Коллектив авторов - Русский язык и культура речи
а) при переходе к хорошему знакомству возможен переход с вы– на ты-общение. Такой быстрый переход более свойствен молодежи или носителям просторечия;
б) при длительном знакомстве отношения могут не стать дружескими, при этом не происходит перехода с вы– на ты-общение;
в) в некоторых случаях даже при дружеских отношениях сохраняется обращение на вы как знак особого уважения (преимущественно среди людей среднего и старшего поколения, интеллигентов).
а) незнакомый, малознакомый адресат именуется на вы и в официальной, и в неофициальной обстановке;
б) с хорошо знакомым человеком (обиходное общение на ты) в официальной обстановке возможно переключение на вы.
а) если при установившемся общении на ты адресант обратился к адресату на вы (вне официальной обстановки), это может означать изменение взаимоотношений вплоть до ссоры;
б) если незнакомый, малознакомый адресант избирает ты-общение, это может означать, что он или носитель просторечия, или нарочито демонстрирует фамильярность».
Таким образом, Н.И. Формановская[23] называет в своих работах несколько факторов, обусловливающих выбор альтернативного варианта ты-вы-форм обращения. Эти факторы в совокупности образуют сложный комплекс причинно-следственных зависимостей, предопределяющих в нашей речи появление этих форм:
1) степень знакомства собеседников (незнакомый, малознакомый, хорошо знакомый адресат);
2) официальность/неофициальность обстановки общения;
3) характер взаимоотношений коммуникантов (сдержанные, подчеркнуто вежливые, холодные, дружеские и т. д.);
4) равенство или неравенство (по возрасту, служебному положению, ролевой позиции общающихся)[24].
б) Местоимение «мы»
Местоимение 1-го лица множественного числа несет в себе широкий спектр таких прагматических оттенков[25]:
• торжественное «мы», используемое лицами королевского ранга; церемониальное архаическое «мы» царствующих особ. (знаменитое «Мы, Николай Второй…»);
• авторское и ораторское «мы», затушевывающее слишком резкое я и заменяющее его чем-то более общим, расплывчатым; существует два варианта использования авторского мы:
а) «объективизация» авторской позиции в публицистическом и художественном повествованиях (Мы побывали в некоторых из тех мест, которые стали притчей во языцех…; Чего мы только не придумываем в борьбе за квадратные метры в своих квартирах…);
б) «формула скромности» автора, или общепринятый стандарт самовыражения в научной речи, который позволяет «укрыть» себя среди других ученых, на авторитет которых ссылается автор;
в) преподаватель, читающий лекцию, использует мы как средство диалогизации, включая слушателей в процесс рассуждения;
• представительское ритуальное «мы»: Мы рады приветствовать вас…; Мы хотели бы представить продукцию… ;
• «участливая совокупность» в разговорной речи, предполагающая наличие экспрессивно-позитивного, одобрительного отношения говорящего к адресату. Классический пример – мы, употребляемое врачами для выражения милосердия, сочувствия больному: Как мы себя чувствуем? Такое выражение мнимого соучастия стало своеобразной формулой, грамматической идиомой в речи представителей социально-активных профессий (официантов, милиционеров, следователей, продавцов и пр.), которые в силу специфики своего труда должны постоянно апеллировать к адресату с вопросами, предложениями, побуждениями:
Официантка, подойдя к Андрею, спросила ласково, по-свойски:
– Ну, что мы заказываем? (А. Авдеенко. «Над Тиссой»).
Оттенки снисходительности, иронии или фамильярности, сопровождающие в некоторых случаях обращение к адресату с помощью мы, могут стать преобладающими и могут варьировать от одобрительных до ироничных и даже резко отрицательных. Например, А. Галич, рассказывая о враче, спасшем ему жизнь, противопоставляет серьезную, почти пессимистическую речь своего доктора оптимистическому «мы-обобщению», создавая тем самым эффект обратного, негативного восприятия «докторского мы»:
«– …плохо дело, голубчик, – чрезвычайно спокойно, как-то даже уютно сказала Анна Ивановна, – очень плохо дело!..
Как ни странно, эти ее слова ничуть не взволновали меня.
Анна Ивановна вообще не принадлежала к породе тех врачей-оптимистов, которые, входя в палату, игриво тычут больного пальцем в живот и спрашивают:
– Ну-с, как поживает наш рачок?!
Напротив, еще много дней после первой, а потом и после второй операции Анна Ивановна, осматривая меня или делая мне перевязку, будет сокрушенно покачивать головой и повторять свое: «Плохо дело, очень плохо дело!» (А. Галич «Я вернусь…»).
в) Местоимения 3-го лица (он, она, оно, они)
П.В. Веселов в книге «Аксиомы делового письма» говорит о том, что «официальный речевой этикет предусматривает умение пользоваться местоимением он. Это местоимение, будучи универсальным обозначением для лиц и предметов, сохраняет в себе также и указательное значение. Оно может, таким образом, стать средством обезличивания и фамильярности, поэтому следует соблюдать особую осторожность при пользовании им в служебных документах». Это замечание справедливо не только для служебных документов. Использование местоимения 3-го лица он/она – своеобразное отражение позиций говорящего, отстранение его от активной роли в речевом акте, от позиции говорящего, причем отстранение столь значительное, что в нем разграничение лица и предмета в речевом акте становится неразличимым. Более того, такое поведение говорящего может быть расценено как демонстрация превосходства и даже как намеренное создание коммуникативного дискомфорта для воспринимающего его речь лица. Кроме того, может возникнуть двусмысленность толкования высказывания: Профессор попросил аспиранта прочитать его доклад.
Существует также неопределенно-личное употребление форм 3-го лица множественного числа – обороты типа Вам говорят!.. Кому говорят!.. Их использование снижает степень вежливости и, наоборот, повышает степень категоричности и официальности: говорящий отождествляет себя с группой власть предержащих, тех, кто имеет право указывать, авторитетных членов общества. Мы в таких случаях выполняет сходную функцию:
«– Мы, – сказала она, подчеркивая это «мы» и голосом, и интонацией, и телодвижением, – мы вашу пьесу рекомендовать к постановке не можем! Мы ее не запрещаем, у нас даже и права такого нет – запрещать! – но мы ее не рекомендуем! Рекомендовать ее – это было бы с нашей стороны грубой ошибкой, политической близорукостью» (А. Галич. «Я вернусь…»).
Глагольные формы
Наклонение глагола
а) Форма повелительного наклонения (императива) часто используется в этикетных формулах не в обычном, побуждающем к действию значении, а в значении, ничего не повелевающем адресату: Здравствуйте!.. Прощайте!.. Извините!.. Простите!.. – и в значении почти стертого побуждения: Позвольте поблагодарить вас!.. Разрешите откланяться!.. И те и другие этикетные формулы, ни к чему не побуждая, образуют структуру, обозначающую реальное речевое действие в момент речи. Формы же повелительного наклонения в прямом значении побуждают к действию в ситуации просьбы, совета, предложения, приглашения: Сделайте это, пожалуйста!.. Советую вам пойти немедленно…
б) Форма сослагательного наклонения в стереотипных формулах речевого этикета интересна тем, что не переводит действие в нереальное. Когда мы говорим: Я хотел бы поблагодарить вас! речевое действие благодарности вполне реально совершается и исключает ответную реплику: Ну благодарите, если хотите! (ср.: Я хотел бы сходить в парк. – Ну конечно, сходим, если хочешь.); Я хотел бы попросить…; Я хотел бы извиниться… и т. д. Глагол с частицей бы повышает степень вежливости, снимая излишнюю категоричность (ср. отказ: Я бы с удовольствием, но…), используется в просьбах, выраженных в форме вопроса (Не могли бы вы передать талончик? ).
Перформативные глаголы (действие-речь) обозначают действия, которые можно совершить только с помощью речи. В этих случаях необходимо произнести: Обещаю!.. Приветствую!.. Советую вам… и т. п.
