Анатолий Кони - Том 3. Судебные речи
Когда будет уяснено, когда и как сделал Юханцев злоупотребление своим положением кассира, надо будет вглядеться в условия, при которых совершены его деяния. Человек действует не в пустом пространстве, и чтобы правильно оценить его действия, необходимо знать условия, в которые он был поставлен, обстановку, в среде которой совершено было преступление. В речах сторон вам намекалось, что эта обстановка была слишком заманчива для человека со слабою волею и широкими замашками, каким считает Юханцева защита, для смиренного хищника, как называет его представитель обвинения. Обстановка, по мнению сторон, слишком облегчала преступление, слишком широко открывала ему доступ в недра кассы Общества. При обсуждении этой стороны дела вы, вероятно, остановитесь, господа присяжные, на этом свойстве кассовой обстановки Юханцева._ Я только советую вам не разбрасывать ваших сил и не вдаваться, следуя за сторонами, в слишком подробную оценку участия членов правления и администрации Общества в допущении порядков или, пожалуй, беспорядков, под покровом которых действовал Юханцев. В настоящем деле вы призваны судить Юханцева, а не их. Те ошибки и недосмотры, на которые указывают вам, не могут оправдывать Юханцева и не должны мешать вам разглядеть свойство его действий; притом, вопрос об имущественной ответственности членов правления и администрации Общества настоящим делом отнюдь не исчерпывается. Поэтому обсуждайте действия этих лиц постольку, поскольку они касаются кассирской деятельности подсудимого, и не вступайте в путь, без сомнения интересный и богатый выводами, но отвлекающий вас от прямой задачи вашей. «Не клади плохо, не вводи вора во грех», говорит пословица — выражение народной мудрости, и в жизни она часто приводится как объяснение действий «введенного во грех». Но мудрость не всегда одно и то же, что нравственность. Нравственное достоинство этой пословицы весьма сомнительного качества, а мудрость в ней заключается более в совете и предостережении кладущему, чем в оправдании берущего. Действительно, если вы припомните все раскрытые здесь факты об устройстве контроля над кассиром, то вы, вероятно, придете к заключению, что контроль этот почти отсутствовал, был какой-то мнимый. Он состоял, в общих чертах, в поверке показаний кассира по справке из контокоррентной книги Общества, веденной согласно с сведениями, которые сообщал тот же кассир. При таком контроле ревизия кассира сводилась к тому, что, в сущности, кассир ревизовал бухгалтера в правильном записывании сообщаемых им сведений. Такая мнимая ревизия сопровождалась приемами, преисполненными неосторожного доверия. Вы припомните показание подсудимого о бланковых чеках, выдаваемых ему бесконтрольно на руки, и о том, что если бы, по словам Юханцева, при ревизии хоть раз была сосчитана в книжке текущего счета сумма, то подведенный им итог оказался бы неверным и все бы открылось. Не подлежит сомнению, что отношения правления и управляющего к Юханцеву были проникнуты не спасительною в финансовых делах осторожностью и зоркою наблюдательностью, а безграничным доверием, которое проявлялось с самым открытым простодушием. Нельзя не пожалеть об этом, нельзя не видеть вреда в таком нецелесообразном и неуместном доверии, но для оценки его значения по отношению к Юханцеву надо принять в соображение, при каких условиях оно ему оказывалось и в какие условия оно его ставило. Доверие и особенно такое безграничное, оказанное сразу, без колебаний и испытаний, человеку новому, пришлому, мало известному, в некоторых случаях являлось бы преступною неосторожностью. Человек взят из чужой сферы и сразу бесконтрольно и безнадзорно допущен к миллионам, к золоту, которого он прежде, быть может, и не видывал в таких массах. Это его может опьянить, пошатнуть слабую волю, смутить дряблую совесть. Вы посудите, однако, был ли Юханцев таким человеком, было ли ему оказано такое доверие сразу как человеку новому и пришлому, или начало растрат относится ко времени, которое следовало за шестилетнею безупречною и регулярною деятельностью его в качестве испытанного кассира. В последнем случае этому доверию вы отведете небольшое место в числе тех факторов, которые привели Юханцева к тому, в чем он сознается. Вы обсудите потом, насколько отсутствие правильного контроля облегчало совершение растрат и их размер. Вы вспомните при этом, что, по мнению экспертов, при правильно построенном контроле растрата была бы открыта на первых же порах, т. е. в 1873 году, и не превышала бы 9 тыс. руб., и возобновите в вашей памяти эпизод о слухах, доходивших до правления о жизни Юханцева и о появлении на бирже именно тех, по удостоверению Зака и Эстеррейха, консолидированных облигаций, которые должны были храниться в кассе Общества. С другой стороны, вы обратите внимание и на то, что отсутствие правильного контроля, обусловливая легкую возможность пользования ценностями Общества, в это же время давало и возможность подсудимому не раз одуматься, остановиться и собраться с силами, чтобы восполнить, до обнаружения, те недочеты, которые он сделал в кассе, ему вверенной. Где контроль строг и действителен, там обыкновенно нет времени и возможности оглянуться, как уже растрата выяснена и закреплена каким-нибудь актом. В этих случаях оттяжки рокового часа открытия и возможности исправления не существует. Вы спросите себя, так ли было в деле Юханцева. Если не так, то вы найдете, что существовавший до 1876 года контроль, дававший возможность совершать растраты, не отнимал в то же время возможности исправить сделанное, не махая в безнадежном отчаянии рукою на будущее.
Третий вопрос — внутренняя сторона действий подсудимого, его мотивы, побуждения, Вы слышали историю происхождения растраты, рассказанную Юханцевым. Страстная любовь к жене, которая, по словам его, не хотела признавать за мужем никаких прав, а допускала с его стороны лишь обязанность удовлетворять своему избалованному вкусу к роскоши, вовлекала его в долги, которые были покрыты из текущего счета Общества взаимного поземельного кредита, а этот счет был покрыт из кассового сундука с ценностями, причем оттуда было захвачено много более, чем было нужно для погашения долгов, ибо в это время, окончательно лишившись жены, Юханцев потерял голову и сам не знает, как и куда тратил громадные суммы, отыскивая развлечения и забвения… Вы решите, насколько правдоподобна эта история растраты и насколько необходимы для укрепления этой правдоподобности разоблачения, сделанные подсудимым, из такой области своей домашней жизни, которая обыкновенно скрывается от чужих взоров и любопытства. Вам главным образом принадлежит право оценить, насколько, для справедливого освещения дела, следовало «оживлять» на суде ту семейную жизнь, которая, по словам письма подсудимого к брату, должна была «умереть между ними», и изображать себя игралищем судьбы между одинаково непринадлежавшими ему — ценностями и женою. Люди житейского опыта, вносящие в свою деятельность знание жизни в ее обыкновенной, трезвой обстановке, вы, быть может, найдете в объяснениях подсудимого, отбрасывая в сторону их подробности, указание на то, что он, так или иначе, не был счастлив в семейной жизни. Насколько же в несчастливой или даже несчастной семейной обстановке можно искать объяснения поступкам Юханцева? Счастие семейное — далеко не общее правило, и бывают переходные времена, когда в известных слоях общества вследствие разных нравственных колебаний счастливый склад семейной жизни вместо общего правила становится исключением из него. Вы видывали, конечно, в жизни такие положения, знаете и обыкновенный более или менее понятный исход из них. Человек развитой, не весь преданный стремлениям к личному счастию и одаренный волею, ищет обыкновенно утешения во внешней деятельности, в общественных заботах, в таком труде, который, хотя бы материально, наполнял его жизнь, не давая времени задумываться над неприглядностью своего домашнего положения. Быть может, если бы заглянуть в глубину частной жизни некоторых горячих тружеников общественного или государственного дела, в ней была бы открыта именно такая неприглядность домашней обстановки. Человек со слабой волею, не находящий удовлетворения вне своего я, будет искать утешения и забвения нередко в вине. Этот тип встречается, как вы знаете, чаще. Итак, — или честная, поглощающая деятельность, или стремление заглушить свое сознание. Но можно ли, натурально ли искать утешения в том, что к ощущению семейной пустоты еще прибавляет сознание совершаемого преступления и совершаемого притом не в минутном увлечении или порыве? Этот вопрос решите вы, не забыв притом, что обыкновенно у человека, теряющего голову от семейного несчастия, даже в чаду хмеля и кутежа сквозит скорбь о разбитом счастии и сознание невозможности замены его чем-либо иным, новым, ибо — раз эта замена найдена — несчастие отходит в область прошедшего и теряет едкую силу горькой действительности. К какому из двух типов ближе подходит Юханцев, помогает решить он сам рассказами о своей жизни за последние годы. Если вы признаете, что та несчастная обстановка, на которую указывает Юханцев, могла заставить его, для удовлетворения прихотей жены, тронуть кассу и для утешения в разлуке с нею продолжать черпать из этой кассы деньги для грандиозно организованных пиров, то вы отведете этой обстановке надлежащее место в обсуждении причин, приведших Юханцева на скамью подсудимых. Решая эту сторону дела, вы, однако, не упустите из вида и того, что траты на жену здесь на следствии оказались не могущими идти ни в какое сравнение с тратами после разлуки с нею, когда в один год было истрачено Юханцевым в свою пользу более 550 тыс. руб. серебром; что, затем, тоска по нежно любимой жене выражалась, по сознанию самого Юханцева, в кутежах с кокотками и в нескольких связях и что, наконец, в действиях его по опустошению кассы, совершенных «сам не знает как», по мнению экспертов, проглядывает ясная и обдуманная, приноровленная к обстановке, система…
