Галина Юзефович - Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе
Сюжет, однако, важен для Чудиновой примерно в той же мере, что и для писателей XVIII века, облекавших в форму романа свои философские трактаты. Иными словами, он служит не более чем условным каркасом, на котором закреплено разноцветное полотнище идеологии. Идеология же эта вкратце такова: исламская экспансия представляет безусловную опасность для европейской культуры. Опасность эту усиливает индифферентность большинства европейцев к краеугольному камню европейской цивилизации – христианству, и наиболее в этой связи опасен экуменизм, признающий равенство всех религий, а также реформаторские течения внутри католицизма. Современные европейцы своей мягкотелостью сами провоцируют агрессоров, и если курс европейской политики в ближайшее время не изменится, Европа обречена. Наиболее отвратительными фигурами в этой связи оказываются «ренегаты», подобные покойному Иоанну Павлу II и отцу Александру Меню, а наиболее симпатичны автору лидер католиков-традиционалистов архиепископ Марсель Лефевр, многократно упомянутая Фаллачи и иже с ними.
Какой бы несимпатичной ни выглядела идеология, лежащая в основе «Мечети Парижской Богоматери», она заслуживала бы, по меньшей мере, грамотного и содержательного ответа – если бы не одно мелкое обстоятельство. Елена Чудинова, дама неглупая и, судя по всему, изрядно образованная (в тексте угадываются аллюзии на классиков религиозной мысли от Фомы Аквинского до Честертона и от Бердяева до Маритена), не может при всем том противостоять соблазну бытовой ксенофобии, которая становится одним из подспудных двигателей ее романа. В результате этого мелкого бесовского наваждения вся философия, весь пафос, вложенный Чудиновой в книгу, немедленно претерпевает жестокую уценку. О чем можно всерьез говорить с автором, объявляющим всех греков – хитрецами и безнадежными эгоистами, поляков – моральными уродами, «практически неспособными на великодушие», евреев – шумными и жадными болтунами, турок – потливыми, глупыми и неопрятными толстяками, албанцев – грязными шакалами-трупоедами, а негров – бессмысленным быдлом?.. Даже эпизодический персонаж – омерзительная пособница чеченских террористов – оказывается кем бы, вы думали? Ну конечно же, эстонкой – безжалостной и безэмоциональной, как все эстонцы.
Именно эта откровенная дешевка, противная желтизна, внезапно проступающая сквозь сложную и даже по-своему изысканную ткань романа Чудиновой, мгновенно выводит его создательницу за рамки культурного поля, на котором возможны какие бы то ни было равные дискуссии. Один неверный шаг – и вот уже «Мечеть Парижской Богоматери» не вызывает ничего, кроме брезгливости. Впрочем, возможно, мелочная, постыдная, почти физиологическая неприязнь к инородцам – это просто непременное свойство всех тех, кто любит поговорить о «симметричном ответе» исламским фанатикам-террористам, о необходимости сохранения собственной культурной идентичности перед лицом иностранной экспансии и о несравненном величии европейской культуры, способной дать сто очков форы любой другой. Что называется, поставляется в комплекте.
Андрей Рубанов
Хлорофилия
[12]
Фирменная особенность прозы Андрея Рубанова – способность засасывать читателя без остатка. Единожды попавшись в этот высокоэнергетический капкан, несчастная жертва специфического рубановского дарования обречена как заведенная перелистывать страницы, пропуская деловые встречи, забывая накормить детей и лишь невнятно мыча в ответ на реплики окружающих. Однако перевернув последнюю страницу, очнувшись от забытья и недоуменно хлопая глазами, читатель может задаться резонным вопросом – а что же это, собственно, было? И надолго задуматься над удовлетворительным (а главное – убедительным) ответом.
В этом смысле «Хлорофилия» – первое за всю писательскую карьеру Рубанова отступление от жесткой реалистической манеры – в полной мере продолжает тот же тренд: оторваться невозможно, почему – непонятно.
Решив поиграть на поле антиутопии («Хлорофилия» представляет собой чистейший образчик этого реликтового жанра), Рубанов не мелочится. Его будущее (действие романа отнесено в начало XXII века) одновременно и проекция нашей сегодняшней жизни, и реализовавшийся кошмар одних футурологов, и сбывшаяся мечта других. Россия как таковая перестала существовать: всё пространство к востоку от Урала сдано в аренду китайцам, а на том, что было когда-то европейской частью страны, кочуют дикие племена. В результате давно обещанного глобального потепления прибрежные области материков ушли под воду: нет больше ни Лондона, ни Нью-Йорка, а в затопленных руинах Эрмитажа резвятся дайверы. Единственным очагом благополучия остается Москва – лучащийся неоновым светом гиперполис стоэтажных небоскребов, населенный богатыми и безоблачно счастливыми бездельниками, в сорок миллионов глоток проедающими китайскую ренту за Сибирь.
Правда, благополучие это относительное. Дело в том, что за пятьдесят лет до описываемых событий Москва в одночасье заросла травой – исполинскими черно-зелеными стеблями высотой с Останкинскую телебашню, погрузившими нижние этажи домов и улицы между ними в вечный волглый полумрак. Мякоть этой травы настолько питательна, что может полностью заменить собой все остальные продукты, и при этом обладает забавным свойством: поедая ее, человек испытывает радость в чистом виде, а «отходняк» от нее еще круче, чем «движняк». Впрочем, как водится, есть у этой травы и свои зловещие «побочки» – тем более катастрофические, что на протяжении многих лет совершенно не очевидные…
В этом фантасмагорическом мире, где-то между бульваром Максима Галкина и башней «План Путина», на респектабельном семьдесят каком-то этаже обитает главный герой «Хлорофилии» Савелий Герц – шеф-редактор авторитетного ежемесячника и очередной типаж в рубановской портретной галерее «быстрых людей», торопящихся жить, чувствовать, потреблять и прочее. Именно Савелий становится ключом к пониманию подлинного устройства этого мира и точкой пересечения его силовых линий.
Головокружительно увлекательный на этапе экспозиции (которая, кстати, занимает примерно две трети объема), роман печально сдувается, когда дело доходит до развития сюжета. Собственно, страшная правда состоит в том, что при формальном динамизме и исключительной плотности действия на самом деле в нем ничего не происходит. Пересказ фабулы уложится в два предложения и сведется к откровенному спойлеру. Более того, вся философия романа (неизбежная в жанре антиутопии) в пересказе выглядит чудовищно банальной. Тоже, право, открыл Америку: общество сытых и самодовольных индивидуалистов, убежденных, что они никому ничего не должны, – нестабильно и неизбежно вырождается, а то и гибнет. Без Рубанова, наверно, не знали.
Однако Андрей Рубанов – автор, которому все эти недостатки прощаешь охотней, чем любому другому. Строго говоря, их просто не замечаешь – по крайней мере, в процессе неудержимого, запойного чтения. Колдовство, не иначе.
Анна Старобинец
Первый отряд: Истина
[13]
Общее правило состоит в том, что вещи, писанные под заказ и в рамках чужих проектов, редко бывают удачными. Исключения, конечно, случаются, но: а) редко, б) по большей части тогда, когда автору удается по максимуму отбрыкаться от навязанной формы или фактуры и придумать вместо нее что-то свое. Этому последнему требованию роман нашего главного и самого перспективного хоррор-мейкера Анны Старобинец соответствует не вполне. Ее книга – в самом деле честное продолжение нашумевшего фильма-аниме о павших пионерах-героях, которые возвращаются из царства мертвых и помогают Красной армии в борьбе со специально обученными немецко-фашистскими мертвецами.
На сей раз действие разворачивается в наши дни. Семнадцатилетняя Ника Данилова воспитывается в очень странном интернате для детей-сирот в Крыму: всех воспитанников этого заведения с детства учат двум иностранным языкам, кормят деликатесами и водят в дельфинарий. Правда, – видимо, в виде компенсации за не по-сиротски шикарное житье – время от времени директор интерната колет им в вену загадочный раствор, от которого детям снятся пугающие и многозначительные сны. Ника трогательно дружит с дельфином Амиго и любит товарищей по интернату, однако готовится в самом ближайшем будущем уехать учиться за границу, подальше от своего малахольного наставника и его страшных инъекций, – благо Берлинский университет уже подтвердил, что девушка зачислена на первый курс. Разумеется (и читателю это становится понятно даже раньше, чем героине), этой мечте не суждено сбыться. Однажды все ученики интерната, кроме Ники, будут найдены мертвыми, а ей самой придется заживо сойти в царство теней, чтобы принять участие в новом витке великой битвы между нордами и евразиями. Битвы, которую необходимо предотвратить любой ценой.
