Олжас Сулейменов - Книга благонамеренного читателя
За десятилетия, прошедшие после слов неистового Марра, мало что изменилось. Если бы тюркскому языку было уделено достаточно серьезное внимание, сколько бы мифов языкознания и историографии уступили место реальности и, может статься, гуманитарные науки ещё на шаг приблизились бы к точным. Но пока индоевропеисты считают тюркские языки окраинными, поздними; наречиями, провинцией индоевропейской империи, пока сами тюркологи не могут удержать свои портки без помочей преданного ученичества, и без конца глухо и слепо повторяют оскорбительные истины благообразных учителей своих, мы будем блуждать по своему дому в черных повязках Фемиды, натыкаясь лбами на до боли знакомые углы.
П р и м е ч а н и я
1. В лексике современного английского языка содержится более 50 процентов одних только романских заимствований. В корейском словаре — 75 процентов китайских слов. По подсчетам О. Н. Трубачева, в «Этимологическом словаре русского языка» Фасмера находится общеславянских слов (и ранние заимствования) — 3191. Восточнославянских — 72. Русских слов — 93. Поздних заимствований — 6304. Неясных по происхождению — 1119. («Вопросы языкознания», 1957 г., № 5, стр. 67). Цифры приблизительные. Не учтены последние выпуски словаря Фасмера. Но и этот список дает наглядное представление о том, как открыт язык для влияний.
2. Дьяконов И. М. Языки Древней Передней Азии. Москва, 1967, стр 21.
3. Ахваледиани Г. Начало дороги в мир… «Литературная Грузия», 1968, № 11, стр. 14.
4. См. «Вопросы языкознания», 1970, стр. 51–62.
5. Марр Н. Я. Избранные работы, т. IV. Москва, 1937, стр. 184–186.
6. Там же, стр. 144–145.
Юрта и Лувр
Тюркское языкознание будучи младшим детищем индоевропеистики на первых порах послушно повторило цели и методы своей родительницы. Повторило и ошибки. Индоевропеисты давно отказались от некоторых из них. Тюркологи — продолжают их развивать. Есть много общего в начальных периодах обеих наук:
1. С изучения языка памятников древнеиндийского письма (санскрита) началось индоевропейское языкознание. С изучения языка письменных памятников Орхона и Енисея началась тюркология.
2. Увлечение санскритом привело первых индоевропеистов к ошибочной теории, по которой санскрит объявлялся самым древним языком индоевропейской семьи, т.е. праиндоевропейским языком — основой, или, по крайней мере, очень близким к нему, и соответственно все нормы европейских языков, отличающихся от санскритских норм, считались искажением санскрита.
Так Г. Бенфей и Фр. Бопп утверждали, что праиндоевропейский язык содержал всего три гласных (a, i, у) ибо всего три гласных было отмечено в санскритских текстах.
Позже (еще в XIX веке) с открытием закона палатализации было доказано (Коллиц), что гласных в праязыке было больше на две (е, о), которые потом (уже в санскрите) слились в «а». Это была первая победа научного метода над ползучим эмпиризмом начальной индоевропеистики.
Тюркским санскритом считается язык орхоно–енисейских памятников (VIII век). Развитием его — язык памятников восточного Туркестана (X–XI–XIII вв.). Сохраняются его нормы в языках современной огузо–карлукской–уйгурской группы (туркменский, азербайджанский, турецкий, узбекский, уйгурский).
Почти сто лет назад И. Грунцель высказал предположение, что первоначально в тюркских языках было три гласных (а, i, у). (Насколько живучи в тюркологии предрассудочные идеи можно судить хотя бы по тому, что и сегодня у И. Грунцеля есть последователи. Так М. А. Черкасский недавно, в 1965 году, писал, что система тюркского вокализма была треугольной (i, а, у), в орхонское время она стала четырехчленной (i, а, у, ÿ); Главным и единственным аргументом в пользу последней модели у М. А. Черкасского являются «данные орхонского письма». В орхоно–енисейском действительно всего четыре знака для обозначения гласных. Но ещё В. Томсен установил (25 ноября 1893 года), что эти четыре знака в различных контекстах выражали 8 гласных звуков, которые были в языке того времени).
Как видим, общего в начальной истории индоевропейского языкознания и тюркского было довольно много и совпадения буквальные. Но отличие в том, что линии дальнейшего развития индоевропеистики и тюркологии не совпали: первая продолжала полого восходить, вторая шла параллельно с земной поверхностью и в иных моментах почти сливаясь с ней. Тюркология так и осталась начинающей наукой, пасынком индоевропейского языкознания. В XX веке ещё не появились имена равные В. В. Радлову и В. Томсену. Она продолжает оставаться статистической, прикладной отраслью знания. За время после открытий Томсена ни одного фонетического закона, управляющего тюркскими языками, не было описано.
Десятилетиями в индоевропеистике шел спор о букве «е». Как мы уже упоминали, Ф. Бопп и другие утверждали, что ее не было в праязыке, так как ее нет в санскрите и в других индоиранских письменных языках. Законом палатализации было, наконец, установлено, что до санскрита «е» существовало, и ее вытеснило в санскрите «а». В тюркологии спор о «е» ещё только начинается, так как в орхоно–енисейских памятниках «е» не обнаружено, и нет его в уйгурских письменах, следовательно, той гласной не было и в помине. Она появилась позже на основе «ə».
Философы Греции время от времени задавали себе вопрос: «А не путаю ли я причину со следствием?» Этот вопрос развивал философию и естественные науки Греции. Но тюркологам не пришла мысль попытаться хотя бы теоретически поменять местами эти две неизвестные (ä > е, е > ä) и посмотреть, что из этого последует. Это бы привело к объяснению многих неясностей, нелогичностей, беззакония тюркской фонетики и морфологии. Порой слишком правильная, освященная авторитетами предпосылка тормозит науку, а явно недисциплинированная, противоречащая всему зданию теории предпосылка — неожиданно толкает науку вперед.
А. М. Щербак1 реконструировал несколько сотен платформ (т.е. слов пратюркского языка). Ни в одной из них нет буквы «е». Не только вокализмом, но и консонантными основами они слишком уж навязчиво напоминают формы opxoнo–енисейские (иначе говоря огузо–карлукские). Из современных языков образцом послужил туркменский. Если верить А М. Щербаку, все тюрки в доисторическую эпоху говорили на чуть искаженном туркменском. В последние века они ушли от него, и развились кипчакские языки и сибирские.
…Во многих современных тюркских языках существуют долгие гласные. Существовали ли они в пратюркском? Тюркологи XIX века отрицали такую возможность, считая, что это явление позднее. Е. Д. Поливанов (в 1924 году) привел довольно убедительные аргументы в пользу выделения первичных (или пратюркских) долгих гласных. Он отметил, что при восстановлении пратюркской долготы должны быть учтены туркмено–якутские соответствия. А. М. Щербак без оговорок принимает эту идею и метод. Действительно, туркмены и якуты расстались, видимо, давно. И если в их языках сохранились какие–то общие черты, то это, несомненно, черты древние. Иначе и не могло быть. И исходя из этой идеи Л. М. Щербак восстанавливает праформы так: ыыр — худеть, уставать (якутское), аар (туркменское) — следовательно, в пратюркском было — аар; ыыс — работа (якутское), ыыш (туркменское), следовательно — ыыш (пратюркское), аас — переходить, переливать (якутское), ааш (туркменское), ааш (пратюркское) и т.п.
Вопрос о пратюркских долгих не может решаться столь решительно, ибо нельзя обойти молчанием аргументы против.
Прежде всего, данные тюркского санскрита (орхоно–енисейские тексты).
Древние индийские и иранские системы письма содержали знаки для долгих и кратких звуков, но не было знаков для обозначения мягких и твердых гласных. Ибо не было уже такого разграничения по качеству в тех языках. Орхоно–енисейское письмо, уникальнейшее в своем роде. Оно единственное из всех известных алфавитов строго подразделяет буквы по принципу — твердые и мягкие. Ибо такое деление существовало (и существует) в тюркских языках, для которых письмо создавалось. Но нет знаков для долгих гласных и согласных. Если бы долгие были характерны для тюркских языков того времени так же как, скажем, для иранских, то можно не сомневаться, что орхоно–енисейское письмо отразило бы это состояние. Можно с уверенностью утверждать, что во всяком случае огузо–карлукским языкам (к которым относится и туркменский) долгота в VIII веке ещё не была присуща. Она появилась в поздний период. И причины этого появления очевидны. И странно, что лингвист–фонетолог не придал им должного значения. Причины эти в своеобразии истории огузо–карлукских народов.
Одним из главных недостатков индоевропейской теории было то, что индоевропейские языки рассматривались изолированно от общемирового глотогонического процесса. Индоевропейские языки якобы развились вне зависимости от тюркских, угро–финских и других. Новая теория Н. Марра была протестом против такой узости индоевропеистов. Но, к сожалению, его методы опорочили в сущности справедливую идею коренных связей мировых языков, которая сейчас частями развивается в ностратической теории. Тюркологи пока умудряются проводить тюркские языки по крутым склонам истории, как слаломистов, не задевая флажков. Тюркские языки, оказывается, не испытывали никакого влияния индоиранских, семитских, угро–финских (хотя на словах влияние может и признаваться, но лишь крайне незначительное и позднее — как, например, воздействие таджикского на узбекский). К чему приводит этот неисторический подход к истории языка, видно на примере книги А. М. Щербака.
