Олег Танимов - Теория юридических фикций. Монография
В вопросе доведения условности до сформированного, упрочившегося понятия немаловажная роль принадлежит рассуждениям о Библии. По этому поводу обратимся, к примеру, к рассуждениям священника Александра Пелина106. Он нарочито опровергает православную Библию как проявление фиктивности; наоборот, по его мнению, это качество присуще Библии протестантской.
Как известно, Библия содержит два Завета: Ветхий и Новый. Не беремся подвергать сомнению способ происхождения этих канонических источников, но предпосылки утверждать то, что по организационной структуре и по содержанию первоначально эти религиозные каноны таковыми и являлись, – сопутствующая условность. Таковы же и их прообразы – символы: пасхальный агнец как символ крестного страдания Мессии – Христа, Христос – Новый Ной и Новый Потоп, воды крещения – воды Нового Потопа, уничтожающие ветхого человека и рождающие нового.
По словам священника А. Пелина, сам господь Иисус Христос предложил метод правильного типологического уяснения Св. Писания, сказав своим ученикам Луке и Клеопе: «О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о нем во всем Писании».
А. Пелин, сам того не осознавая, полемизирует с мнимым собеседником по вопросу фиктивности/псевдофиктивности основы основ всякого христианина – Библии. Его аргумент – метод православной экзегезы, точнее, метод метаисторический. «Это метод, – утверждает автор, позволяет защитить Библию от разного рода нападок и обвинений в исторической неточности… Метаисторическое толкование Св. Писания отстаивал и епископ Кассиан Безобразов. Он утверждал, что только из перспективы вечности возможно правильное понимание истории человека. Всякое событие, совершенное в метаистории, имеет глубокое значение. Через него мы касаемся истины»107.
Известный философ В. Соловьев в работе «Чтения о Богочеловечестве» утверждает, что «воплощение божественного Логоса в лице Иисуса Христа есть явление нового духовного человека, второго Адама». Условно автор наделяет Иисуса Христа характеристикой первого человека на земле, определяет его как «индивидуальное существо, но вместе с тем и универсальное, обнимающее собою все возрожденное, духовное человечество»108. Между тем, он опровергает сформировавшийся при чтении намек на условность его размышлений. «Поистине, дело Христово не есть юридическая фикция, казуистическое решение невозможной тяжбы, оно есть действительный подвиг, реальная борьба и победа над злым началом. Второй Адам родился на земле не для совершения формально-юридического процесса, а для реального спасения человечества, для действительного избавления его из-под власти злой силы, для откровения в нем на деле царства Божия».
Не менее интересными представляются аналогии «Человечество – Церковь – Богочеловеческая личность Иисуса Христа». «Человечество, воссоединенное со своим божественным началом чрез посредство Иисуса Христа, есть Церковь … в природном происшедшем мире Церковь является как тело того же Логоса, но уже воплощенного, то есть исторически обособленного в богочеловеческой личности Иисуса Христа109. То есть, условно, Церковь выступает как тело Христово. Если следовать теории олицетворения, то на основе ее можно утверждать, что церковь и любое религиозное сообщество – субъект права – сконструировано по принципу юридического лица, которое, как известно, является классическим примером правовой фикции. Несмотря на то, что церковь, церковные общины существуют несколько сотен лет, сегодня многие проблемы, касающиеся деятельности религиозных организаций, остаются не нерешенными110.
Подробнее остановимся на десяти заповедях, изложенных в Ветхом Завете, а точнее – на рассуждениях священника Русской православной церкви А. Борисова111 по поводу свода божественных законов для человека. Для нас в данном случае ценной окажется не композиция текста, а ее содержательные элементы, в частности, фикции, которые вводит автор. Факт фиктивности, порожденный религиозными источниками и перенесенный на современную почву, налицо. Стираются пространственные, временные и межнациональные границы. Условность, сравнение, уподобление приводят к поиску исторических аналогов, могут способствовать предотвращению негативных политических процессов.
«Десять заповедей (по-гречески – Декалог), рассказанные Моисеем, сами по себе, вероятно, являющиеся фикцией по организационной природе, по сути, условно проецируются на реалии человеческих взаимоотношений. К примеру, в Декалоге ничего не говорится о внешнем богопочитании, о культе. Сказано лишь: «Помни день субботний, чтобы святить его». Все разнообразие ритуалов и молитв оставляется на усмотрение человека, подобно тому как на просьбу одного из учеников: «Научи нас молиться», – Иисус дает только одну молитву: «Отче наш»112.
Все остальное богатейшее многообразие молитвословий христианской церкви есть плод творческой веры самих людей. Хотя в современном понимании каждый верующий считает, что все молитвы идут от Бога, им созданы, им сказаны, поэтому и имеют такую необычайную силу. Любое отклонение от уже известных молитв порицается в религиозном обществе, хотя, по существу, молитва исходит от человеческого сердца, интерпретируется в соответствии с той или иной ситуацией, ареалом распространения. Таким образом, данную фикцию в религии породили сами верующие.
Фикция не может сложиться стихийно и сформулироваться без сознательной человеческой деятельности. Наоборот, для ее возникновения необходимо, чтобы люди условились между собой (или чтобы одни предписали другим), что отныне они будут принимать за истину то или иное положение, хотя всем участникам этой договоренности (или тем, от кого исходит предписание) известно, что на самом деле это положение вымышлено ими, создано искусственно, что в реальной действительности оно не существует, являясь лишь плодом коллективного воображения, созданным в целях урегулирования тех или иных человеческих взаимоотношений113.
Безусловно, фикции, рожденные на религиозной почве, нашли свое отражение не во всех сферах общества, а существуют только в некоторых его подсистемах. Основной причиной этого процесса обособления стала, пожалуй, степень влияния религиозных догм на уклад «людей большого города», для которых духовное очищение перестает быть одной из первичных потребностей.
В понимании православных христиан история есть плод совместного труда Бога и человека по преображению мира и человечества114. Этот богочеловеческий процесс в полной мере проявил себя в христианстве, в котором Бог не просто дает законы. Несмотря на то что трактовка понятия «история» по прошествии лет претерпела существенные изменения и породила около семи его современных значений, а одно из основных: история – прошлое, сохраняющееся в памяти человечества, едва ли вторит религиозному115. Веским аргументом в данном случае выступит тот факт, что само понятие «Бог» по своей сути фиктивно, вымышлено, условно, именно поэтому его непосредственной деятельности, труду, тем более совместно с человеком, также сопутствует условность. Тем не менее, понятие «история» в религии, введенное первоначально как фикция, упрочилось и имеет право на существование в умах верующих.
Как показывают канонические религиозные тексты, связь фикции и современной действительности совершенно очевидна и многогранна. Церковная догматика, предопределив своей природой систематическое внедрение условностей, по причине своей авторитетности в социуме спроецировала сформированную внутри нее систему фикций на иные жизненные процессы. Призматическое изучение источников церковного права позволило нам в этом убедиться.
Прикоснувшись к религии в очень малой степени и к очень малой части ее, можно наблюдать такое множество фикций, которое даже трудно себе представить.
2.1.4. Фикции в древнеримском праве
Как было сказано выше, нормативными регуляторами общественных отношений в Древнем мире являлись мифы и священные писания. Кроме священных писаний в Древнем мире существовали и другие документы, содержащие правовые нормы. До нас дошли различные гимны, указы, договоры, завещания (Древний Египет), поучения мудрецов, законы (Древняя Месопотамия), таблицы (Ассирия), речи (Древняя Греция), письма, панегирики, размышления, дигесты, институции, эдикты, комментарии, служебные доклады, новеллы, кодексы, конституции (Древний Рим), записки (Китай), конституции, манифесты (Древняя Япония) и др. И в этих образцах правовой мысли можно встретить применение юридических фикций. Как считает А. М. Ширвиндт, «правовая фикция принадлежит к числу самых востребованных инструментов римской юридической техники»116.
