение» должно быть сущностным содержанием государственной политики и законов[240]. Н. И. Матузов также обращает внимание на бесспорность древних истин: «человек – мера всех вещей»; «все процессы реакционны, если рушится человек»[241]. Исследователь обоснованно приводит примеры противоречий государственного устройства, когда «право есть, а блага нет, закон действует, а цели не достигаются. Все крутится как бы на холостом ходу, усилия тратятся “на гудок, а не на движение”. Россия единственная страна, где государству нельзя доверять, ибо оно постоянно обманывает, не выполняет свои обещания, меняет “правила игры”, нередко задним числом»[242].
Научные исследования, юридическая и социальная практика раз за разом подтверждали связь преступности с социально-экономическими и иными общественными процессами[243]. Достаточно заметить, что застойные явления 70-х – начала 80-х гг., которые были охарактеризованы как «предкризисное состояние» нашего общества, стали прямой причиной возрастания насильственной преступности в эти годы.
И наоборот, курс на перестройку, провозглашенный в 1985 г., когда руководство страны открыто заявило о недостатках нашего общества и необходимости их устранения, привел к снижению преступности в течение трех лет. Затем, ввиду отсутствия перемен, официальная статистика вновь регистрирует резкий скачок роста преступности[244]. Как отметил В. Н. Кудрявцев, данный факт объясняется крупными социальными изменениями, происходящими в стране [245].
Ухудшение экономической ситуации привело к росту насильственной преступности. Если в 1970 г. в России было осуждено 9119 человек за убийства и покушения на него, в 1994 г. – 19 268[246]; то в 2002 г. – 20 100 человек[247]; за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью соответственно 12 421, 34 472[248], 38 200[249]. Число лиц, осужденных за разбойные нападения, выросло с 1992 по 2002 г. с 11 до 26,3 тыс.[250].
Основной причиной роста преступности следует признать отсутствие тщательно продуманных социальных и законодательных преобразований. Об этом свидетельствуют, в частности, данные об увеличении почти до половины осужденных из категории трудоспособных, но не работавших и не учившихся членов общества[251]. Многие специалисты вынуждены были подрабатывать в других местах, заниматься мелкой коммерцией, укрывать часть доходов в целях обеспечения своего существования, «входить тем или иным образом в сферу преступности, нарушать закон или быть жертвами преступных посягательств, в том числе на их жизнь и здоровье[252].
А. С. Михлин и Л. В. Яковлева приводят данные, вызывающие серьезную озабоченность: за истекшие 30 лет доля не имевших к моменту аресту осужденных определенного занятия и легального источника дохода выросла с 10,6 до 56 %.[253]. Неравенство в обществе обострилось, а насильственные имущественные и экономические преступления возросли. Об этом свидетельствует статистика, хотя она и отражает, по утверждению Б. В. Волженкина, лишь малую часть преступлений[254]. Данные криминологов свидетельствуют о том, что размеры латентной преступности в сфере экономики колеблются от 40 % общеуголовных преступлений до 95 %[255]. Кейнс отмечает, что хотя и существуют «извечные социальные и психологические оправдания значительного неравенства доходов и богатства, однако не для столь большого разрыва, какой сохраняется в настоящее время»[256].
Как следствие, все чаще стали совершаться преступления против жизни и здоровья человека лицами, утратившими свой прежний социальный статус[257]. Среди осужденных лиц, в частности в Оренбургской области, более половины не имели постоянного источника доходов.
Проблемы социального характера нередко приводят к алкоголизму и насильственным преступлениям, связанным с ним. По сведениям учетных карточек преступлений, обнаруживается прямая связь роста насильственных преступлений с алкоголизмом и привлечением ранее лиц, их совершающих, к уголовной ответственности. Наиболее характерна данная связь при совершении убийства (в более половине исследованных случаев), угрозы убийством, хулиганства, умышленном причинении тяжкого вреда здоровью и нанесении побоев.
В. В. Лунеев, обращая внимание на постоянный рост социальной базы терроризма, указал в качестве основных социально-экономические причины, выраженные в величайшей социальной несправедливости[258]. По результатам проведенных нами социологических опросов, до 28 % респондентов заявили, что понимают и сочувствуют представителям преступного общества, а 64 % ответили, что могли бы совершить действия, нарушающие закон именно в целях восстановления справедливости. Все большая и большая часть населения в ходе перестройки теряла постоянный источник дохода или работу (коэффициент безработицы, к примеру, в Оренбургской области в 2000 г. составил 10,7 %).
Те же лица, которые остались на прежних местах, столкнулись с иными проблемами, в частности задержками и невыплатами заработной платы, невозможностью даже физического проживания на одну зарплату, не говоря о создании достойных условий существования (численность населения с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума, в частности, в Самарской области в 1999 г. составила 23 %).
Е. М. Бабосов указывает на неразрешимое противоречие между конкретной жизненной ситуацией и социальной нормой как на причину отклонения поведения от последней[259]. Данный вывод характерен и для насильственного поведения. В. Н. Кудрявцев и В. П. Казимирчук убеждены, что к совершению преступлений людей толкает «увеличение разрыва между потребностями и возможностями людей, что особенно характерно для периодов экономического спада, кризисных и предкризисных состояний общества»[260].
Другой причиной могут служить различные неблагоприятные процессы, происходящие в массовом общественном сознании в связи с несовершенной политической, правовой и нравственной системами, что приводит к завышенным и извращенным потребностям. Если потребности не могут быть удовлетворены законным способом, человек пытается разрешить эту проблему, преступая закон.
Последствия завышенных потребностей являются мощным криминогенным фактором насилия. С одной стороны, обладатель несоразмерных для человеческого существования материальных средств может быть объектом насилия, так как в сознании определенной части общества он персонифицируется с несправедливостью, злом и т. д. С другой стороны, такое лицо может стать субъектом насилия по мотивам защиты своего состояния от возможных посягательств, поскольку понимание степени и пределов защиты у каждого индивидуальное.
