Валентина Маслова - Введение в когнитивную лингвистику
Человек познаёт окружающий мир, лишь предварительно выделив себя из этого мира, он как бы противопоставляет «Я» всему, что есть «не-Я». Таково, видимо, само устройство нашего мышления и языка. Радость в контексте поэзии М. Цветаевой – это чувство внутреннего «Я», ощущение внутреннего комфорта, возникающее в ответ на гармонию со средой и самим собой. Поэт, делясь своими открытиями с читателем, также противопоставляет себя миру, толпе, обывателю. И чем сильнее в нем неприятие мира, тем ярче воздействие на эмоции читателя.
В поэтическом тексте происходит взаимное усиление эмоций, вызываемых как формой, так и содержанием стихотворения. Л.П. Якубинский писал: «Совершенно ясно, что эмоции, вызванные звуками, не должны протекать в направлении, противоположном эмоциям, вызываемым «содержанием» стихотворения (и обратно), а если это так, то «содержание» стихотворения и его звуковой состав находятся в эмоциональной зависимости друг от друга» (Сборники, 1916, с. 25).
В поэтическом тексте имена чувств метафоризируются и ведут себя так, как если бы это был человек, поэтому негативные чувства способны мучить, как бы поедать человека: «Все во мне сейчас изгрызано, изъедено тоской» (М. Цветаева). Еще В.В. Виноградов писал о том, что чувства уподобляются жидкости, поэтому радость льется через край. Давно было замечено также, что все сильные чувства – огонь, жар: весь загорелся, объяснялся с жаром, гореть желанием, сгореть со стыда, пылать страстью, горячий спор, вспыхнуть, горячиться, жаркий спор. У Пушкина находим: Но в нас кипят еще желанья; Проснулись чувства, я сгораю; Страстей кипящих буйный пир. Эта истина, познанная предками, живет и поныне в нас, живет она и в творчестве М. Цветаевой: мука у нее способна зажечь душу (Как наши радости убоги / Душе, что мукой зажжена), а радость сама огнем пылает: Отпылала моя радость, отпылала.
На формирование данного концепта у М. Цветаевой большое влияние оказала христианская идея Радости как источника жизни и вдохновения, это особое состояние духа: Жизнь: распахнутая радость // Поздороваться с утра! (Ср. также Л. Толстой: «Где радость, там и жизнь»). Ю.С. Степанов видит этимологическую близость у слов радость, ради, родить.
Удивительна радость в поэзии Цветаевой. Она сопряжена с жаром, с красным цветом, но чувства слабеют, и радость теряет свою интенсивность: Нагадали тебе девки перемену: / Побелела моя радость, побелела. В радости соединяются у нее еще три стихии – воды (отсюда метафоры льющаяся, закипает), воздуха (дышит в душе или сердце) и света (В стуже, без света – Радости мало). Радость дает также и тепло: Звон колокольный и яйца на блюде // Радостью душу согрели. Это чувство ведет себя как самостоятельное живое существо в поэтических текстах: рождается, растет, покидает человека и возвращается, засыпает и просыпается, затаивается, скрывается.
Очень редки у М. Цветаевой тексты, в которых радость была бы в позиции подлежащего: Уединенный вошедший в круг – // Горе? – Нет, радость в доме! Как топором. – // Радость! Шпагою в грудь – // Радость!
Радость необходима человеку, ибо украшает его жизнь: Радость – что сахар, // Нету – и охаешь. Как и другие сильные чувства, радость делает человека слепым и глухим: От радости немы? // Иль сам я оглох?.. От радости слепы? Поэт восклицает: Нет. радости в страсти! Она способна ранить и даже убить человека: Как топором. – // Радость!.. Шпагою в грудь – // Радость! Если горе пригибает в земле – радость легка, неожиданна и быстротечна: Радость – молнией! // Горе – молотом!
Каковы ее свойства? Радость альтруистична – радость за других, межличностна – ею можно заразиться, надличностна – она овладевает, увлекает. Она двулика и личностна: Есть у меня – не всё перескажешь! – // Для мальчиков – радость, для девочек – тяжесть.
Радость – это такое состояние духа, которое заключает в себе отношение двух субъектов: радовать кого-то (Радостна, невинна и тепла / Благодать твоя в меня текла) и кто-то или что-то радует меня (В мирном граде сем, / Где и мертвой – мне / Будет радостно).
Радостными у Цветаевой являются и материальная среда, и внутреннее состояние человека, и его внешний вид, и ментальные объекты: с одной стороны – взор (Чтоб только не видел ваш радостный взор), вид (С радостным видом хлопочут, родные), с другой стороны – Париж (В большом, и радостном Париже / Все та же тайная тоска), зала (Бьгл рояль когда-то звонок/ Зала радостна была!), львы (И лягут, радостные львы – / По наклоненью Вашей юной, / Великолепной головы), с третьей – науки (Целый мир гипотез радостных наук).
Состояние «рад» – это как бы посредник между субъектом, испытывающим или доставляющим это состояние, и тем объектом, на который это состояние может распространиться: Ты мой солдат и ты не рад? Вепрю не рад, / Лесу не рад, Веку не рад; / Бездельник, я вам рада – / Как солнцу.
Противоречиво мировосприятие поэта: Спи! // Тайная радость моей тоски. В одном чувстве заложена двойственность, противоречивость: Поверь мне: я смехом от боли лечусь, // Но в смехе не радостно мне!
Следовательно, радость живет на грани двух миров – дольнего (земного) и горнего (небесного). С одной стороны, она в сердце поэта: В сердце радость, а во рту // Вкус соленого прилавка, который может радоваться чему угодно: Мечтать о Ниле, радоваться луже. А с другой – радость в ином мире: Смерть окончанье – лишь рассказа, // За гробом радость глубока; В мирном граде сем, // Где и мертвой – мне // Будет, радостно.
2.8
Мир концептов-артефактов: дом, колокол
ДОМ. Концепт входит в ядро языкового сознания русских и стоит на втором месте (у испанцев на 10-м, у англичан – на 22-м).
Слово дом – заголовочное нескольких больших словарных статей «Ассоциативнеого словаря…» (3-го прямого и 2-, 4-, 6-го – обратных).
Дом – это прежде всего строение: Вижу, как теперь / Светелку, три окна, крыльцо и дверь (Пушкин); жилье – вот мой дом; но это еще и люди, семья, живущие вместе: Здесь мой дом – родители, брат.
Дом – это внутреннее, обжитое человеком пространство мира, окруженное хаосом, это как бы двойник человека: кухня – это чрево, окна – глаза, лестница или крыльцо – ноги и т. д. Это раковина, к которой «прирос» человек, в него мы возвращаемся, как заколдованные: В гостях хорошо, а дома лучше; Дома и стены помогают.
Дом как свое, безопасное, обжитое пространство противопоставлен лесу (М.Ю. Лотман) как чужому, опасному, дьявольскому пространству: Дома и солома съедома.
Концепт дома тщательно разработан Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым (Верещагин Е.М. и Костомаров В.Г. Дом бытия языка. В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция логоэпистемы. М.: Икар, 2000). Дом у них выполняет функцию защиты, но одновременно и ограничения.
Дом – это организующий центр мира в русской культуре: люди извлекают некоторые знания из подвалов памяти и движутся вверх по служебной лестнице, переходя со ступеньки на ступеньку, бьются головой о стену, наконец, достигают потолка, а потом у них едет крыша и выясняется, что не все дома.
Страна, история обносятся стенами и сужаются до размеров дома: Наш дом – Россия. Итак, дом – замкнутое пространство, безопасное пространство, свое пространство: «А дом – это мир, где вся злая энергия исчезает, куда непросто попасть кому-то постороннему – это твое и только твое пространство» (А. Фомин: цит. по: [Лассан, 2003: 270]).
В русском языковом сознании сосуществуют несколько значений и смыслов слова дом: приоритетным является представление о родном доме (кров, очаг, изба, хата). Это центростремительный перекресток всех жизненных путей человека, сходящихся у родного очага. Родной дом – это первая вселенная человека, объединяющая его воспоминания, мысли, мечты и тем самым организующая «связь времен». Дом – это еще и убежище, последняя опора в жизни: «Дом, который не страшен в час народных расправ» (М. Цветаева).
С родным домом связано позитивное переживание. Об этом писал известный русский философ А. Лосев: «Возьмите вашу комнату, в которой вы постоянно работаете. Только в очень абстрактном мышлении ее можно представить себе как нечто нейтральное вашему настроению и вашему самочувствию. Она то кажется милой, веселой, радушной, то мрачной, скучной и покинутой. Она есть живая вещь не физического, но социального и исторического бытия».
