Линор Горалик - Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими
ГОРАЛИК Хочется вернуться назад и поговорить про ваши книги в этот период.
ПАВЛОВА Первая книга вышла в 97-м и называлась «Небесное животное». Родственники собрались и сказали: «А давайте Веркину книжку напечатаем». Боб дал денег, Сережа, мой младший брат, дал денег. (Сергей Десятов, основатель и руководитель галереи ArtPlay, горжусь им изо всех сил.) Сами сделали дизайн, сами забрали из типографии, сами разносили пачки по маленьким книжным магазинам. Но книжечка как-то умудрилась разлететься по всей стране, по всему свету. Ни одна из моих семнадцати теперь уже книжек не может похвастаться таким количеством рецензий, как эта. Однако меня это не пробрало, я не сказала себе: «Я поэт, зовусь я Цветик» и продолжала относиться к поэзии как к дилетантству-рукоделию-вышиванию крестиком, пока на какой-то тусовке не встретила Геннадия Федоровича Комарова, основателя легендарного издательства «Пушкинский фонд». Гек сказал: «Вера, давайте издадим вашу книжку». Я собрала тексты. И в тот день, когда я везла ему эти тексты, в трамвае, я вдруг не поняла – почувствовала, ощутила где-то в области солнечного сплетения: «Я поэт». И мне стало очень грустно. Какой там Цветик! Я – раб лампы, я обречена, все это веселье, вся эта игра, весь этот карнавал – все это в прошлом. Впрочем, впоследствии все оказалось не совсем так: гораздо веселее и гораздо страшнее.
ГОРАЛИК А следующая книжка?
ПАВЛОВА Она вышла в 98-м и называлась «Второй язык». Про нее есть анекдот, который я всегда рассказываю. Перед тем как сесть в тот приснопамятный трамвай, я перечитывала рукопись, подошел Миша Поздняев, ткнул пальцем в страницу: «Вот эта строчка слабая. Я бы сделал так». И я, первый и последний раз в жизни, проявила слабость, сделала правку, распечатала новый вариант, вручила его проводнику поезда Москва-Петербург. А через день звонит Комаров: «Вера, все замечательно, только одна строчка какая-то не ваша». И называет эту самую строчку, одну из тысячи. Принцесса на горошине отдыхает. Вот такой он, Геннадий Федорович Комаров.
ГОРАЛИК А что дальше?
ПАВЛОВА Дальше – я же раб лампы! – оставалось просто сидеть и писать, все остальное происходило само собой. Появляется Захаров, говорит: «Давайте мне тексты». Даю. Комаров обижается: «А мне?» Делю рукопись пополам: «Линия отрыва» – Комарову, «Четвертый сон» – Захарову. Комаров приезжает в Москву с версткой, мы с ним заходим к Захарову, я еду домой с версткой двух книг в одной сумке.
ГОРАЛИК Где-то в это время разошлись с Мишей?
ПАВЛОВА В 2001 году. Я встретила Стива. Любовь – всегда катастрофа. Это была очень большая катастрофа.
ГОРАЛИК Как вы встретились?
ПАВЛОВА Стив – великий переводчик. Великий, потому что решил для себя раз и навсегда: раз я перевожу на русский язык, я должен читать все, что на русском языке пишется, чтобы идти с этим языком в ногу. Он и правда читал все. И все помнит. Все! Прочитанное, увиденное (объездил весь мир), пережитое, несколько языков… Всякий, пообщавшись со Стивом час-другой, восклицает: «Стив, вы просто обязаны написать книгу!» И, попев с ним час-другой русские песни, отказывается считать его американцем. «За Стива – настоящего русского интеллигента», – поднимает бокал наш дорогой друг Алексей Алехин. «Стив, да какой ты американец – ты нормальный вологодский мужик», – чокается с любимым зятем папа (наконец-то я угодила отцу: вышла замуж за рыбака). Раз в неделю Стив совершал рейды в книжные магазины и скупал все новинки. Так попали ему в руки мои книжечки. Вау! – сказал себе он и позвонил в культурный отдел (Стив-то у нас не только вологодский мужик и русский интеллигент, но и в то время первый секретарь посольства США в Москве, личный переводчик посла): «Найдите Веру Павлову и пригласите на прием». И приехала под окно моей хрущевки белая машина, и вышел из нее курьер, и вручил он мне приглашение в Спаса-хаус с золотым орлом тисненым. Я, может, и пошла бы, да только в этот день мне премию Аполлона Григорьева вручали. Стив об этом не знал, он ничего про меня не знал, кроме моих стихов (которые знал наизусть). И поэтому на том приеме подходил ко всем женщинам: «Вы не Вера Павлова?» Кое-кто обижался: «Да как вы смеете!» А на следующий день вышли газеты с моими фотографиями. Стиву еще больше захотелось пригласить меня на прием. Белая машина, курьер, золотой орел. На этот раз я пошла. Стив встретил меня на лестнице. Представился. Я не расслышала имени. И когда он на другой день позвонил, переспросила: «Кто-кто?» Довольно скоро стало ясно кто: мужчина всей моей жизни. Впервые я встретила мужчину, который во всем меня превосходил: был умней меня, добрей меня, остроумней меня, опытней меня… Я пропала. Я родилась заново.
А через полгода у Стива закончился срок, и он улетел в Америку. В аэропорту мы поклялись друг другу в вечной любви. В один из последних дней Стив купил мне три огромные плитки швейцарского шоколада. Я сказала себе: буду есть по одной дольке в день и, когда съем все, увижу Стива. Шоколад был съеден за три месяца. Через три месяца мы встретились на карибском острове Сент-Люсия, безвизовом для россиян. Я впервые в жизни пересекла океан. А когда вернулась, сказала Мише, что больше не могу быть его женой. Уже десять лет мы живем со Стивом, вознаграждая себя за частые разлуки в первые годы тем, что теперь не разлучаемся ни на минуту, благо оба безработные. Слоняемся по всему миру за ручку. «Ваш ключ, мистер Павлова», – говорят Стиву гостиничные портье, когда мы приезжаем на очередной поэтический фестиваль. «Хэлоу, миссис Сеймур», – говорят мне швейцары, когда мы возвращаемся. Понимаем друг друга с полуслова. Видим одинаковые сны. Читаем вслух, слушаем музыку. Я то и дело ною: «Давай поженимся!», хотя мы официально женаты уже пять лет. Мы поженились двадцать восьмого сентября 2006 года в ЗАГСе на Бутырской улице, с видом на тюрьму (только там можно выйти замуж за иностранца) и отправились из ЗАГСа в Сережину галерею ArtPlay, где уже собрались наши друзья, человек восемьдесят, приглашенные на презентацию моей рукописной книжки «Письма в соседнюю комнату, 1001 объяснение в любви» (с номера четыреста сорок это объяснения в любви Стиву, и только Стиву). Книжку привезли в галерею прямо из типографии, я впервые ее увидела в тот день. Она вся написана от руки, даже выходные данные. Я два месяца выводила стишки парадным почерком, художники в издательстве ACT шесть месяцев сканировали мои листочки и рисунки четырехлетней Лизы – у нее в этом возрасте был период графической гениальности. На форзаце – имена дорогих мне людей, выписанные из дневников (там можно найти всех, о ком я успела рассказать, – всех до одного). Список мне очень пригодился, когда я приглашала гостей на свадьбу-презентацию.
И вот гости собрались, слоняются по галерее, пьют, болтают, вдруг – фортиссимо – «Свадебный марш» Мендельсона, под звуки которого мы со Стивом выходим из укрытия: я в розовом платье, он в смокинге, все в шоке. И такое началось веселье! Но сначала я всем подарила книжку. Подарила не без пафоса: Наташа моя пела «Письмо Татьяны», а я эту Татьяну изображала – сидела за столиком и писала. На книжках. Бросала взгляд в зал, выхватывала еще одно дорогое лицо и писала на книжке: «Люблю Володю с Ирой», «Люблю Аньку с Сережей», «Люблю Юльку», «Люблю Наташку». Сцена письма длинная, я успела подписать книги всем. И раздать. Володя Сорокин спел «Эпиталаму» Рубинштейна, и начались танцы до упаду. Все смешалось: Лиза вальсировала с Приговым, я пела дуэтом с Петрушевской, а Лизина учительница литературы Ольга Сергеевна Шавард с изумлением наблюдала, что вытворяют персонажи ее лекций. Настало время танца с отцом. Ираида Юсупова (великий композитор, я с гордостью ношу звание ее придворного либреттиста) заиграла на синтезаторе папино любимое «Утро туманное», папа обнял меня, мы сделали несколько неуклюжих па, и папа со словами «Да не умею я танцевать!» подхватил меня на руки и пять минут кружил – семидесятилетний богатырь.
ГОРАЛИК А что было самое важное за последние пять лет?
ПАВЛОВА Каждый день что-нибудь важное происходит, но это еще не биография, это пока дневник. Наверное, самое важное – встречи, хорошие люди. Нам так везет на хороших людей, у нас такие друзья появились! Не только в России. Некоторые европейские страны нами переименованы: Францию зовут Боря Лившиц, Италию – Людмила Шаповалова, Швейцарию – Галя Бови, Германию – Катя Медведева, Англию – Валентина Полухина. В Америке у нас много любимых, но и у Америки есть имя: ее зовут Елена Демиковская.
ГОРАЛИК Как Америка приняла ваши стихи?
ПАВЛОВА Похвастаться, что ли, как мы со Стивом покорили Америку?
ГОРАЛИК Обязательно.
ПАВЛОВА Охотно. Во-первых, мои стихи в Стивиных переводах вышли в The New Yorker: четыре стихотворения на одном развороте. Я очень гордилась и всем говорила: «Я жена переводчика The New Yorker!» После этого нам написали из МТА (управления метрополитеном) и попросили один стишок из нью-йоркской подборки для плакатика. Три месяца этот стишок катался в семи тысячах вагонов, его весь Нью-Йорк выучил наизусть, он запоминающийся: «Если есть чего желать, значит, будет о чем жалеть…», из ранних, кто бы мог подумать, что его ждет такая судьба. Так что издательство Knopf, предложившее нам выпустить книжку переводов, целиком поместило этот стишок на суперобложку. Книжка так и называется: «If There Is Something To Desire», и по результатам 2010 года она попала в десятку поэтических бестселлеров Америки, оказавшись единственной переводной книжкой в этой десятке. Я сейчас хвастаюсь Стивеном, я тут совершенно ни при чем! Что поразительно: люди, читающие эту книжку, даже не отдают себе отчета, что это перевод: пишут пародии, сочиняют песни, просят разрешения взять стишок в учебник для адвокатов, в пособие для молодых родителей, в качестве эпиграфа к роману, подписи к фотографии. Запросы приходят из Швеции, из Австралии, бог весть откуда. Вот что делает язык международного общения. Вот что Стив натворил.
