Игорь Милославский - Говорим правильно по смыслу или по форме?
Без сомнения, всякий говорящий, а особенно пишущий не раз сталкивался с таким противоречием. С одной стороны – желание как можно более точно и кратко обозначить конкретную ситуацию. А с другой – необходимость ограничиваться нормами литературного языка, не выходить за его пределы, используя слова, которые в словарях имеют пометы разг. (разговорное), прост. (просторечное) и т. д.
Вот, например, свободную встречу с целью знакомства и/или обмена мнениями по-русски лучше не назовешь, чем тусовка. У этого существительного есть и производные: тусоваться – «проводить время на тусовке, участвовать в тусовке», тусовщик – «тот, кто любит тусоваться или много времени проводит на тусовках». А ведь все эти слова относятся к просторечным. Поэтому, если они так уж вам необходимы, поскольку выразят вашу мысль точно и кратко, лучше сопровождать их комментарием типа так сказать, как говорит молодежь, извините за выражение и т. п. Без таких комментариев ваши строгие собеседники, с которыми вы находитесь в официальных отношениях, могут заподозрить вас в том, что вы плохо владеете русским литературным языком.
Впрочем, определять, всегда ли и во всех ли ситуациях можно употреблять то или иное слово, – это дело авторов нормативных словарей. Но жизнь не стоит на месте, и, отзываясь на ее требования, время от времени им просто необходимо менять свои рекомендации.
Короче, Склифосовский!
По мнению некоторых лингвистов, основная тенденция развития всех языков предопределена стремлением говорящих к «экономии усилий». Разнообразные проявления этой тенденции представлены и в русском языке. Когда мы, например, произносим чек вместо человек. Или, покупая железнодорожные билеты, говорим: «Рязань, два, обратно». Объясняем приезжему, что до Театральной идет пятерка. Наверное, в разговорной речи, когда обоим собеседникам многое ясно из самой бытовой ситуации, подобные «сокращения» допустимы. Но всегда ли они простительны?
В истории русского театра много замечательных профессионалов и достойных граждан. Среди них и Михаил Семенович Щепкин. Сын крепостного, исполнитель главных ролей в пьесах Н.В. Гоголя, А.Н. Островского и В. Шекспира. Актер, для которого специально писал И.С. Тургенев. Его имя носит известное театральное училище. Хотя теперь его и в быту, и публично называют просто Щепкой. Не понимаю, как поворачивается язык для такого именования у тех, кто хоть что-нибудь знает о М.С. Щепкине. Такая же судьба у имени другого деятеля театра, чье имя носит другое московское театральное училище, – у Бориса Васильевича Щукина. Оно превратилось, как известно, в Щуку. Такая «фамильярность» не является особенностью только театральной сферы. Где, к счастью, насколько мне известно, еще остались в неприкосновенности имена К.С. Станиславского, Е.Б. Вахтангова, Г.А. Товстоногова, Р.Н. Симонова.
Мало кто из наших современников помнит об институте народного хозяйства имени Г.В. Плеханова, замечательного мыслителя и общественного деятеля. Зато почти все знают Плешку. За что же такое Георгию Валентиновичу? Может быть, многие наши современники, хоть и слышали что-то о Плеханове, не догадываются о том, что это имя заслуживает к себе уважительного отношения?
Амикошонство в отношении имен, которыми должна гордиться страна, затронуло не только культуру и образование, но и медицину. Кто из москвичей не знает о существовании Склифа. Употребляющие это словечко едва ли догадываются, что за ним замечательный врач-хирург, сумевший, в частности, внедрить в России антисептические средства. Именно энергии, мудрости и гражданской ответственности Николая Васильевича Склифосовского обязаны москвичи созданием сети медицинских клиник на Девичьем Поле.
«Экономия усилий», как кажется, вообще не знает границ. И вот уже одна бойкая журналистка, видимо, искренне озабоченная судьбой деревянной церкви Преображения в Кижах, постоянно называет ее Преображенкой. Вот уж поистине, как сказал поэт, они «не ведают святыни». Подтягиваются и политики. Вопрос на засыпку. Что могло бы стоять за аббревиатурой ВОСР? Ответ – «Великая Октябрьская социалистическая революция». Сейчас мы избавлены от такого сложносокращенного слова из-за безрадостной оценки событий октября 1917 года в России. А вот когда эти события оценивались только с восторгом, то сокращенное название могло ассоциироваться для его «изобретателя» разве что с перспективами ГУЛАГа.
Зато теперь мы получили ВОВ! О священном, трагическом и славном периоде отечественной истории без всякого даже намека на его грандиозность (Великая), судьбоносность для всей Родины (Отечественная), но лишь протокольно и сухо. Причем не только в справке для получения льгот на проезд или оплату услуг ЖКХ (сокращение последнего слова вполне уместно). О другой Отечественной войне – 1812 года за 200 лет, к счастью, кажется, ничего подобного не придумали.
Язык – это привилегия всех, кто им пользуется. Глупо и бесперспективно становиться поперек всеохватным тенденциям. Хотя, как кажется, задуматься о них стоит. Желая противостоять неуважению к выдающимся феноменам отечественной истории и культуры, людям, событиям, артефактам.
А между тем события в России 19–21 августа 1991 года остаются до сих пор безымянными. Не считать же их достойным именованием подавление путча. 20 лет без имени – это и слишком долго, и симптоматично. Вспомним, сколько было сделано за 20 лет большевиками для мифологизации «окаянных дней» октября 1917 года. Или мы просто разучились уважать прошлое и можем только пренебрежительно низводить его до собственных бытовых привычек?
Не пойман, но вор
Широко распространившееся в русском языке словосочетание вор в законе может показаться бессмысленным. Ведь по юридическим законам вор должен сидеть в тюрьме. Однако в уголовном мире тоже существуют законы. Но они не совпадают с теми, которые записаны в Уголовном кодексе. И вор в законе, как пишет в своем «Толковом словаре русского языка» академик Н.Ю. Шведова, «в среде уголовных преступников: вор-рецидивист, принятый на специальной сходке в привилегированное сообщество, объединяющее главарей воровского мира». Различие между юридическими законами и законами, фактически действующими в различных коллективах людей, порождает непонимание в человеческом общении.
Презумпция юридической невиновности прекрасно отражена в русской пословице «Не пойман – не вор». Да и сами юридические законы, насколько можно судить по русским пословицам, для наших соотечественников не слишком авторитетны: «Закон, что дышло – куда повернул, туда и вышло»; «Зачем законы, если судьи знакомы»; «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Иными словами, получается, что судить о человеке, вор он или не вор, по судебным приговорам не следует.
Это, однако, не означает, что в сознании говорящих по-русски царит постмодернистская относительность, вовсе лишенная опоры на понятие справедливости. Дело в том, что такая оценка связывается не столько с государственным судом, сколько с Богом, который правду видит, да не скоро скажет. И с мнением других людей. А согласно тому же словарю Н.Ю. Шведовой и «Толковому словарю иноязычных слов» Л.П. Крысина, «приобретенная кем/чем-нибудь общественная оценка, создавшееся общее мнение о качествах, достоинствах и недостатках кого/чего-нибудь» называется по-русски словом репутация.
Репутация есть у изданий – на ее основании мы доверяем или не доверяем их сообщениям. У гостиниц и ресторанов, университетов и банков – и именно их репутация в значительной степени определяет готовность или неготовность людей в эти заведения обращаться. И коллеги по университету отлично знают, кто берет взятки, а кто – нет, кто неравнодушен к студенткам, а кто считает это неприличным, кто, наконец, следит за научной литературой, а кто уже десятки лет ничего не читает… Отливаясь в то, что называется репутацией, это мнение не на 100 % справедливо. Но в основном обычно верно. Эта нестопроцентная точность категорически не позволяет использовать дурную репутацию для юридических и административных выводов. Однако дурная репутация (в нравственно здоровом обществе!) – основание для того, чтобы ее обладатель стал нерукопожатным или ему было «отказано от дома».
Дурная или хорошая репутация в русской традиции часто закрепляется прозвищами. Еще Николай Васильевич Гоголь писал: «Выражается сильно российский народ, и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором».
