Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования
Этот благородный поступок высоко оценил В. И. Ленин. В подготовленный проект декрета о национализации галереи, который утверждался 30 мая 1918 г. на заседании Совнаркома, Ленин собственноручно внес поправку: в текст "Московскую городскую художественную галерею П. и С. М. Третьяковых объявить государственной собственностью Российской Федеративной Советской Республики" Ленин вписал слово "имени" (т. е. "имени П. и С. М. Третьяковых")[262].
Можно назвать целый ряд замечательных начинаний П. М. Третьякова, которые он осуществлял на протяжении четырех десятилетий, создавая свою галерею. Одно из них достойно особой признательности потомства. Я имею в виду решение Третьякова собрать и с этой целью заказывать лучшим тогдашним художникам портреты выдающихся деятелей отечественной культуры.
С полным основанием В. С. Кеменов утверждает:
"Если бы не настойчивость Третьякова и не его высокое чувство ответственности перед народом, для которого необходимо запечатлеть силой русского искусства образы великих русских людей, мы не имели бы и десятой доли той богатейшей коллекции портретов, которой располагает сейчас Третьяковская галерея. И в этом огромная личная заслуга П. М. Третьякова перед русской культурой"[263].
Особое внимание собиратель уделял тому, чтобы были увековечены лучшие писатели того времени. Так, только И. Н. Крамской по заказу Третьякова написал с натуры Л. Н. Толстого, Н. А. Некрасова, С. Т. Аксакова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ю. Ф. Самарина, И. А. Гончарова, Я. П. Полонского, Д. В. Григоровича, А. Н. Майкова, Г. П. Данилевского, П. И. Мельникова-Печерского, Н. Д. Хвощинскую[264]. Ряд писательских портретов, в том числе портрет И. С. Тургенева, по заказу Третьякова исполнил И. Е. Репин.
Но первым к такой работе коллекционер привлек В. Г. Перова, которому в 1871 г. заказал портрет А. Н. Островского. А в следующем году, решив украсить галерею портретом Достоевского кисти того же художника, Третьяков обратился к писателю с просьбой:
Милостивый государь Федор Михайлович.
Простите, что не будучи знаком вам, осмеливаюсь беспокоить вас следующею просьбою. Я собираю в свою коллекцию русской живописи портреты наших писателей. Имею уже Карамзина, Жуковского, Лермонтова, Лажечникова, Тургенева, Островского, Писемского и др. Будут, т. е. заказаны: Герцена, Щедрина, Некрасова, Кольцова, Белинского и др. Позвольте и ваш портрет иметь (масляными красками); смею надеяться, что вы не откажете в этой моей покорнейшей просьбе и сообщите мне, когда для вас более удобное время. Я выберу художника, который не будет мучить вас, т. е. сделает портрет очень скоро и хорошо.
Адрес ваш я добыл от Павла Васильевича Анненкова.
В случае согласия — в чем я осмеливаюсь не сомневаться, — покорнейше прошу поскорее известить меня.
С глубочайшим почтением имею честь быть
вас милостивого государя покорнейший слуга П. Третьяков
Москва
31 марта 1872 г.
Адрес для письма:
Павлу Михайловичу Третьякову в Москве.
Живу в Толмачах в соб<ственном> доме. Это на случай, если не придется ли вам быть в Москве и, может быть, захотите зайти ко мне; письмо прошу адресовать просто: в Москву[265].
В отделе рукописей Третьяковской галереи, где находится архив коллекционера, ответ Достоевского отсутствует, хотя Третьяков бережно относился к своим бумагам, сохраняя даже денежные расписки художников. Содержание ответа Достоевского явствует из второго письма Третьякова:
Милостивый государь Федор Михайлович.
Душевно благодарен вам за ваше доброе согласие. Вышло так, что когда получил я ваше письмо, то избранный мною художник В. Г. Перов не мог уже поехать в Петербург по разным обстоятельствам, и вот только теперь можно назначить предварительно отъезд его — в конце сего месяца; пишет он скоро, и потому до 10 мая портрет непременно может быть готов. О дне его выезда я вас извещу.
С глубочайшим почтением имею честь быть
вас милостивого государя покорнейший слуга П. Третьяков
Москва
Апреля 15 дня 1872.
Достоевский, очевидно, уведомлял Третьякова, что 10 мая собирается уехать на летние месяцы в Старую Руссу, поэтому просил, чтобы художник завершил к этому сроку работу над портретом.
Через несколько дней, — по-видимому, в 20-х числах, — Перов поехал в Петербург. Приступая к написанию портрета, он уведомлял Третьякова:
"Нынешний день от 3 до 5-ти назначен сеанс с Федора Михайловича Достоевского, личность которого имеет свой интерес, и думаю, что для живописи будет также интересно; о нем в следующий раз напишу больше, а теперь исполняю его желание, которое он мне высказал, а именно, почему вы до сего времени не имеете портрета Аполлона Майкова, который, по его мнению, вам иметь необходимо, и он находит, что хорошо было бы, если бы я их написал в одно время.
Что вы на это скажете? Если да, то напишите письмо к Майкову на мое имя, и я с ним пойду к нему и напишу его портрет, если нет, то все-таки меня уведомите[266].
Достоевский мне дает только два часа в день, от 3 до 5 и два сеанса утром, о ходе дела напишу, прошу вас мне поскорее написать ответ"[267].
Сохранилось письмо Достоевского к Н. Н. Страхову 3 мая 1872 г., в котором имеются такие строки:
"…как нарочно, Перов Василий Григорьевич, художник, выпросил себе завтра в четверг льготный день и писать не будет. Да и портрет несколько затянулся, так что и нечего показать. А в воскресенье, кажется, он будет окончен вполне, да и с Перовым я бы очень хотел вас познакомить. (Третьяков поручил уже ему сегодня из Москвы снимать Майкова.) А потому весьма прошу вас не манкируйте в воскресенье. Но этак пораньше, если можно в пятом часу, например"[268].
Портрет кисти Перова явно пришелся по душе Достоевскому, поэтому он решил познакомить Страхова с художником и его работой.
Неделю спустя — 10 мая 1872 г. — Перов отправил письмо Третьякову:
"Наконец собрался вам написать о ходе наших портретов, которые скоро будут кончены. Достоевского портрет осталось, чтобы кончить, взять сеанса два, Майкова — сеанса 4. Портреты хороши, удачные. Достоевский не советует больше трогать голову Майкову, находя выражение вполне удовлетворительно. Майков также с большой похвалой отзывается о портрете Достоевского.
Нынешний день идет смотреть портреты Бессонов[269], по окончании приглашу Ге и Крамского.
К этим портретам можно применить нашу поговорку (за вкус не берусь, а горячо будет), и правда, как они написаны, т. е. хорошо ли, не знаю, но что в них нет ничего портретного, то это верно, мне кажется, что в них выражен даже характер писателя и поэта <…>
Достоевский и Майков находят, что для вашей галереи необходимо иметь портрет старика Тютчева, как первого поэта-философа, которому равного не было, кроме Пушкина, и который выше Гейне[270], — и Каткова, как первый ум России. Даже Достоевский выразился так, что, не имея их портрета, можно сказать себе: "слонов-то я и не приметил", одним словом, они Каткова считают гением[271].
Летом собираются посетить вас, а также поблагодарить вас за честь, которую вы им сделали, имея их портреты <…>
Еду работать с Достоевского, вчера я сделал два сеанса и работал 7 1/2 часов"[272].
Очевидно, в том же мае 1872 г. портрет, за который Третьяков уплатил 600 рублей, поступил в состав его коллекции[273].
Суммируя позже свои впечатления от сеансов художника, А. Г. Достоевская писала:
"Прежде чем начать работу, Перов навещал нас каждый день в течение недели; заставал Федора Михайловича в самых различных настроениях, беседовал, вызывал на споры и сумел подметить самое характерное выражение в лице мужа, именно то, которое Федор Михайлович имел, когда был погружен в свои художественные мысли. Можно бы сказать, что Перов уловил на портрете "минуту творчества Достоевского". Такое выражение я много раз примечала в лице Федора Михайловича, когда, бывало, войдешь к нему, заметишь, что он как бы "в себя смотрит", и уйдешь, ничего не сказав. Потом узнаешь, что Федор Михайлович так был занят своими мыслями, что не заметил моего прихода и не верит, что я к нему заходила. Перов был умный и милый человек, и муж любил с ним беседовать. Я всегда присутствовала на сеансах и сохранила о Перове самую добрую память"[274].
