Лев Успенский - По закону буквы
Следуя за мягким согласным, буква Я читается как «а». В подударных слогах это слышно ясно «бьака», «вьазко». А там, где ударение отсутствует? Там мы всё равно пишем Я, хотя выговариваем нечто весьма неопределенное — «утя-утя», «готовальня». Стоит-то тут «я», но, пожалуй, правильнее было бы на его место поставить какой-нибудь «паерок» — «ь» — «готовальнь».
Едва ли не в одном лишь случае буква-совместитель отказывается служить — если ей надлежит стоять после Ж и Ш, Ч, Ц, Щ… «Структурная типология языков» покажет вам, что комбинаций «одна из этих букв плюс Я» русский язык не знает ни в иностранных словах, ни в говорах и диалектах и что для «графемы Ж запрещаются пары ЖШ, ЖЫ, ЖЯ…».
Между тем ведь согласные «ч» и «щ» — всегда мягкие. Значит, Я самое бы место стоять после них. Так нет же — «чайка», «щавель», «щадить». Всюду на бумаге А, хотя на языке «я»…
Откровенно скажу — какие рациональные причины лежат в основе этого правила, я вам растолковать не возьмусь.
Это все было «про свой дом», о внутренних, русское язычных делах. Но неутомимая буква Я берется обслуживать и «иностранцев», и, по правде сказать, не всегда с одинаковым правом.
Вот западные имена: Лябурб, Ляó. Так они написаны в томе 25-м БСЭ. Но из тома 24-го я мог бы выбрать Лагранж, Ламарк, Лаплас — и они оказались бы написаны совершенно иначе, хотя и там и тут передается одно и то же буквосочетание латиницы — LA.
Корректоры следят, чтобы таких противоречивых написаний не появлялось бы в одной и той же книге. Но вот, видите, при многотомности это возможно даже в одном и том же издании. А почему?
Западноевропейская буква L не совпадает по своему звучанию ни с нашим «л», ни с нашим «ль». Отсюда возможность и следующий за ней гласный слышать (русским слухом) то как «а», то как «я», то как «у», то как «ю» и т. д.
В результате же букве Я находится лишняя работа, и притом далеко не в тех только ситуациях, которые я уже упомянул. Она берет бесстрашно на себя изображение звуков, достаточно несхожих друг с другом, — от только что упомянутого французского «а» до финского «а».
Как он звучит, этот финский звук «а»?
Финские грамматики для русских считают, что это звук, почти совпадающий с русским «я» в таких словах, как «няня» или «пять», но более точно соответствующий английскому «а» в закрытом слоге — cat — кошка.
Вот головоломка! Попробуйте английское cat выговорить с нашим «я» из «няни» — что-то у вас получится? Или попытайтесь слово «пять» произнести, предварительно научившись правильно выговаривать то же английское cat. He поздравляю вас с результатами! Меня, например, не очень-то удивляет, что за свою долгую жизнь я не увидел еще ни разу в русском написании слова «джентльмен» с буквой Я в последнем слоге — «джентльмян»: просто наши переводчики еще не ознакомились с этим финским указанием. А вот, передавая имя героя «Калевалы», финского старца-вещуна, мы его пишем по-разному: то Вейнемейнен, то Вяйнемяйнен. И трудно категорически сказать, какое написание ближе к оригиналу.
Очень часто нам известно, что в «оригиналах» этих фигурируют звуки, совсем непохожие на наш «я» или «йа». Так, русский этноним «якуты» связан с эвенским словом «екот» — множественное число от «еко» — якут. Помните песню об острове Ямайка, занесенную к нам с пластинкой Робертино Лоретти? Лоретти пел, как и положено итальянцу, «Джамайка». Мы ставим в начале этого топонима наше Я. А само название острова происходит от карибско-индейского «Хаймака» — «Остров источников». Видимо, путь от карибского до русского был сложным. Имя прошло «испанскую» стадию, а в испанском языке звук «х» передается буквой J — «хотой». Но англосаксы, видя написанную «хоту», читают ее как «джи». Слово Jamajka может быть прочитано как «Джамайка» — по-английски или итальянски, как «Жамайка» — по-французски, как «Ямайка» — у нас.
Но в общем надо сказать, что мы с употреблением нашего Я чрезвычайно непоследовательны. Случается, мы рабски следуем за языком, откуда черпаем слово или имя, скажем, именуя затеняющую решетку на окне — «жалюзи» или баснописца Лафонтена — «Жаном», а порой то же самое французское «J» превращаем в наш звук «й», а JA — в Я: «якобинцы», «янсенисты».
Дело доходит до прямых небрежностей. Так, в наших энциклопедиях богослов Корнелиус Янсен именуется Янсеном, а астроном Пьер-Сезар Жансен — Жансеном, хотя во французском словаре Лярусса оба они стоят рядом и оба пишутся одинаково через JA.
Впрочем, составители энциклопедий могут оправдаться: Корнелиус Янсен был всё-таки по происхождению голландец.
Но все мы называем наиболее революционную партию французского Конвента партией «якобинцев», потому что «якобинский клуб» помещался в «якобинском», в честь святого Иакова, монастыре. В то же время мы говорим и пишем о стиле Жакоб в искусстве создания мебели, о фирме талантливых мебельщиков XVIII века «Жакоб», то есть Яковлевых, по святому Иакову.
Во Франции оба слова звучат одинаково: «жакобэн» и «стиль Жакоб».
Основа одна, но русское написание — разное. Почти как в истории про букву «ты».
Вот и все, что я смог рассказать вам и про последнюю букву русской азбуки, и, естественно, про все предыдущие буквы, ее составляющие.
Желая указать на начало и конец чего-либо, какого-нибудь процесса, греки говорили «от альфы до омеги».
Римляне и все их наследники по алфавиту употребляют вместо этого выражения «от а до зет»: последней буквой у них уже перестала быть «омега».
Мы когда-то переводили эту поговорку — «от аза до ижицы», теперь же перешли на новомодное (двухвековое!) «от а до я».
То, что у нас название последней буквы азбуки совпало с формой именительного падежа единственного числа личного местоимения первого лица, явилось поводом для многократного обыгрыванья этого факта и в живой речи, и в литературе, даже в произведениях небесталанных и далеко не невежественных литераторов. «Что ты со своим «я» вперед лезешь? Забыл, что «я» в азбуке — последняя буква…»
Логика довольно слабая, и знание фактов незначительное: до самых дней Петра Первого именем местоимения первого лица называлась первая буква азбуки, а что это меняло? Или тогда следовало «со своим «азом» по праву вперед пробиваться? Нет, народная мудрость в этих случаях явно за волосы притягивается.
Ну вот! А теперь вспомним, чем же кончилась история с буквой «ты».
Через день после уже изложенных тревожных событий рассказчик снова посадил Иринушку за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал:
«— А ну, сударыня, давайте, почитайте что-нибудь.
Она, как всегда перед чтением, поерзала на стуле — вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло, не переводя дыхания, прочла:
— Тыкову дали тыблоко…
…Вам смешно, — пишет далее Леонид Пантелеев. — Я, конечно, тоже посмеялся. А потом говорю:
— Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко! Они удивилась и говорит:
— Яблоко? Так, значит, это буква «я»?
Я уже хотел сказать: «Ну, конечно, «я». А потом спохватился и думаю. «Нет, голубушка.
Знаем мы вас. Если я скажу «я» — значит опять пошло-поехало? Нет уж, сейчас мы на эту удочку не попадемся».
И я сказал:
— Да, правильно. Это буква «ты».
Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же ты поделаешь? Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы все это кончилось. И может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы вместо «яблоко» «тыблоко»…
…А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без единой ошибки…»
Вот какой счастливый конец у этого прелестного детского рассказа. Но мне кажется, что его мораль следует на ус себе мотать не только детям, но и взрослым. Какую мораль? А, например, такую.
Соотношение между двумя явлениями языка — буквой и выражаемыми ею звуками или звуком — есть величина чрезвычайно переменная. Если вас в детстве научили, что такой-то причудливый рисуночек обозначает совокупность звука «й» плюс «а», то вы потом всю жизнь будете связывать его именно с «йа», ни с чем другим. Если вас приучили читать тот же самый рисунок как «ты», ничего особенного не случится: увидите Я, а прочтёте «ты». И, наткнувшись на строчку «Яква вот такой высоя», произнесете спокойным образом: «Тыква вот такой высоты».
