Александр Каревин - Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)
В этом отношении интересны данные опроса, проведенного в Киеве Институтом социологии НАН Украины в апреле 2000 года. При ответе на вопрос: «Какой язык Вы считаете родным?» — 76 % киевлян — украинцев по происхождению назвали украинский. Когда же социологи несколько перифразировали вопрос: «На каком языке Вы общаетесь в семье?», только 24 % киевлян-украинцев ответили, что на украинском {574}. «В ответах на вопрос о родном языке респонденты нередко отожествляют его с этническим происхождением — отмечает заместитель директора Института социологии НАН Украины, доктор социологических наук Н. А. Шульга.— Поэтому для того, чтобы получить более объективную картину распространения языков в разных сферах жизни, необходимо задать вопрос не только о родном языке, но и на каком языке люди общаются в разных обстоятельствах» {575}.
Однако и вопрос о языке общения в семье полностью картину не проясняет. Как утверждает тот же Н. А. Шульга, «косвенным показателем распространения русского языка в Украине является выбор респондентами языка анкеты. Институт социологии НАН Украины при массовых опросах использует социологические анкеты на двух языках — украинском и русском. Перед тем как начать опрос, интервьюер предлагает респонденту по желанию выбрать анкету или интервью на украинском или русском языке. Иначе говоря, каждый социологический опрос — это манифестация языковых предпочтений населения, своего рода референдум». В результате, как выяснилось во время всеукраинского опроса, 49,5 % респондентов ответили, что общаются в семье на украинском языке, 48,5 % — на русском языке, 2 % — на другом языке. Однако анкеты на украинском языке предпочли взять только 37,2 % респондентов, в то время как на русском — 62,8 % (данные апреля 2000 года) {576}. Иными словами, среди тех, кто уверяет, что общается в семье на украинском языке, многим на самом деле легче говорить по-русски.
Вспомним еще раз и цифры, приведенные Яворивским: лишь несколько десятков тысяч человек действительно владеют украинским языком. Их и можно отнести к числу настоящих украиноязычных. К тому же и среди этой категории далеко не все являются украинцами по происхождению. Еще в начале украинизации было замечено, что часто евреи, поляки и великороссы гораздо быстрее овладевают украинским языком, чем те, для кого он официально является родным. «Я знаю множество фактов, как кое-кто, например из русских или евреев, недавно начав украинизироваться, превзошли на всех участках языковых (а особенно в письменности) „вековечных украинцев“» {577},— свидетельствовал один из главных подручных Кагановича — М. Ф. Сулима. Это еще раз доказывает, что пресловутая «рідна мова» украинцам не ближе, чем великороссам или евреям.
Глава 8. Украинизация или манкуртизация?
Подведем итоги. Со времен Киевской Руси на всей ее территории (и на юго-западе, и на северо-востоке) существовал один русский язык. Этот язык стал разделяться на наречия (малорусское, великорусское, белорусское) после временного распада единого государства, захвата отдельных его частей иноземными поработителями. Великорусское наречие развивалось на основе языка прежней Руси — Киевской. Это объяснялось относительно свободным культурным развитием северо-восточных русских земель (области распространения великорусского наречия). Татарская Золотая Орда, в зависимость от которой попала Северо-Восточная Русь, собирала с подвластных территорий дань, иногда опустошала их разорительными набегами, но не навязывала своей культуры, языка. Доказательством тому служит современный русский язык, в котором сохранилось очень немного слов татарского (также как и финно-угорского) происхождения.
По-иному сложилась судьба Руси Юго-Западной (Малороссии), подвергшейся польскому влиянию. Это влияние существенно отразилось на культуре вообще, и на языке, в частности. В результате малорусские народные говоры представляли собой пеструю русско-польскую смесь. «Польскому влиянию, прежде всего, попала Южная Русь,— писал И. И. Огиенко.— Влияние это началось рано,— уже в XIV веке в южнорусской речи есть полонизмы. Влияние это с течением времени все разрасталось и дошло до того, что ополячилась почти вся южнорусская знать. О языке и говорить нечего: литературный южнорусский язык, особенно XVII века, сплошь пересыпан полонизмами». Последствия полонизации сказывались долго. Как замечал ученый в 1915 году, «современная малорусская речь содержит в себе весьма много заимствований из языка польского» {578}. (Через два года разразилась революция, и Огиенко вместе с другими украинофилами принялся распространять легенду о древности самостоятельного украинского языка. Но это была уже не наука. Это была политика.)
Полонизация прекратилась (да и то не сразу) после воссоединения Малой Руси с Великой. Начался естественный процесс очищения народной речи от полонизмов. Этот процесс и задумали остановить руководимые поляками украинофилы путем создания из малорусского наречия самостоятельного литературного языка. Противоестественность украинофильских стремлений была очевидной с самого начала. Самостоятельный язык возникает только при долговременном самостоятельном существовании народа, чего в данном случае не было. Один из киевских публицистов XIX века сравнивал отношения малорусского наречия и русского языка с отношением ручья и полноводной реки. «Ручей, необыкновенным разлитием отведенный от родной реки» затем «снова смешивал воды свои с ее водами». После этого «ужели ручей может катить свои волны отдельно от реки?» Точно так же и малорусское наречие могло составлять народный говор только в эпоху польского ига («от уклонения ручья в сторону до слития его с рекою»). «Малорусское просторечие как явление временное, случайное, как говор, сложившийся для выражения бедной жизни народа русского под влиянием польским, есть явление для нас понятное, почти безразличное в устах запорожца времен Мазепы; но отстаивать, тем более обособлять это наречие теперь, после вековой почти, нераздельной жизни разных членов семьи русской?» Такое намерение будет означать попытку «окаменять это наречие, увековечивать в нем ржавчину, въевшуюся в кости русские от цепей чуждого рабства» {579}.
Кроме того, замечал публицист, малорусское наречие приспособлено исключительно для потребностей крестьянской жизни. «Чтобы создать из подобного наречия язык, а особенно литературу, нужно сделать то же, что должен был бы сделать человек, у которого нет и гроша, а ему хочется иметь миллион, то есть украсть его или одолжить. Чтоб и просторечье малорусское сделать органом всех выводов, изобретений и наблюдений науки, создать, то есть, малорусскую литературу, для этого оно непременно должно или украсть, или взять на прокат у языка русского или польского очень многое, и, прежде всего, хоть технологию, создать (если есть возможность) грамматику, да очистить речь свою от солецизмов (синтаксических ошибок, слово «солецизм» происходит от названия древней афинской колонии Сол, утратившей чистоту греческого языка.— Авт.) и барбаризмов (слов, несвойственных данному языку и заимствованных из других языков.— Авт.) как принадлежностей бедного, неустроенного наречия» {580}. Первый путь (заимствование из русского литературного языка) вполне естественен. Однако в этом случае «порченое наречие, малорусский жаргон преобразится в чистый русский язык. Так, когда вера и обрядность униатская очистились от искажений, внесенных в нее католицизмом, они явились по-прежнему православными; а что случилось с верою южнорусского народа, того весьма законно желать и для его языка как для равноправного вере элемента народной жизни. От того и талантливейший из людей, писавших малорусским наречием,— Шевченко вынужден был поминутно черпать обеими руками слова и обороты из русского словаря и говора».
Но украинофилы пошли другим путем, польским. «Кроме закрепления бесчисленных чуждых русской речи слов и оборотов, насильно вторгшихся в нее от причин, теперь несуществующих, они поминутно обращаются к лексикону своих и наших приятелей, только лишь для того, чтобы не обращаться к словарю родному, русскому. Сюда относятся: „погляд“, „оповідання“, „омана“, „наданий“, „одностайний“, „жаданьє“ и многие другие, которых нет в малорусском говоре, происхождение которых очевидно… Когда все эти непрошенные протекторы обособления малорусского наречия начнут подвигаться по этому пути вперед, они незаметно попятятся назад, в объятия латино-польской пропаганды: их наречие из порченного русско-славянско-польского обратится, может быть, в язык, но, конечно, порченый — польский, и они, изменив языку предков, запишут в истории имена свои рядом с теми из них, которые изменили вере предков» {581}.
