Автор неизвестен - История - Судебный процесс по уголовному делу американского летчика-шпиона Френсиса Гарри Пауэрса 17–19 августа 1960 г.
Гринев: Спрашивал ли у Вас полковник Шелтон согласия на полет 1 мая, или это указание было дано им в категорической форме?
Пауэрс: Это было задание, на которое я должен был пойти, и меня не спрашивали, хотел я лететь или нет. Двое из нас готовились к полету, и я не знал, кто из нас полетит.
Гринев: Могли ли Вы отказаться от выполнения этого задания?
Пауэрс: Нет, я не мог отказаться. Это был приказ. Мои коллеги считали бы меня трусом. Кроме того, я думаю, отказ считался бы несоблюдением контракта, невыполнением контракта.
Гринев: Что Вам предписывалось делать в случае вынужденной посадки самолета?
Пауэрс: Мне было сказано, что возможность вынужденной посадки маловероятна. Я верил в самолет. Мне также говорили, что полет вряд ли может быть прерван. Повторяю. Мне было сказано, и я верил, что, за исключением технической неисправности, не могло быть причины, по которой полет самолета мог бы быть прерван. Мне было сказано, что, в случае если откажет топливо или откажет кислородный прибор, я должен уничтожить самолет и, если представится возможность, с помощью той экипировки, которая была мне выдана, покинуть самолет.
Гринев: Как Вы чувствовали себя во время этого полета?
Пауэрс: Физически я себя хорошо чувствовал, здоровье было хорошее, но сама идея, сама мысль этого полета мне не нравились. Я очень нервничал. Трудно объяснить почему, но я нервничал, был в состоянии напряжения и боялся. Меня одолевало чувство страха.
Гринев: Оказали ли Вы сопротивление при задержании и намеревались ли Вы вообще оказать сопротивление?
Пауэрс: Нет, сопротивления я не оказывал и не намеревался оказывать.
Гринев: Как к Вам отнеслись при задержании и впоследствии?
Пауэрс: Гораздо лучше, чем я ожидал. (Оживление в зале.) Очевидно, когда меня впервые увидели, то не подумали, что я иностранец. Когда я приземлился, мне помогли погасить парашют, помогли снять шлем. Я попытался объясниться, и они, естественно, решили меня задержать. По дороге, когда, очевидно, меня везли к властям, я попросил попить. Машину остановили и дали мне воды. Мне также предложили сигареты. Мы пытались беседовать, но друг друга не поняли. Мне кажется, что я понял слово «Америка» или «американец» и дал понять знаками, что я американец. Думаю, что они это поняли. Когда меня привезли — я не знаю, как называлось то учреждение, где были власти, — я пожаловался на головную боль, ибо я ударился головой, когда был сбит самолет. Был вызван врач. Он осмотрел голову и оказал необходимую помощь. У меня были царапины, ссадины на правой ноге. Пытались со мной беседовать на немецком языке, но я не понимаю по-немецки. Оттуда меня повезли в Свердловск. Там был переводчик, мне дали воды, и я ответил на несколько вопросов. Из Свердловска меня привезли сюда и на протяжении всего этого времени со мной очень хорошо обращались.
Гринев: Являются ли данные Вами показания искренними и правдивыми?
Пауэрс: Да, но я не могу ручаться за те предположительные утверждения, которые я делал. Иногда я высказывал свое мнение или просто излагал предположение по тому или иному вопросу.
Гринев: Как Вы сейчас относитесь к своей работе в Центральном разведывательном управлении (оживление в зале) и понимаете ли Вы, какую опасность представлял Ваш полет?
Пауэрс: Да, сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше. Сначала я колебался, продлить ли мне контракт или нет. Я не хотел продлевать контракта. Будь у меня работа, я бы его не продлил, так как я сейчас немного знаю о последствиях моего полета. Правда, всех последствий я не знаю. Несколько минут тому назад я упоминал о срыве совещания в верхах и увеличении напряженности в мире. Искренне сожалею, что причастен ко всему этому.
Гринев: У меня сейчас нет больше вопросов.
Председательствующий: Объявляется перерыв до 10 часов утра 18 августа.
Заседание закончилось в 17 часов 10 минут.
Заседание 18 августа (утреннее)
Комендант суда: Прошу встать, суд идет.
Председательствующий: Садитесь, пожалуйста. Судебное заседание Военной коллегии Верховного Суда Советского Союза продолжается. Товарищ адвокат, у Вас есть еще вопросы к Вашему подзащитному?
Гринев: Есть.
Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, прошу Вас отвечать на вопросы Вашего адвоката.
Гринев: Почему Вы не остались работать на спасательной станции и не пытались найти другую работу?
Пауэрс: Я поступил на спасательную станцию после окончания колледжа. Это была временная работа, только на лето, и она должна была прекратиться с наступлением осени. В той местности, где я жил, было практически невозможно найти постоянную работу. Никто не соглашался брать человека, которому предстояло уйти в армию.
Гринев: Знали ли Вы при подписании контракта с Центральным разведывательным управлением, что Вам предстоят полеты над территорией СССР?
Пауэрс: При подписании контракта мне это было неизвестно.
Гринев: Когда Вы впервые узнали об этом?
Пауэрс: Шесть или семь месяцев спустя после подписания контракта. Мне сообщили, что это будет частью наших обязанностей. В это время стало известно, что советская радарная система более эффективна, чем считалось раньше. И поэтому нам объявили, что, вероятно, мы ограничимся лишь полетами вдоль границ Советского Союза.
Гринев: В случае отказа от выполнения задания, от полета 1 мая, получили ли бы Вы ту часть денег, которая согласно контракту Вам сразу не выдавалась?
Пауэрс: Контракт был сформулирован таким образом, что это зависело целиком от тех, кто меня нанимал. Они могли посчитать это несоблюдением контракта с моей стороны. Я не знаю, какое решение было бы принято.
Гринев: Что конкретно говорил Вам полковник Шелтон о безопасности полета над территорией СССР?
Пауэрс: Мне было сказано, что такие полеты совершенно безопасны. Единственная опасность — неисправность аппаратуры, технического оснащения самолета.
Гринев: Когда-нибудь раньше давали Вам при полетах булавку с ядом?
Пауэрс: Это был первый случай, когда мне была вручена такая булавка.
Гринев: Показывал ли полковник Шелтон, как нужно пользоваться булавкой с ядом?
Пауэрс: Да, мне это объяснили.
Гринев: Я больше вопросов не имею.
Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, садитесь. Товарищ Генеральный прокурор, имеются ли у Вас еще вопросы?
Руденко: Несколько уточняющих вопросов.
Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, прошу Вас отвечать на вопросы Генерального прокурора Советского Союза.
Руденко: Вчера Вы показали, что первый раз были в Пешаваре в 1959 году.
Пауэрс: Да.
Руденко: Вы пригнали туда самолет «У‑2»?
Пауэрс: Да.
Руденко: Кто Вас встречал на аэродроме в Пешаваре и при каких обстоятельствах Вы произвели посадку?
Пауэрс: Я был встречен представителями подразделения «10‑10». Посадка происходила нормально, я вызывал их по радио, и мне отвечали.
Руденко: А кроме представителей подразделения «10‑10» Вас еще кто-нибудь встречал?
Пауэрс: Никто другой, кроме представителей подразделения «10‑10», меня не встречал.
Руденко: А кто давал Вам разрешение на посадку в Пешаваре?
Пауэрс: Контрольно-диспетчерский пункт.
Руденко: Чей?
Пауэрс: Местный, пакистанский.
Руденко: Следовательно, пакистанские власти знали о прибытии Вашего самолета в Пешавар летом 1959 года?
Пауэрс: Предполагаю, что знали.
Руденко: Какой был установлен режим для сотрудников подразделения «10‑10» на авиабазе Пешавар?
Пауэрс: Нам не разрешалось покидать территорию базы.
Руденко: Вам также не разрешалось общаться с кем-либо?
Пауэрс: Очень мало посторонних приближалось к ангарам, в которых мы помещались. Думаю, что причиной запретов было то обстоятельство, что аппаратура на самолете считалась секретной.
Руденко: Через какие государства Вы летели к границе СССР, вылетев 1 мая с аэродрома Пешавар?
Пауэрс: Я захватил небольшую часть территории Пакистана, небольшую часть территории Афганистана и затем пересек границу Советского Союза.
Руденко: Таким образом, Вы нарушили воздушное пространство Афганистана?
Пауэрс: Мне неизвестно, было ли у меня разрешение на это.
