Умберто Эко - Сказать почти то же самое. Опыты о переводе
Рис. 8
Хофстадтер берет первые терцины Песни Третьей:
PER ME SI VA NE LA CITTÀ DOLENTE,
PER ME SI VA NE L’ETTERNO DOLORE,
PER ME SI VA TRA LA PERDUTA GENTE.
GIUSTIZIA MOSSE IL MIO ALTO FATTORE:
FECEMI LA DIVINA PODESTATE,
LA SOMMA SAPIENZA E ’L PRIMO AMORE.
DINANZI A ME NON FUOR COSE CREATE
SE NON ETTERNE, E IO ETTERNO DURO.
LASCIATE OGNI SPERANZA, VOI CH’INTRATE.
Queste parole di colore oscuro
vid’io scritte al sommo d’una porta;
per ch’io: «Maestro, il senso lor m’è duro».
[Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.
БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ
ВДОХНОВЛЕН:
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.
ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,
И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.
Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне»[209]*.]
Далее Хофстадтер рассматривает несколько английских переводов, где не сохранилась не только рифма, но и поступательный ход Дантовой мысли, выраженный терцинами. В оригинале предупреждение, обращенное к посетителю, занимает три терцины, и лишь в четвертой поэт комментирует прочтенное. Хофстадтер с полным правом выражает свое недовольство переводом Роберта Пински:
THROUGH ME YOU ENTER INTO THE CITY
OF WOES,
THROUGH ME YOU ENTER INTO ETERNAL
PAIN,
THROUGH ME YOU ENTER THE POPULATION
OF LOSS.
JUSTICE MOVED MY HIGH MAKER, IN POWER
DIVINE,
WISDOM SUPREME, LOVE PRIMAL. NO THINGS
WERE
BEFORE ME NOT ETERNAL; ETERNAL I REMAIN.
ABANDON ALL HOPE, YE WHO ENTER HERE.
These words I saw inscribed in some dark color
Over a portal. «Master», I said, «make clear
Their meaning, which I find too hard to gather
Then he, as one who understands: «All fear
Must be left here, and cowardice die. Together… (Pinshy)
[† Через меня ты входишь в град бедствий,
Через меня ты входишь в вечную муку,
Через меня ты входишь к пропащим жителям.
Справедливость подвигла моего горнего Творца,
в мощи божественной,
Вышнюю Мудрость, изначальную Любовь.
Ничего невечного до меня не было;
вечно я пребываю.
Оставьте всякую надежду, входя сюда.
Такие слова узрел я, написанные неким темным цветом
Над вратами. «Наставник, – сказал я, – разъясни
Их смысл: уловить его мне слишком сложно».
Тогда он, как понимающий: «Всякий страх
Нужно оставить здесь, и трусость пусть умрет.
Вместе…» (англ., Пински)]
Здесь нет не только одиннадцатисложников и рифм, но не соблюдено и разделение на терцины. Кроме всего прочего, Хофстадтер отмечает, что в этой Песни у Данте 45 терцин, а у Пински – всего 37. Комментируя это, Хофстадтер заявляет, что эстетические мотивы такого решения ему неясны, что они его поражают (р. 533).
Хофстадтер проявляет свой критический сарказм и по отношению к переводу такого великого поэта, как Шеймас Хини{♦ 158}, который также не сохраняет ни размера, ни рифмы (Хофстадтер обнаруживает такие стихи, которые удостоились бы «двойки», будь они написаны старшеклассником). Это не относится к переводу Марка Мьюса, открыто признающего, что он отказался от использования рифмы из-за удручающих результатов, полученных теми, кто ее применял, но сохранил размер.
Странно, что эта подборка обходит стороной Дороти Сэйерс, которой почти всегда удается сохранить размер, а частично и рифму, не говоря уж о надлежащем распределении терцин:
THROUGH ME THE ROAD TO THE CITY
OF DESOLATION,
THROUGH ME THE ROAD TO SORROWS
DIUTURNAL,
THROUGH ME THE ROAD AMONG THE LOST
CREATION.
JUSTICE MOVED MY GREAT MAKER; GOD
ETERNAL
WROUGHT ME: THE POWER, AND THE
UNSEARCHABLY
HIGH WISDOM, AND THE PRIMAL LOVE
SUPERNAL.
NOTHING ERE I WAS MADE WAS MADE TO BE
SAVE THINGS ETERNE, AND I ETERNE ABIDE;
LAY DOWN ALL HOPE, YOU THAT GO IN BY ME.
These words of sombre colour, I descried
Writ on the lintel of a gateway; «Sir,
This sentence is right hard for me», I cried. (Sayers)
[† Через меня – дорога ко граду отчаяния,
Через меня – дорога к мукам долговечным,
Через меня – дорога среди потерянного творения.
Справедливость подвига моего
великого создателя; Бог вечный
Изготовил меня; Могущество, и неисследимо
Вышняя Мудрость, и изначальная Любовь горняя.
До моего создания ничто не было создано
к бытию,
Кроме вечного, и я тоже вечно пребываю;
Оставь всякую надежду, входя через меня.
Эти слова мрачного цвета я узрел
Начертанными на косяке входной двери; «Господин,
Эти речи слишком жестоки для меня», –
воскликнул я. (англ., Сэйерс)]
* * *Рассмотрим теперь двустишие из «Романа о розе», сопровождаемое французской парафразой (цель которой – сделать текст доступным для современного читателя) и двумя переводами на итальянский:
Maintes genz cuident qu’en songes
N’a se fable non et mençonges. (Roman de la rose)
[Многие люди говорят,
Что сны – это обман и ложь.] (М. Гаспаров)
Nombreux sont ceux qui s’imaginent que dans
les rêves
il n’y a que fables et mensonges. (Strubel)
[† Есть много таких, кто воображает, будто во снах —
одни лишь враки и обманы. (фр., Стрюбель)]
Molti dicono che nei sogni
non v’è che favola e menzogna. (Jevolella)
[† Многие говорят, что во снах —
Только вранье и обман. (ит., Йеволелла)]
Dice la gente: fiabe e menzogne
sono e saranno sempre i tuoi sogni. (D’Angelo Matassa)
[† Люди говорят: враки и обманы
суть и всегда будут твои сны. (ит., Д’Анджело Матасса)]
Если оставить в стороне французскую парафразу, сводящуюся к банальности, придется отметить, что первый стихотворный итальянский перевод не отступает от прозаической французской парафразы, поскольку в нем не сохраняются ни размер, ни рифма. Второй перевод отказывается от рифмы и стремится передать исходный восьмисложник двойными пятисложниками. Это подсказывает читателю, что в оригинальном тексте была некая метрика, но не говорит ничего о том, что́ это за метрика, и предлагает взамен некую иную. Содержание (банальнейшее) сохраняется, но план выражения утрачен или преображен.
Разумеется, Гильом де Лоррис хотел сказать (как он сделает в следующих стихах), что есть правдивые сны. Но разве он начал бы таким образом, прибегнув к риторической фигуре concessio[210]* и дав слово тем, кто придерживался иного мнения, чем он сам, если бы его язык не подсказал ему звуковой связи между словами songe («сон») и mensonge («обман»)? Почему оба итальянских перевода отказываются от этой рифмы и довольствуются созвучиями sogni / menzogne («сны / обманы») и menzogne / sogni («обманы / сны») – особенно если подумать о том, что второй перевод, начав с первого неверного двустишия, переходит к смежной рифме? Разве нельзя было начать так: Dice la gente che quei que sogna – sol concepisce fiaba e menzogna («Люди говорят: если что приснится – увидишь только ложь и небылицу»).
* * *Но порой соблюдения правил рифмовки недостаточно для того, чтобы сохранить воздействие текста. В стихотворении Т.С. Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» (The Love Song of J. Alfred Prufrock) есть знаменитый стих:
In the room the women come and go
talking of Michelangelo.
[В гостиной дамы тяжело
Беседуют о Микеланджело.] (А. Сергеев)
[† Ср. другие русские переводы:
