Наталия Тяпугина - Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»
Его, возведшего между собой и людьми «страшную, непроходимую пропасть», каторжане ненавидели, упрекая в самом страшном: «Ты безбожник! Ты в Бога не веруешь»! – что абсолютно соответствовало действительности, потому что и сама богоненавистническая идея его зародилась тогда, когда он «от Бога отошел». Это, собственно, и было первопричиной всего. Вот еще почему так важно было для Раскольникова понять, почему Соню, которая не заискивала ни у кого, которую каторжане и видели-то редко, все так выделили, так полюбили? Почему именно к ней обращались они, когда требовались им услуги: написать письма, отправить их на почту и т. д. Почему, когда встречали они её, то все снимали шапки и кланялись: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!»
И в отношении к Раскольникову Соня тоже проявляла какую-то удивительную мудрость, в полной мере соответствуя своему имени – София. Она обнаружила кротость и упорство, такт и терпение. Против его ожидания она не проявляла настойчивости, ничего от него не требовала, не говорила ему о вере, не предлагала Евангелия. «… К величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом…» И вот однажды, когда во время работ Раскольников сел на бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку, он вдруг ощутил небывалую гармонию во всем: с дальнего берега чуть слышно доносилась песня, в облитой солнцем необозримой степи своей жизнью жили кочевые юрты. И такая свобода, такая воля была во всем, что, казалось, так было здесь всегда, с сотворения мира. И «вдруг подле него опустилась Соня». Как всегда она «приветливо и радостно улыбнулась ему. Как всегда – протянула руку. Но вместо того, чтобы, как обычно, «с досадой» и отвращением принять её руку, он вдруг безотчетно для себя почувствовал прилив благодарности и какого-то бесконечного счастья. И когда он вдругнеожиданно для себя открыл в себе чувство любви к Соне, оно забило в нем мощно, как родник, смывая с души ненужные напластования. И опять это характерное вдруг Достоевского: как возможность новых жизненных поворотов, как резерв сил для воскресения, как источник нравственного чуда.
«Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к её ногам. Он плакал и обнимал её колени, В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо её помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она всё поняла. В глазах её засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для неё уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит её и что настала же наконец эта минута…» (518)
И как только отворилось сердце Раскольникова для любви, возникла перспектива обновления и искупления. «Их воскресила любовь», скажет писатель. А впереди – подтверждение жизнью вновь открытых возможностей, и опять требуется «великий, будущий подвиг…» Но об этом уже в другом произведении, о «восстановлении» и воскрешении души под воздействием абсолютно прекрасной личности. Речь о следующем романе Достоевского – «Идиот».
Что же означает финал «Преступления и наказания»? Что нравственные ценности не выдуманы людьми, что они не могут быть «отменены» чьей-то волей, что они властно проявляют себя в течение живой жизни. Что творцом спасения Раскольникова стала Соня, воскресившая его неприметным упорством любви. Что вопрос о смысле жизни неизменно приводит к христианской «точке отсчета» основных нравственных ценностей.
И ещё один – собственно художнический итог.
Именно в «Преступлении и наказании» Достоевский вывел героя, который своей судьбой решает не просто социальные, психологические или философские вопросы. Базовые, мировоззренческие проблемы взяты в ситуации свободного нравственного выбора.
В эпоху глобального кризиса религиозности русский писатель убедительно утверждает христианскую систему ценностей, неизменно выводимую из реального опыта жизни. Впервые зло и добро явлены в художественном произведении как проблемные величины, что делает воскрешение героя в финале особенно значимым: оно обретено Раскольниковым, как и самим автором, через мучения, сомнения перерождения. Оно абсолютно достоверно, потому что выведено из духовного опыта жизни. Вот почему не ослабевает интерес к роману, в центре которого свободный человек, несущий всю полноту ответственности за свои идеи и поступки.
Глава II. Над страницами романа «Идиот»
Одной из продуктивных идей русской классической литературы является мысль о том, что человеческая души, будучи материей тонкой и сложной, обладает подвижностью и способностью к изменению, иногда изменению скорому и радикальному. Гоголь, Достоевский, Толстой полагали, что душа подвержена многочисленным воздействиям, из которых Слово – главнейшее. В осуществлении благого влияния на современников и потомков видели эти титаны свою литературную сверхзадачу. «Дело моё – душа и прочное дело жизни» – эта гоголевская связка характерна и для остальных. Учительство наших классиков основывалось не только на их художественной одаренности, но и на собственном нравственном подвижничестве, неустанном самоусовершенствовании. Воспитательный момент был принципиально важным и для творчества, и для самой их жизни.
Именно это давало им моральное право быть услышанными, создавало атмосферу убедительности и достоверности.
«Положительно прекрасный человек»
В 1860-е годы Достоевский испытывает желание воплотить эту идею художественными средствами. Задачу свою он считает «бесконечно трудной, почти непосильной для художника», потому что это вопрос об идеале. Но, несмотря на это, он все-таки приступает к ней в романе «Идиот», берется «изобразить положительно прекрасного человека».[8]
Перед писателем встает вопрос: посредством какого литературного образа можно было бы доказать право «единичности добра» на разрешение мировых вопросов? В поисках ответа художник обращается к опыту мировой литературы (Сервантес, Гюго, Диккенс), но приходит к выводу: «Все писатели пасовали, потому что эта задача безмерная, прекрасное есть идеал, а идеал – ни наш, ни цивилизованной Европы еще не выработался»(X, 643).
В процессе работы Достоевский убеждается, что на свете есть только одно положительное лицо – Христос. (Эту мысль находим в дневниковой записи от 13 апреля 1868 года). А следовательно, чем ближе к нему будет главный герой его романа, тем полнее может быть осуществлен писательский замысел. Вот почему поначалу своего Мышкина Достоевский именно так и называет – «Князь Христос». Этот ориентир остался ощутимым не только на уровне предварительных набросков. И в окончательном варианте писателю удалось воплотить в образе Мышкина ту высшую стадию развития личности, что проявляется в христианском отрешении от индивидуализма и эгоизма. Мышкин не преследует собственных интересов, не выделяет себя из толпы людей, он входит в этот мир с проповедью сострадания, которая, по мысли Достоевского, и есть «главнейший и может быть единственный закон всего человечества». Любовь и сострадание открывают ему сердца людей. В этом влиянии на людей и заключена энергия образа князя Мышкина, его «огромная и сердечная жизненная задача, которая предстала перед ним, когда он попал в вихрь человеческих отношений – это вещее проникновение в судьбу каждого человека…».[9]
Достоевский убежден, что, благодаря примеру Христа и собственным усилиям, человек может обрести, восстановить в себе «детскость» как особенное мироощущение, как осознание себя частью единой общности, которую современное общество утратило. «Богатства больше, но силы меньше – утверждает один из героев романа, Лебедев, – связующей мысли не стало».
Князь Мышкин в романе и является носителем такой «связующей мысли» о братстве людей, о необходимости милосердия и добра, сострадания и поддержки, о родстве человеческих душ.
В. В. Розанов точно определил значение образа Льва Мышкина для самого Достоевского: В «Идиоте» отражено его сердце в идеальном успокоении, вместе и отчужденное от людей на какую-то бесконечную высоту, и совершенно слитое с их нуждами, страданиями; этот странный образ есть до известной степени то, что каждый поэт зовет своею «музою»…»[10]
Время в романе «Идиот»
У Достоевского свои отношения со временем. В творчестве ему под силу запечатлеть и горячую современность, и холодный свет вечности. Он осязает время и одновременно отпечатывается в нем. В его творениях всегда особые временные координаты, в которые органично вписывается жизнь героев, сливаясь, но не теряясь в полифонической оркестровке произведения.
Время – одна из самых существенных категорий в художественном произведении. Не случайно М. М. Бахтин именно время назвал «ведущим началом» в хронотопе. А сам хронотоп определил как ворота, через которые совершается «всякое вступление в сферу смысла».[11] Известно, что Достоевский, чье творчество устремлено к постижению вечных законов человеческого духа, как никто другой в момент написания своих произведений имел потребность в газетной хронике, в свежих, реальных фактах, которые не только принимались им к сведению, но и по мере написания вводились в структуру текста, так что по ним можно теперь изучать его творческую историю.
