Д. Спивак - Лингвистика измененных состояний сознания
15
пытуемых, характерный для нее словарный запас или другие ее стороны, поддающиеся в основном полуинтуитивной обработке, а на наличие формальных сознательно неконтролируемых структур. Испытуемый, желающий пройти массовый отбор успешно, легко может догадаться, что даже при физической нагрузке ему следует говорить рассудительно, «интеллигентным» языком, не обнаруживая утомления, но изменить, скажем, сравнительную склонность к образованию будущего времени при помощи приставки (сделаю) или вспомогательного глагола (буду делать) практически не в состоянии даже лингвист-профессионал. Разработанный нами тест рассчитан на исключительно количественную обработку лек-сико-грамматических структур при сохранении всех качественных, контекстно-семантических особенностей языкового мышления испытуемых.
Важнейшей характеристикой языковой способности на всех этапах диссолюции нам представляется отношение количества речевых знаков к количеству узкоденотативных знаков естественного языка [ср. 53, с. 85]. К речевым знакам нами были отнесены слова и словосочетания, абстрактное (словарное) значение которых актуализируется преимущественно в контексте, — прежде всего знаменательные слова с относящимися к ним служебными словами. К узкоденотативным знакам были отнесены высокочастотные лексические единицы, обладающие конкретным и высокоэмоциональным в данных условиях содержанием (имена собственные и слова типа укол, врач в больнице или горы, поход в полевых условиях). Сюда относится также лексика, функционирующая в основном вне речевого контекста, обладающая нечетким кругом денотатов и актуализируемая по-своему в каждой конкретной ситуации (слово-сочетания-«штампы», слова-заменители типа это, эта штука, того, ну, туда, звукоподражательная и бранная лексика).
Выделение узкоденотативных знаков свидетельствует о признании сложного, многоуровневого построения структурно-семантической организации обобщенного мышления и познания. Находящее себе содержательные параллели в диахронии [16, с. 230; 52, с. 103] и в общем признаваемое лингвистами-теоретиками для синхронии языка [26, с. 23], функционирование узкоденотативных лингвистических знаков может считаться одной из ведущих характеристик семиотической организации языка, поскольку структура грамматических классов в конкретной речевой ситуации преломляется через знаковые структуры. Если же принимать в расчет только задаваемые нормативной грамматикой литературного языка классные характеристики лексем, не учитывая ни знаковых, ни контекстуальных закономерностей построения языка, то в речи даже безусловно психически больных людей не удается выявить никаких особенных структурных изменений. В таких случаях все обычно сводят к нарушению вероятностной организации речи [38,
Другой важной характеристикой языка нам представляется способность испытуемого к формально-грамматической операции
16
над семантически почти пустым полем ( например, изменить в заданном направлении бессмысленную фразу типа глокой куздры Л В. Щербы или дораю достравлять у М. Пей; набор таких предложений для языков различных типов см. [143, с. 111]). Суть задания такого рода лежит в том, что, очевидно, осмысленных пре-и постфиксов при бессмысленном корне слова вполне достаточно для языкового мышления независимо от общей языковой культуры испытуемого. Как показывают специально проведенные исследования, мера осмысленности предложений такого рода обусловлена опять-таки контекстом [111, с. 104] и при восприятии не вызывает трудностей сравнительно с обычными предложениями [103].
Группу заданий, направленных на выявление знаковых закономерностей языка, завершает классический ассоциативный тест. Несмотря на наличие здесь авторитетных исследований, обобщенных в вышедшем под редакцией А. А. Леонтьева в 1977 г. словаре ассоциативных норм русского языка, весьма неясными остаются закономерности ассоциативной структуры высказываний, принадлежащих к дихотомии «парадигматика — синтагматика». Так, до сих пор не доказано, ассоциации которого из этих двух фундаментальных типов возникают раньше на диахронической оси. Существуют результаты экспериментов, свидетельствующие о том, что на появление слова-реакции, скорее, большее влияние оказывает, какой частью речи является слово-стимул, чем семантические факторы [27, с. 9 — 10]. Не менее важную роль играет, очевидно, конкретно-эмоциональное восприятие слова-стимула испытуемым [9, с. 12-15].
К заданиям, ориентированным на исследование классной грамматической организации речи, нами была отнесена и классическая методика неоконченных предложений [9, с. 14—15; 10, с. 95— 98]. Здесь регистрировалась склонность испытуемого к выбору глагольного или именного продолжения заданного начала предложения, что представляется важным в свете принципиального для развития русского языка усиления глагольности предложения [61, с. 76], дополнительно изучавшегося и в задании на преобразование неглагольного предиката — весьма спорной для русского и некоторых других индоевропейских языков части речи.
В исследовании морфологии наш тест в основных чертах повторяет разработанное известным лингвистом Г. Сэвином задание, где количество слов, запомненных и повторенных после содержащей какую-либо грамматическую конструкцию фразы, измеряет трудность ее восприятия. Результаты Сэвина позволили ему ранжировать важнейшие языковые конструкции в весьма отчетливой форме [150]. Важная корректива, внесенная нами в этот тест, состояла в учете убедительно эмпирически обоснованного закона Миллера, согласно которому испытуемым ввиду ограниченности речевой памяти воспринимаются при аудировании в основном 7±2 последних слова [89, с. 279 — 302]. Следовательно, наше задание, содержащее 9 — 10 слов, исключало возможность механи-
Y д' лгЬ<!:У#&рствепна i 17
Частная библиотека ,м. А. М. Горького 411.1ПаО
ческого запоминания и в то же время воспринималось испытуемым целиком (иначе см. [9, с. 35; 99, с. 15]). Общее число слов в других заданиях теста не превышало девяти для избежания этой трудности, причем союзы подсчитывались как отдельные слова, а предлоги считались за единицу со словом, к которому относились. Такое положение находит себе опору в онтогенетических [135, с. 167] и синтаксических [33, с. 164] исследованиях.
Наконец, целая группа заданий была направлена на выявление синтаксических закономерностей построения языка. В границах предложения уделялось внимание заданию, описанному в предыдущем абзаце, для анализа сложности восприятия различных типов утвердительных и вопросительных предложений. Значительное внимание было уделено также анализу закономерностей порядка слов в рамках предложения, поскольку материалы онтогенетических исследований языка позволяют предполагать наличие на глубинных уровнях языка взаимосвязи таких морфологических и синтаксических средств, как размещение членов предложения относительно предиката и активно-пассивная диатеза [135, с. 167 — 172; 159, с. 197]. Тема-рематическому построению сверхфразовых единств было посвящено задание, состоящее в составлении сложноподчиненного предложения из двух простых, последнее из которых могло относиться как к субъекту, так и к объекту первого. Таким образом, исследовалась склонность к использованию субъектного либо объектного подчинения при возможно решающей роли синтаксического соположения.
Состояние теории этого вопроса весьма наглядно отражает трудности, с которыми сталкиваются экспериментирующие лингвисты вообще. Так, если придерживаться публикаций лишь одного из самых авторитетных в данном узком вопросе автора, примерно одинаковой обоснованностью обладает как точка зрения об онтогенетической первичности объектных придаточных, так и в общем более близкое этому автору положение о первичности субъектного подчинения. Вместе с тем хорошо обоснована и точка зрения об отсутствии какой-либо закономерности при освоении придаточных предложений, причем нельзя исключить и возможности неоднократной д& достижения 9—10 лет смены предпочтения Г121; 122].
В целях четкости изложения и удобства практического пользования тестом настоящий раздел завершается типовой анкетой и инструкцией по ее количественной обработке, применяемыми в настоящее время при массовом отборе в качестве стандартного инструмента исследований на основе описанных принципов. Первоначальный вариант теста состоял из нескольких десятков построенных на основе изучения теоретико-лингвистической литературы заданий. Окончательный же отбор заданий, дающих самые большие численные различия при переходе от одного уровня диссолюции к другому, обусловливался исключительно практикой. (М)ЬМа КОНСТруктивным нам представляется тот факт, что наиболее эфф ктивными с этой точки зрения в корпусе теста оказались 18
