Анастасия Туманова - Права человека в правовой мысли и законотворчестве Российской империи второй половины XIX – начала XX века
Юридический либертаризм постулирует, что официально признаваемое и защищаемое право (позитивное право) не может противоречить правам человека. Право и правовые законы представляют собой не произвольные установления законодателей, они соответствуют правам человека, являются нормативным выражением меры свободы, адекватной основным правовым притязаниям (правам человека) в определенной правовой культуре, в определенном обществе и в определенный исторический период. При этом либертарное правопонимание претендует на то, что только оно дает юридическое объяснение природы прав человека, в то время как в других теориях (в особенности в юснатурализме) естественные права объясняются как морально-этические, но не как юридические требования – требования определенной правовой свободы каждого человека или гражданина.
Охарактеризованные нами подходы к взаимоотношениям человека и государства не ограничиваются научными дискуссиями. Они находят отражение в действующем законодательстве и прежде всего в Конституциях современных государств. Так, в Конституциях США, Франции, Италии, Испании воплощена естественно-правовая концепция прав человека, а в Конституции Австрии и ФРГ – позитивистская[117]. Конституция же Российской Федерации 1993 г. является, по мнению ряда авторов, результатом «механического скрещивания» двух теорий – позитивистской и естественно-правовой. Как полагает М.Н. Марченко, она является позитивистским политико-правовым актом по своей природе и характеру, однако механически включает в себя ряд разрозненных и концептуально между собой не связанных естественно-правовых положений[118]. Участвовавший в работе Конституционного Совещания судья Европейского суда по правам человека А.И. Ковлер вспоминает: «работа над “правозащитной” частью Конституции была как бы отдана “на откуп” сторонникам либерально-демократического проекта, в то время как над “институциональной” частью трудились адепты сильной президентской власти. Это обусловило известное противоречие между демократическим и авторитарным элементами в российской Конституции»[119].
Между тем такую точку зрения разделяют отнюдь не все ведущие правоведы современной России. В.Д. Зорькин, например, утверждает, что Конституция РФ с заложенной в ней идеей верховенства права и признания прав и свобод человека в качестве высшей ценности определяет лицо новой и исторически преемственной России, является источником стабильности и развития страны. Она стала высшей юридической гарантией прав и свобод человека в России. И хотя в ней закреплен отнюдь не максимально возможный набор прав и свобод человека, права и свободы, прямо не провозглашенные в Конституции, обеспечиваются правами и свободами, закрепленными в тексте Основного закона. В то же время среди закрепленных в Конституции РФ 1993 г. прав и свобод человека и гражданина, которые не могут быть ограничены даже в условиях введения чрезвычайного положения, есть такие, которых нет в актах международного права (например, о невозможности лишения человека его гражданства или права изменить его). Причем ограничение прав и свобод в Конституции РФ 1993 г. рассматривается как исключение из общего правила о необходимости наиболее полной и эффективной их защиты[120].
Современные ученые-юристы высказывают различные суждения о «соотношении сил» в юриспруденции последних лет двух оппонентов – естественно-правовой и позитивистской доктрин – в интерпретации ими проблемы прав человека. По мнению одних авторов, позиции естественно-правовой теории по отношению к правам и свободам человека одержали победу в современной юриспруденции. Так, Н.И. Матузов утверждает, что тезис о естественном и самостоятельном характере прав человека в современной юридической литературе является общепризнанным, а взгляды позитивистов на права человека как сугубо октроированные (пожалованные), дарованные государством, уже давно преодолены[121].
Н.В. Варламова не спешит разделить оптимизм Н.И. Матузова в данном вопросе. Характеризуя теорию права советского периода как науку сугубо позитивистскую, легистскую, постулировавшую учредительную роль советского государства в признании основных прав и свобод граждан, она утверждает, что данная теория, хотя и выглядит сегодня архаично, не ушла еще в прошлое. Наследие легизма Варламова видит в воззрениях большинства современных теоретиков права, которые, сообразуясь с положениями действующей Конституции РФ 1993 г., не могут полностью отрицать идеологию естественных и неотчуждаемых прав человека, но при этом рассматривают естественные права лишь как элементы морали и правосознания, приобретающие юридическую силу только после закрепления их в качестве норм действующего в государстве позитивного права. В рамках подобной аргументации естественное право лишается, по мнению Варламовой, «характера высшего права в юридическом смысле», не признаются его притязания на то, чтобы быть реально действующим правом, поскольку человек в доктрине позитивизма не имеет прав вне общества и государства[122]. Н.В. Варламова полагает, что различие между двумя базовыми типами правопонимания – позитивистским и непозитивистским – существенно и непреодолимо. В рамках первого приоритет отдается формальным признакам права, в рамках второго – содержательным, что проявляется не только в теории, но и на практике[123].
Срединную позицию в данном вопросе занимает Е.А. Лукашева. По ее мнению, на современном этапе развития российской юридической науки различия естественно-правового и позитивистского подходов к природе прав человека нивелируются, преодолевается резкая поляризация этих учений. В профессиональном правовом сообществе формируется понимание того, что ограничение власти государства правами человека не должно вести к умалению роли государства, которая остается весомой не только в области охраны прав и свобод человека, но и в сфере придания им законодательной (общеобязательной) формы. Хотя права человека на жизнь, достоинство, неприкосновенность личности и жилища принадлежат человеку от рождения, однако защищенность им придает форма закона. Поэтому права человека не следует противопоставлять государству, призванному взять на себя функцию их законодательного формулирования, обеспечения и защиты[124].
Антагонизм обеих доктрин был существенно ослаблен, по убеждению Е.А. Лукашевой, историей человечества XX столетия, а именно пережитыми им мировыми войнами, тоталитарными режимами и, как следствие, массовыми тягчайшими нарушениями прав человека. Негативный исторический опыт показывает, что право неотделимо от нравственности, от категорий свободы, справедливости и самоценности личности, т.е. от тех идей, которые выдвигала естественно-правовая доктрина. История XX в. свидетельствует также, что эти идеи должны быть закреплены в правовом законе, который, опираясь на них, получает дополнительную «энергию». Тем самым возрастает значимость естественно-правовой теории. Факторами, способствующими смягчению противостояния естественно-правовых и позитивистских подходов, является, по убеждению Лукашевой, также конституционная и судебная практика современных государств, которая свидетельствует, что государства, признающие естественно-правовую доктрину, отнюдь не отвергают оформления прав и свобод человека в позитивном законодательстве. Это в полной мере относится и к важнейшим международно-правовым документам по правам человека[125].
Е.А. Лукашева считает, что естественно-правовая доктрина и позитивистский подход в современном мире не выступают как антиподы и антагонисты; напротив, они дополняют друг друга, выполняют разные функции. «Естественно-правовая доктрина, – утверждает Лукашева, – акцентирует истоки происхождения прав человека как его неотъемлемых, неотчуждаемых свойств. Она ставит права человека превыше государства, пафос ее направлен на ограничение правами человека тоталитарных притязаний государства. Вместе с тем, не находя закрепления в позитивном законодательстве, права человека выступают весьма неопределенно, размыто, и это затрудняет осуществление государством функции их обеспечения и защиты»[126]. Со ссылкой на западногерманского ученого К. Штерна она резюмирует: «Государственно-правовое признание и гарантированность означают большой прорыв к идее прав человека. Заимствованные из постулатов и деклараций как права естественные, они становятся правами в юридическом смысле»[127].
Тенденция к сближению прежде полярных позитивистских и юснатуралистских воззрений на права человека признается и такими известными теоретиками российского права, как В.К. Бабаев, О.Э. Лейст, М.Н. Марченко и О.В. Мартышин. Так, по мнению О.Э. Лейста, проанализировавшего особенности юридического позитивизма, социологического позитивизма и теории естественного права, каждый из этих типов правопонимания имеет свои основания и сторонников, выражает реальную сторону права и служит его осуществлению. Однако все они «столь же верны, сколь и оспоримы», тогда как сложнейшее общественное явление – право – находится где-то посередине между крайними точками зрения трех концепций[128].
