Нинель Кузнецова - Избранные труды (сборник)
Далее, преступное действие, как мы видели, имеет две стороны. С одной стороны, оно есть воплощение, объективизация преступной воли субъекта, а с другой – причина ущерба, нанесенного этим действием. Если мы не признаем за действием значения причины общественно вредных последствий, мы вынуждены будем считать действие простым проявлением преступной воли лица. Тем самым, хотим мы этого или не хотим, мы встанем на позиции архиреакционного империалистического учения о действии и преступлении. Как мы видели, содержанием действия является его общественная опасность, которая состоит в направленности этого действия против социалистического строя или правопорядка (ст. 6 УК). Без четкого установления направленности соответствующего действия на причинение ущерба социалистическим общественным отношениям нельзя раскрыть содержание (общественную опасность) ни одного из преступных действий.
В спорных случаях квалификации так называемых «формальных» преступлений практическая реализация положения о том, что для этих преступлений всегда достаточно доказать сам «факт действия», может привести к ошибкам.
Б., К. и А., находясь в зрительном зале цирка во время происходивших соревнований по боксу, кричали и свистели, несмотря на предупреждение работников администрации цирка[82]. За эти действия народный суд осудил их по ч. 2 ст. 74 УК (злостное хулиганство). Если исходить из «факта действия», такая квалификация является правильной: в общественном месте субъекты кричали и свистели, предвидя и желая совершить эти действия. Однако Верховный Суд РСФСР с полным основанием отменил приговор народного суда. Действия осужденных на самом деле не причинили ущерба правилам социалистического общежития. В их поведении не проявлялось явное неуважение к обществу. Криком и свистом указанные лица выражали свое сочувствие игре и пытались приободрить боксера грузинской национальности, за которого «болели». Таким же образом вели себя в цирке и многие другие «болельщики». Верховный Суд РСФСР дело прекратил, признав достаточным наказание осужденных в административном порядке.
А. наносит на улице удары по лицу Б. «Факт действия» – удары по лицу. Но эти удары могут причинить ущерб правилам социалистического общежития (хулиганство – ст. 74 УК), чести и достоинству Б. (оскорбление действием – ч. 2 ст. 159 УК), физической неприкосновенности Б. (побои – ч. 1 ст. 146 УК), нанесение ударов может явиться элементом разбойного нападения (ч. 2 ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан») и т. д.
Понятно, чтобы раскрыть действительное содержание подобного «факта действия» надо определить на что, на причинение какого ущерба направлено данное действие.
Не признавая последствие обязательным элементом состава преступления, криминалисты-теоретики часто принимают во внимание ту связь, которая существует между виной и последствием. Статья 10 УК прямо указывает, что наказание может быть применено лишь тогда, когда лица «действовали умышленно, то есть предвидели общественно опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление…» (курсив наш. – Н. К.). А «формальные» преступления, как мы указывали, совершаются с прямым умыслом, следовательно, прямо направлены на определенную преступную цель.
Сторонники различения «формальных» и «материальных» преступлений считают формулу ст. 10 УК неполной. Они предлагают дополнить ее с учетом вины в «формальных преступлениях» указанием на предвидение общественно опасного действия или бездействия. Но что значит предвидеть и желать совершения общественно опасного действия? Всякое человеческое действие волимо, то есть целенаправленно, мотивированно, иначе предвидимо и желаемо. Неволимое действие – не действие вообще. Справедливо писал А. С. Никифоров, что неправильно говорить о психическом отношении к действию. Психическое отношение само есть элемент деяния, и сказать, что оно есть отношение к деянию, значит, в частности, сказать, что оно есть отношение к самому себе… Поэтому нам представляется единственно правильным говорить о психическом отношении деятеля только к общественно опасному результату его действий»[83].
Если же понимать предлагаемую формулу как предвидение общественно опасного характера действия (бездействия) и желание его совершения, то предвидеть общественно опасный характер действия, значит предвидеть последствие, на причинение которого оно направлено. Только в направленности на причинение ущерба социалистическим общественным отношениям состоит общественно опасный характер всякого преступного действия (бездействия).
Своеобразное решение проблемы «формальных» и «материальных» преступлений дают В. Г. Макашвили и Т. В. Церетели. Они с полным основанием отрицают существование беспоследственных, безвредных преступлений[84]. Преступление не может не иметь общественно вредного последствия потому, считает Т. В. Церетели, что это противоречит сущности преступлений, как общественно опасных посягательств, на правоохраняемые объекты, а также потому, что это противоречит и понятию преступного действия: если есть причина – действие, то должно быть и следствие – преступный результат[85].
Отправляясь от этого правильного положения, авторы, однако, признают целесообразным деление преступлений на «формальные» и «материальные». Они различают последствия в «широком» и в «узком» их понимании. «Нанесение вреда социалистическим общественным отношениям является последствием в широком смысле слова», – пишет Т. В. Церетели[86]. Последствие же в «узком смысле слова» – это конкретный ущерб, предусмотренный каждым данным составом преступления. В составе убийства – это смерть человека, в составе телесных повреждений – соответствующие изменения в организме человека и т. д. В. Г. Макашвили считает последствием в «узком смысле слова» «нанесение определенного вреда предмету посягательства»[87].
Отсюда, по мнению авторов, все преступления имеют общественно вредные последствия – в широком смысле слова. Последствия же в узком смысле слова имеют лишь «материальные» преступления. В этом различие «материальных» и «формальных» преступлений.
На наш взгляд, Т. В. Церетели и В. Г. Макашвили не учитывают соотношение общего и специального объектов, а также соотношение преступного последствия вообще и конкретного преступного последствия как элемента соответствующего состава преступления. Посягая на любой конкретный объект, преступник одновременно наносит ущерб вообще социалистическим общественным отношениям, охраняемым уголовным законодательством. Совершая, например убийство, субъект совершает одновременно и конкретное преступление против жизни, преступление вообще по советскому уголовному праву. Причиняя «узкий» ущерб специальному объекту, преступник тем самым наносит ущерб «в широком смысле слова» общему объекту, социалистическим отношениям, охраняемым уголовным законодательством. Это положение представляется бесспорным, как прямо вытекающее из диалектики соотношения общего и особенного.
Потому непоследовательно признавать ущерб социалистическим отношениям вообще и не признавать ущерба в частности (ущерба конкретной сфере общественных отношений), иначе, признавать ущерб общему объекту преступления и не признавать ущерба специальному, индивидуальному объекту. Это равносильно тому, что такое «формальное» преступление, как, например, клевета, будет признаваться преступлением вообще и не признается преступлением против чести и достоинства граждан. Причинение последствия «в широком смысле слова» не может происходить иначе, как через причинение ущерба индивидуальному, конкретному объекту преступления. При этом следует иметь в виду, что при квалификации преступлений, то есть при установлении в действиях лица признаков соответствующего состава преступления, нас интересуют только объект – элемент состава и ущерб – также элемент состава. Дальнейшие последствия, наступающие вслед за выполнением оконченного состава преступления, учитываются лишь как отягчающие наказуемость обстоятельства.
Не признавая в «формальных» преступлениях последствий «в узком смысле слова», Т. В. Церетели, однако, совершенно правильно решает вопрос о причинной связи как обязательной предпосылке уголовной ответственности при всех преступлениях. А ведь причинная связь соединяет действие с преступным последствием. Т. В. Церетели пишет: «Различие между материальными и формальными деликтами с этой точки зрения заключается не в том, что в первом случае причинная связь является необходимой предпосылкой ответственности, а во втором случае – нет, а в том, что в первом случае причинная связь всегда предполагается и не требует доказательства, а во втором случае она требует особого доказательства»[88].
